Джанни Родари - Жил-был дважды барон Ламберто, или Чудеса острова Сан-Джулио
Прощай, Оттавио!
12
Вынужденно проспав два дня и три ночи, раньше других просыпается Дельфина. И не сразу понимает, что проснулась. Ей даже кажется, будто началось какое-то новое сновидение — звучит оркестр, исполняющий триумфальный марш из «Аиды», и не совсем ясно, льются ли в окно солнечные лучи или звуки трубы.
Глаза её открыты, но это ещё ничего не значит — когда мы видим сны, глаза у нас тоже всегда открыты, кроме тех случаев, когда нам снится, что мы их закрыли.
— Ой! Какая жёсткая постель...
Дельфина осматривается и обнаруживает синьору Мерло, лежащую на полу, и голова её под столом. Наконец Дельфина соображает, что и сама тоже лежит на полу, и вскакивает как ужаленная. Бросается к окну и видит, что на озере большой праздник. Подбегает к столу и находит записку, оставленную Ансельмо: «Барон умер... Но виноваты вы... Уволены без предупреждения...»
— Что? Что? Синьора Мерло! Синьора Дзанци!
Шлепки, щипки, холодный душ из графина, крики — и вот наконец разбужены остальные пятеро её товарищей.
— Моя смена? — бормочет синьор Джакомини и сразу же, ещё зевая, принимается за работу:
— Ламберто, Ламберто, Ламберто...
— Стоп! — кричит Дельфина. — Стоп! Незачем больше ламбертарить — мы уволены. Смотрите! Возможно, нас даже обвинят в убийстве. Синьор Армандо, пожалуйста, не засыпайте!
— Который час? — интересуется синьор Армандо.
— Спросите лучше, который день.
Синьор Армандо смотрит на свои часы, показывающие не только время, но также день и месяц.
— Чёрт возьми! Сколько же мы спали? Что случилось, хотел бы я знать?
— Мне кажется, — говорит синьор Бергамини, — я слышу трубы берсальеров. Красивый звук!
— Это марш из «Аиды», — поправляет его Дельфина.
— Я знал когда-то в Тревизо одну синьору, которую звали Аида. Она держала остерию и очень неплохо готовила. Кстати, а вы не проголодались? Что у нас сегодня на обед?
— Синьор Бергамини, вы, видимо, ещё не поняли, что происходит. Честно говоря, я тоже не очень понимаю. Пойдёмте поищем кого-нибудь, кто бы нам объяснил.
Все соглашаются и спускаются в вестибюль, как раз в то время, когда ворота виллы распахиваются и во двор с радостными криками врывается толпа. Тут же полицейские, карабинеры, регулировщики уличного движения...
— О небо! — пугается синьора Мерло. — Неужели нас хотят арестовать?
— Не произнесу ни звука, пока не прибудет мой адвокат, — заявляет синьор Джакомини.
— А я, — объявляет синьора Дзанци, — ничего не знаю! Я спала.
— А мы что, не спали?
— Не знаю. Когда я сплю, я не смотрю по сторонам и не вижу, что делают другие.
Но вот и синьор Ансельмо. Он устремляется к Дельфине и обнимает её, больно задевая зонтом.
— Дорогая, дорогая синьора Дельфина! Это самый прекрасный день в моей жизни!
— А увольнение без предупреждения?
— Считайте, что его не было! Вы все вновь приняты на работу! Больше того, я нисколько не удивлюсь, если барон Ламберто на радостях в честь такого события увеличит вам зарплату.
— Минутку! Но синьор барон... Разве он не умер?
— Он жив! Он жив и здоров, как никогда!
— А эта записка?
— Считайте, что её не было!
— Тогда пойдёмте наверх, — предлагает синьор Бергамини. — Обед готов?
— Нет, подождите, — возражает Дельфина, — я желаю кое в чём разобраться.
— Если хотите видеть синьора барона, то вот и он! — с радостным волнением восклицает Ансельмо.
Сопровождаемый громкими аплодисментами, в вестибюль входит синьор барон. Он улыбается и выглядит свежим, как майское утро.
Шестеро служащих смотрят на него, вытаращив глаза от удивления. Это барон? А куда делся дряхлый старик, похожий на черепаху, с которым они познакомились несколько месяцев назад, когда поступали сюда на службу.
Они хорошо помнят его, этого жалкого синьора, едва шевелившего языком, который, казалось, вот-вот рассыплется. Он сказал им тогда, опираясь на палки с позолоченными набалдашниками и устремив на них свои крохотные глазки, спрятанные за тяжёлыми веками:
— Прошу вас... Моё имя следует произносить очень чётко... Без особого нажима... Не слишком громко, но и не шёпотом... Не растягивая... Каждый слог должен звучать отчётливо. Попробуем. Сначала все вместе, затем по очереди... Готовы? Начали... Ламберто, Ламберто, Ламберто...
— Как он помолодел, — замечает синьора Дзанци.
— Совсем другой человек! — добавляет синьор Армандо.
Дельфина становится ещё мрачнее. Она не улыбается, даже когда синьор барон с поклоном целует ей руку и сообщает:
— А знаете, вы очень похорошели!
— Мне кажется, — строго замечает Дельфина, — что сейчас вам следует кое-что объяснить нам, а не делать комплименты. Ведь нас обвиняют в вашей смерти.
— Это была временная смерть, — улыбается барон. — Ничего серьёзного!
— Рада за вас, — говорит Дельфина. — Но, видимо, пора сказать нам то, что вы не сказали в своё время.
— Вы слишком многого желаете, — вздыхает барон. — А если я удвою вам зарплату?
Синьора Мерло открывает было рот, чтобы с волнением поблагодарить, но Дельфина опережает её:
— Мы хотим знать смысл нашей работы. Для чего она? Какой в ней толк? Какое отношение она имеет к вашей жизни и к вашей смерти?
Барон снова вздыхает. Синьор Ансельмо, шокированный поведением Дельфины, готов вмешаться, но барон возражает:
— Милый Ансельмо,— говорит он, — синьора Дельфина права. Она не только хороша собой, но ещё и умна. Мне хотелось бы только знать, согласны ли с нею остальные?
Остальные опускают глаза, вздыхают. Они не знают, что сказать. Но в то же время не хотели бы перечить Дельфине.
— Ладно, — соглашается барон. — Сейчас всё объясню.
Но тут во двор входят двадцать четыре генеральных директора банка, за ними следуют их двадцать четыре секретаря с портфелями. Они двигаются колонной по трое, военным шагом. Они твёрдо намерены поближе рассмотреть барона.
Толпа расступается, пропуская их. Войдя в вестибюль, они окружают барона. Генеральный директор банка Ламберто в Сингапуре, старший по возрасту, берёт слово:
— Синьор, мы можем остаться с вами наедине?
Барон с удивлением разглядывает гостей. Похоже, они не очень довольны его воскрешением. Почему бы?
— Ансельмо, — обращается он к слуге, — проводи синьору Дельфину и её друзей наверх. Я поднимусь туда через несколько минут. Всем остальным дамам и господам моя сердечная благодарность и до свидания! Как видите, у меня деловое совещание... Ну вот, мы и одни. Нас, следовательно, сорок девять. Кто просит слово?
— Я, — отвечает генеральный директор из Сингапура.
— Прошу.
— Буду краток. Вернее, буду задавать вопросы. Почему это у вас вдруг два уха?
— Мне кажется, я имею на это право. Даже у кошки их два.
— Кому же, в таком случае, принадлежало ухо, которое прислали нам бандиты?
— Мне.
— Тогда, выходит, у вас было три уха, а не два?
— Дело в том, что...
— Покажите ваши руки, пожалуйста, — перебивает его генеральный директор.
Барон показывает руки и сам тоже с любопытством рассматривает их. Ого! На месте ампутированного пальца вырос новый!
— Почему это у вас десять пальцев? — возмущается инквизитор.
— А у вас? У вас самого сколько пальцев? А у вас, господа? А у папы римского сколько?
— Оставьте папу в покое! Вы самозванец!
— Признаю, — улыбаясь, соглашается барон Ламберто, — что всё это несколько странно и необычно.
— И правильно делаете, что признаёте, — снова перебивает его генеральный директор из Сингапура. — Что касается нас, то мы не признаём вас бароном Ламберто, владельцем и президентом банков, которые представляем.
— А кто же я, по-вашему, такой?
— Это ваше дело, уважаемый синьор. Ваши документы нас не интересуют. А за исчезновение барона Ламберто ответите полиции.
— Очень хорошо сказано! — хором подтверждают остальные двадцать три генеральных директора.
Двадцать четыре секретаря спешат зафиксировать и это важное замечание.
Барон Ламберто улыбается. Не шутке и не угрозе передать его полиции. Ему пришла в голову другая мысль.
Она-то и заставляет его улыбаться.
— Господа, — говорит он, быстро вставая и направляясь к лестнице. — Будьте добры, подождите здесь минутку. Я забыл сделать одну очень важную вещь. А мажордом тем временем предложит вам какой-нибудь прохладительный напиток.
— Но что вы затеяли?
— Куда вы? Идите сюда!
— Задержите самозванца!
Двадцать четыре плюс двадцать четыре взволнованных синьора с криком бросаются вслед за бароном Ламберто, который, перескакивая через три ступени, мчится наверх, распахивает двери мансарды, влетает в комнату, где его ждут шестеро служащих, и сходу заявляет:
— Синьорина Дельфина, выходите за меня замуж!
