Берли Доэрти - Дети улиц
«Жаль, что я не Снайп», – думал он иногда, когда Ник гладил собаку по голове и скармливал ей из карманов лакомые кусочки.
Раз или два, когда они приставали к «Королеве Севера», Ник кивком головы велел Джиму следовать за ним на борт. Джим с любопытством оглядывался по сторонам в поисках Джоша, но так его больше и не увидел.
– Он нашел работу на берегу, – сказал ему один из моряков. – Хотел почаще видеть семью. Сказал, что встретил маленького мальчика, который заставил его затосковать по дому.
Джиму не нравилась компания грубых мужчин, Джош был лучше. Голоса у них были громкими и хвастливыми, но это было хоть какое-то разнообразие по сравнению с угрюмой и молчаливой компанией в лице Грязного Ника. Да и, поднимаясь на борт, он был уверен, что его покормят. Но больше он не думал о том, чтобы спрятаться на палубе и уплыть с ними. Если бы он поступил так, моряки нашли бы его и вернули Нику, в этом мальчик был уверен. Бежать было некуда.
Но однажды ночью Джим попытался сбежать. Он прожил с Ником почти год, прежде чем представился такой шанс.
Внезапно поднялся шторм, настолько сильный, что они направились прямо к берегу, вместо того чтобы вернуться обратно на верфь. Река грохотала, словно чудовище без костей, швыряя «Лили» так, как будто она была сделана из спичек. Джим отполз в сторону, напуганный и обессилевший, но как только они пришвартовались к берегу, он сразу же почувствовал себя лучше. Ник и Снайп снова улеглись и уснули.
Джим услышал звуки колоколов. Несмотря на пелену дождя, он видел вдалеке деревню и церковную колокольню. Мальчик решил, что можно побежать туда в поисках убежища. Шторм шумит так, что Ник и Снайп, скорее всего, даже не услышат, что он ушел.
«Давай, братишка! – потребовал голос у него в голове. – Ты можешь сделать это! Ты можешь!»
Джим соскользнул на комингс. Тот был мокрым от дождя. Мальчик перенес одну ногу через край, затем другую, и в тот самый миг, когда он собрался перенести всего себя на другую сторону и прыгнуть, он зацепился рукой за весло, которое было прикреплено поперек лодки. Оно соскользнуло с грохотом. Снайп тут же навострил уши. И шторм тут же взорвался непривычными звуками: лаем собаки, криками мужчины и плачем мальчика, которому было больно.
– Ты подумал, что можно попытаться сбежать, да? – рявкал Ник. Он схватил Джима за шиворот и швырнул его в трюм «Лили», прямо на угли. – В следующий раз будешь знать! – И он закрыл люк досками.
Джим лежал в темноте, баюкая ногу в том месте, где в него вцепился зубами Снайп. Она была горячей и мокрой от крови. Такой боли он никогда прежде не испытывал.
17
Чудовище плачет
Несколько дней Джим пролежал в трюме, чувствуя себя слишком слабым, чтобы хотя бы пошевельнуться. Нога болела так сильно, что мальчик думал, что никогда больше не сможет ходить. Ник работал рядом с ним, наблюдая и хмурясь.
– Вставай, чего лежишь! Вставай! – закричал он на него однажды. – У меня для тебя кое-что есть, но только если встанешь.
Джим заставил себя подняться, слишком опасаясь того, что может случиться, если он не проявит желания работать. Ник наблюдал за ним, посвистывая.
– А теперь иди сюда.
Джим, прихрамывая, подошел к нему, довольный собой, что смог сделать это, не показав Нику, насколько болезненно для него каждое движение. Но только он подошел, как Ник наклонил голову Джима и обвязал шею веревкой. Другой ее конец он закрепил к крюку на палубе.
– Ну вот ты и попался, птенчик мой! – захихикал он. – Теперь не улетишь!
Джим отвернулся и ничего не сказал.
«Я тебе отомщу, – подумал он. – Когда-нибудь, Ник, ты пожалеешь, что сделал это со мной».
Однажды летним утром Джим, прихрамывая, шел со двора склада Кокерилла с полным до краев ведром воды. В те дни Снайпу не было нужды даже ходить за ним к насосу во дворе и обратно. Он просто сидел у ворот, наблюдая за мальчиком, высунув язык и навострив уши. Даже если бы Джим сумел развязать веревку, он все равно не убежал бы от Снайпа. Прошел не один месяц, прежде чем зажили шрамы на ноге, и тем не менее он не мог ее слишком нагружать.
Подняв ведро на борт, он принялся варить кашу, как обычно бывало по утрам, когда они стояли пришвартованные у склада Кокерилла. Ник в это время забрасывал уголь в корзину. Когда каша была готова, Джим постучал по кастрюле деревянной ложкой. С Ником он не разговаривал. Ник крикнул Белолицему, чтобы он поднимал корзину. Та со скрипом проехала мимо Джима, и тут он заметил, насколько перетерлась веревка. Пряди были туго натянуты и распрямились, они уже не были скручены в косу; и как раз в тот момент, когда он обратил на это внимание, несколько нитей начали рваться. Джим встал, наблюдая за происходящим. Волосы на голове зашевелились, а сердце быстро заколотилось, исполняя танец предупреждения об опасности.
Ник медленно выбирался из трюма. Высоко над его согнутой спиной начала крениться корзина.
И тут Джим крикнул:
– Ник!
Ник резко поднял голову, увидел смятение на лице Джима и метнулся в сторону. В этот самый миг веревка порвалась, и весь угол посыпался вниз.
В воздухе повисла давящая тишина. Снайп выл, обнюхивая рассыпавшиеся угли. Белолицый что-то крикнул из своего высокого окна и поспешно побежал вниз по железным ступеням склада, его ботинки грохотали на каждой ступеньке. Джим не двигался с места.
Белолицый пробежал мимо него и остановился, уставившись на груду угля. Побежал назад, встряхнул Джима, возвращая его к жизни.
– Не стой столбом, мальчик. Помоги мне.
Белолицый принялся копать голыми руками, громко стеная. Похолодевший, молчаливый Джим стоял на коленях рядом с ним. Он медленно откладывал в сторону куски угля, выбирая их по одному и складывая у себя за спиной. Он был напуган до глубины души.
– Смотрите! – наконец прошептал он, и Белолицый перестал копать.
Казалось, угли шевелятся в собственном ритме, словно бы начали дышать. Снизу показалась пара почерневших рук, затем лицо человека, часто моргающего от яркого света, и, подобно чудовищу, возникающему из бездны, наружу выбрался Грязный Ник. Он поднялся, отряхиваясь от черной угольной пыли. Снайп бросился к нему. Ник улегся на доски палубы, тяжело дыша и оглядываясь по сторонам, словно не веря своим глазам.
– Я позову врача, – сказал Белолицый. Его трясло.
– Нет, не позовешь, – проворчал Ник. – Я не могу себе позволить доктора. Жить буду.
– И благодарить тебе за это нужно мальчика, – заявил ему Белолицый. Он выбрался обратно на причал и сверил время по карманным часам. – Джим спас тебе жизнь. – И мужчина, стуча ботинками, стал подниматься по ступенькам, громко считая их.
Джим не мог смотреть на Ника. Не потому, что он его боялся. Мальчик понимал, что никогда больше не будет его бояться. Но он не мог выносить звуков, которые тот издавал: негромкое хныканье, какое-то бульканье и рыдания, а когда мальчик все же взглянул на мужчину, то увидел белые следы от слез, бегущих по щекам Ника; они прокладывали путь сквозь угольную пыль и, казалось, были бесконечны.
18
Ты сможешь сделать это, братишка
Наступила осень. Процессию на реке возглавляло корыто, которое тянули шесть гусей. Люди плыли за ним. Все баржи и лихтеры были украшены флагами, цветами и белыми тряпками, трепетавшими, словно перья гуся. Некоторых людей сплавляли по реке в бочках, под громкий смех зрителей. На берегу было полно зрителей, одетых в яркие одежды и светлые плащи, они дули в охотничьи рога и били в барабаны. Семья попрошаек пела гимны, и тонкие голоса детей были похожи на птичьи.
В этой процессии шахтеров шла и «Лили», освобожденная от работы на один день. Ник и его приятели что-то кричали друг другу и пели песни.
Среди наблюдавших за зрелищем людей стояло несколько раскрашенных повозок. На них стояли два клоуна с грустными лицами, они держали в руках знамена – зеленое и малиновое.
– «Лучший цирк Джаглини», – прочел вслух Ник.
«Что такое цирк?» – хотелось спросить Джиму, но он промолчал.
Из повозки вышла семья хозяина цирка, чтобы понаблюдать за происходящим. У мужчины и женщины на руках было по ребенку, а старшие дети танцевали вокруг. Мальчик возраста Джима сделал стойку на руках и помахал ногами проплывающим мимо баржам. Джим помахал рукой в ответ, мальчик встал на ноги, помахал рукой и снова перевернулся с ног на голову.
«Видишь, Джим, – произнес голос у него в голове. – еще один братишка. Их полно, верно?»
Некоторое время, пока процессия проплывала мимо, цирковой мальчик бежал вдоль борта «Лили», размахивая руками.
– Приходите в цирк! Приходите в цирк! – кричал он.
Джим сложил ладони рупором и поднес их ко рту:
– Обязательно! Я обязательно приду!
Они приближались к другой деревне. Джим поднялся на цыпочки, пытаясь не терять мальчика из виду. Он слышал, как играет цирковой оркестр, как грохочут барабаны, гудят трубы и тромбоны; ему казалось, что он все еще слышит голос мальчика.
