Рудо Мориц - Его большой день
— А что со мной может быть, мама?.. — сказал он неуверенно.
— Ну, ну… — ответила мать. — Давай выкладывай, что тебя мучит!
— Мама! — Он посмотрел по сторонам, не слышит ли Зузка. Убедившись, что в кухне никого нет, сказал: — Мама, там у дороги лежит раненый.
— Кто? Раненый? — так и охнула мать.
— Раненый… Высунул из кустов руку и схватил меня за ногу. Велел сказать отцу, что он там. А через тряпку на ноге у него сочилась кровь.
Мать бессильно опустила руки. В глазах застыл ужас. И, сев на скамью, она переспросила:
— Ты говоришь, он ранен?
— Своими главами видел, — подтвердил Йожо.
— Кто бы это мог быть? Впрочем, отец сам разберется. Только вот до вечера еще далеко, а… у него кровь течет.
Двери отворились, и в кухню вошла Зузанка. Мать поднялась и медленно, с трудом переставляя ноги, пошла к плите.
— Придет отец, расскажешь ему.
В кухне воцарилась тишина. Йожо достал географию и стал учить уроки. Но напрасно. География не лезла в голову; незнакомец, ожидавший в кустах темноты, не давал ему покоя.
Таинственная «шестерка»
Йожо сидел на постели, потому что уснуть не мог. Он думал о незнакомце, о его раненой ноге.
Как только отец пришел домой, он все ему рассказал. Отец сидел как на иголках. С трудом дождался, пока он договорит. Потом встал и выбежал из дому. Посмотрев ему вслед через открытую дверь, Йожо увидел в сгущающихся сумерках, как он торопится в сторону Буковинки.
Прошел добрый час. Отец вернулся и сказал матери:
— Он голоден. Дай ему мой ужин… И теплой воды.
Мать молча все приготовила. Отец тут же унес. Куда, Йожо не разглядел: на дворе было уже темно, как в погребе. И теперь, сидя на постели, Йожко думал обо всем этом, стараясь понять, что произошло. Необычайное происшествие захватило его целиком. Неизвестный с перевязанной ногой. И все вокруг него загадочно. Откуда он? Кто его послал?.. Йожо разволновался. В голове у него вертелись вопросы, ответа на которые не было…
В кухне хлопнула дверь. Пришел отец. Йожо слышал его тяжелые шаги, слышал скрип скамейки, на которую он сел.
До мальчика донесся приглушенный вопрос матери:
— Ну как, опасно?
Йожо притаился, стараясь не пропустить ни слова.
— Да нет, — сказал отец. — Кость цела. Через пару дней все будет в порядке.
— А откуда он?
— Сбросили на парашюте. Украинец.
— Останется или уйдет?.. — спросила мать.
— Останется… У него задание остаться здесь, — ответил отец кратко.
Дверь была закрыта неплотно, и Йожо слышал весь разговор.
Потом мать завела речь о Кароле. От него уже долго не было никаких вестей, и она часто вспоминала об этом. Вот и сейчас запричитала:
— Один только бог знает, где он! Видно, лежит зарытый в далекой земле. Ой, сын мой, сын мой… И свечку над ним некому будет поставить.
— Ну, успокойся, Ветка, — говорил Хорват жене. — Не такой уж он слабой закваски… Не хотел служить черту, вот и перебежал, видать, на другую сторону. Много наших солдат туда перебегает. Я уверен, что и Карол так сделал.
Йожо напрягал слух, но временами слышно было плохо. Он уже знал, что другая сторона, куда, по словам отца, перебежал брат, это русская армия. И понимал, что все надо связывать с тайными встречами во «Взрыве», в том числе и появление человека с простреленной ногой. Значит, он украинец, потому его трудно понимать! Итак, когда он сопоставил все события, ему стала яснее их взаимосвязь.
В кухне послышались отцовские шаги. Они приближались к дверям комнаты и все громче раздавались в ушах Йожо.
— Йожо! — позвал отец.
— Что? — отозвался мальчик.
Хорват закрыл дверь, подошел к кровати и сел на край постели.
— Йожо, о том, с кем ты сегодня встретился, нельзя рассказывать никому! Считай, что этот человек не существует, понимаешь?
— Понимаю, папа, — ответил мальчик, и мороз пробежал у него по спине.
— Обещай держать язык за зубами!
— Обещаю, папа.
У Йожо дыхание перехватило — такой это был особенный момент.
Сильная мозолистая рука крепко сжала руку мальчика. И даже когда пожатие ослабело, отец оставил руку сына в своей. Он продолжал:
— И не ищи его. А главное, не ходи без моего разрешения в «шестерку»… Да и ребят перестань сюда водить. Играй с ними лучше на кирпичном.
Последнее распоряжение отца было для Йожо самым трудным. Габо с Верой часто наведывались во «Взрыв». Здесь был их мир. Здесь у них были только их тайные места.
Но Йожо понял, почему отец взял с него такое обещание. Этот человек… Этот человек пришел сюда бороться против немцев, фашистов!
И он кивнул в знак согласия.
С тех пор во «Взрыве» словно бы что-то переменилось. Какая-то таинственная тишина опустилась на эти недостроенные стены. И мама меньше разговаривала, а отец вообще стал молчаливым. Возвращаясь с завода, он наспех ужинал и тут же шел в «шестерку». Под мышкой всегда нес завернутую в бумагу еду. Мать все заранее приготавливала и клала на стол возле тарелки отца.
Только жизнь маленькой Зузанки никак не изменилась. Она играла со своей тряпичной куклой, глаза, нос и рот у которой были нарисованы чернильным карандашом. Переодевала ее по десять раз в день или пекла ей пирожки из песка и даже не догадывалась, что вокруг нее делается.
«Шестерка» не давала Йожо покоя. Правда, ее жителя он не видел. Только один раз заметил, как тот вышел из проема, служившего входом, и потянулся. Йожо как раз на минутку отвязал Грома, теперь всегда сидевшего на цепи. Увидев незнакомца, он крикнул псу:
— Гром, ко мне!
Тогда и житель «шестерки» заметил мальчика. Кивнул ему, быстро повернулся и вошел внутрь.
«Значит, нога у него уже не болит, раз он может так проворно двигаться», — подумал мальчик и обрадовался.
Обещание, данное отцу, Йожо держал с трудом. Он сгорал от любопытства и многое отдал бы за то, чтобы заглянуть в «шестерку». Ничего больше, только заглянуть, увидеть, что там делает неизвестный. Но запрет отца, а главное, собственное обещание удерживали его. И когда искушение становилось невыносимым, он обходил «шестерку», делая большой крюк и стараясь даже не смотреть в ту сторону. А если чувствовал, что его тянет как магнитом и он не в силах с этим совладать, со всех ног бежал вдоль Буковинки на кирпичный завод, к Габо и Верке.
Однажды, когда искушение одолевало его особенно сильно, он убежал из «Взрыва». Он бежал мимо орешника и кустов шиповника, не останавливаясь, пока не оказался у низкого домика за кирпичным заводом. Это был его прежний родной дом. Но вспоминал он о нем с горечью. Дом всегда напоминал ему о слезах матери, когда им пришлось отсюда переселяться.
Йожо не стал входить в дом. Он просвистел условный сигнал — три длинных и три коротких свистка — под окном Ганзелика и стал ждать.
Габриель выбежав на свист.
— Вот хорошо, что пришел, — приветствовал он Йожо, — а то пришлось бы бежать к тебе. — Габо наклонился к нему и зашептал: — Пошли, новость расскажу — умрешь…
— А Вера?..
— Нужна она нам… Баба есть баба… Язык у нее длинный.
Они зашли в узкую щель между последней сушильней и забором. Уселись в высокий бурьян, где пахло ромашкой.
— Ну говори, — сгорал от нетерпения Йожо. — Скорей!
— Слушай внимательно… Жандармы нашли на Остром два парашюта. Такие красивые, белые-белые… А как шуршали!
— Врешь! — Йожо разинул рот от удивления. И сразу вспомнил того, из «шестерки».
Может быть, как раз он спустился на одном из этих парашютов, кто знает. Он едва не проговорился.
— Не может быть?! — усомнился он вслух.
— Стал бы я говорить! Когда я тебя обманывал? — покраснел Габо. А потом начал подзадоривать приятеля: — Ты видел когда-нибудь парашют? — Его кошачьи глаза под русой челкой ликующе засверкали.
— Нет, не видел, — признался Йожо.
— Жаль, что ты раньше не пришел. Жандармы их унесли… Я своими глазами видел, даже стропы держал в руках.
— И тебя не прогнали? — удивился Йожо, вспомнив, как во время какой-то аварии на шоссе жандармы разгоняли людей. Он даже позавидовал приятелю.
— Маленький я, что ли, — запротестовал Габо. — Хотели, да я не дался. Прогнали с одного места, я побежал на другое. Решил: пока все не увижу, не уйду.
— Их что, на завод понесли?
— Да… — кивнул Габо. — Людей сразу набежало, все работу бросили. И представь себе, одна женщина сказала громко: «Если бы их было штук сто!»
— Правда?.. Так и сказала?
— Честное слово… А управляющий сразу позвонил в контору, чтобы ее уволили. И ей пришлось уйти домой. А он кричал ей вслед на весь двор: «Немцам на вас донесу!»
— Вот негодяй! — сжал кулаки Йожо. — Видишь, кому пятки лижет! — И вдруг заторопился домой: — Дров надо для мамы наколоть.
