Владимир Добряков - Король живет в интернате
Андрей с грустью смотрел на цветную фотографию Евгении Константиновны, на овальное зеркало, в которое она так любит глядеться, на безделушки, на флаконы с духами… Улыбнувшись, он растроганно проговорил:
— Не бойтесь, бабушка, все будет хорошо.
— Ох, ох, — вздохнула она. — Добро, кабы так-то… Вот не знаю, — оживилась она, ума не приложу, чего на обед им сготовить к приезду? Суп она любит или борщ?
Андрей тоже не знал этого.
— Вы цветы поставьте в вазу. У нее всегда цветы стояли…
Посидев еще с минуту, он простился. Журнал унес с собой.
Андрей спустился вниз, на улицу, и в нерешительности остановился. Дружков, что ли, проведать? Он поежился — было ветрено, прохладно. На проволоке поскрипывала лампа. Она раскачивалась на ветру, и желтоватый блин света от нее шарахался по кустам и деревьям, мотался из стороны в сторону. Где-то далеко-далеко натужно пыхтел паровоз — тащил на подъем товарняк. Андрей вернулся домой.
Странно, видел и не позвал…
Утром и горн не, тревожил, и будильник не звонил, но проснулся Андрей ровно в семь часов. Всего на минутку проснулся. С радостью подумал, что он дома, что не надо вставать и бежать на зарядку, не надо мести и натирать паркет в коридоре. Ничего не надо. Тихо, покойно дома. Посапывает во сне Нинка. Привычно, с легким шорохом, будто задевая какую-то пружинку, тикают на стене ходики — не спеша отсчитывают секунды. Андрей уснул.
Когда он снова открыл глаза, было около девяти часов. Мать, бесшумно ступая в войлочных туфлях, гладила белье. Пока Андрей одевался, умывался — на столе, вместо одеяла, на котором гладила мать, уже появилась кастрюля с ароматным кофе, фырчала на сковороде его любимая яичница-глазунья.
После завтрака Ирина Федоровна спросила, не хочет ли он пойти в кино. Нинка запрыгала от радости:
— И я хочу!
Смотрели старый-престарый фильм «Красные дьяволята». В нем люди даже не говорят, а только раскрывают рты. Наклонясь к Нинке, Андрей читал ей надписи на экране, страшно волновался, когда трое отчаянных храбрецов попадали в безвыходное положение, хохотал до слез над их смелыми проделками. Но как только вышли из зала — он вдруг без всякой причины вспомнил Сеньку, и настроение у него испортилось.
Не заходя домой, решил навестить дружков. Одного не застал. Другой пилил в подвале с отцом дрова. Настоящего разговора не получилось. «Здорово!» — «Здорово!» — «Как живешь?» — «Ничего». — «А ты как?» — «И я ничего».
Постоял Андрей да и пошел, пообещал зайти позже.
Но позже идти не захотелось. Для чего?
Вот если бы Зубея увидеть — другое дело. Что же все-таки это за тайна с марками?
Пообедав, он отправился на улицу — посмотреть братишку Зубея. И действительно, в углу двора, за акациями, разыскал его. Чем-то занятый, угрюмо склонив здоровенную, как тыква, голову, Васек сидел на лавочке. Подойдя ближе, Андрей увидел, что он держит двумя пальцами черного жука и не спеша, одну за другой, выламывает ему ножки.
— Брось! Ему же больно.
— Ну и что? — равнодушно отозвался Васек. Закончив изуверскую пытку, он положил жука на землю. Жук дрогнул и тяжело потащился по кругу. — Во, какой! — точно гордясь, обрадовался Васек. — Одну ногу оставил, а все равно ползет.
«От Зубея, что ли, набрался? — подумал Андрей. — Никакой жалости».
Андрей хотел повернуться и уйти, но, вспомнив о марках, спросил:
— Зубей дома?
— Ушел.
— Не знаешь куда?
Васек пожал острыми плечиками. Потом подумал и сказал:
— А он тебя сегодня в окошко видел. Ты с сестрой куда-то шел.
— И что сказал?
— А ничего.
«Странно», — удивился Андрей.
Часов до шести вечера он валялся с книжкой на диване, затем рассматривал альбом с марками. «Странно, видел и не позвал…»
Незадолго до того, когда наступила пора возвращаться в интернат, Андрей вспомнил о наказе Раисы Павловны — постричься. Он подошел к зеркалу, висевшему над умывальником, прикрыл рукой каштановые волосы. Лицо сделалось будто шире, уши встали торчком. Эх, жалко обрезать волосы! И если оставить короткий чубик, то назад его не зачешешь и, может, от этого Андрей будет больше похож на того злосчастного «инструктора спорта»?
«А ну ее! — с неприязненным чувством подумал он о Раисе Павловне. — Не буду стричься!»
Сто «почему?»
Эти «почему» начались с первой минуты. Не успел головы поднять от подушки, а Раиса Павловна — тут как тут.
— Почему же ты, Королев, не постригся? Я ведь предупреждала…
Пришлось краснеть на глазах всей спальни, делать виноватое лицо, выдумывать и врать, будто не успел постричься, в парикмахерской была большая очередь.
Умывшись, Андрей направился было вместе со всеми завтракать, но тут к нему Дима Расторгуев — со своим «почему».
— А почему сейчас идешь в столовую? Вы же с Шашаевым дежурные по спальне. А мы договорились: сначала уборка, потом завтрак.
— Э, так не пойдет! — запротестовал Митяй.
— Не бойся, — сказал Дима, — твоей порции никто не заберет. А уборку нужно закончить пораньше, до санитарной комиссии.
— Ага! Вы, значит, кисельки будете распивать, а мы — работать! — Митяй скорчил такую идиотскую рожу, что смотреть было противно.
— Хватит ныть! — оборвал Андрей. — Несчастный! С голоду умрешь!
Он оглядел спальню — кровати заправлены, ковровая дорожка лежит прямо. Чего еще нужно? Сейчас подметут, проветрят комнату — и порядок! Пусть попробуют придраться!
Наивный человек! Как мало знал он председателя санитарной комиссии Светлану Пащенко! «Почему» у нее посыпались, как из мешка:
— Почему пыль на подоконнике?
— Почему цветы не политы?
— Почему кровати плохо застелены?
— Почему дорожку не вытрясли?
— Почему под шкафом сор?
Митяй и то смешался под дружным напором этой сотни «почему». Разумеется, он хорохорился: «Какая это пыль? Окна открыли, вот и нанесло. И разве это сор? Подумаешь, нашла бумажку меньше микроба!» Но на его слова никто не обращал внимания. Андрей и не пытался оправдываться. Сконфуженный, стоял посреди спальни и только с удивлением смотрел на Светлану.
— Девочки, — распорядилась Светлана, — посмотрите-ка в тумбочках… А твоя где? — спросила она у Андрея. Он показал. — Проверим. Нет ли здесь лишних вещей… Например, папирос.
Андрей вздрогнул. Что это? Неужели узнала его?
А Светлана, осмотрев тумбочку, обернулась и, глядя прямо в его глаза, насмешливо спросила:
— Где же папиросы? Или бросил курить?
Это было так неожиданно, что Андрей совершенно не нашелся, что сказать.
Не дождавшись ответа, Светлана взмахнула тетрадочкой:
— Пошли, девочки. — В дверях оглянулась: — Двойка, молодые люди. Придется завтра передежурить.
Узнав о случившемся, Дима Расторгуев расстроился:
— Что же это вы, ребята, подвели всех? Только конкурс чистоты объявили, и сразу — двойка.
Митяй прищурил злые глаза:
— Что, уже облюбовал себе местечко у окошечка в самолете?
— А разве ты не хочешь полетать? — спокойно спросил Дима.
— Только это и вижу во сне! — съехидничал Митяй.
Вечером Андрей пошел специально посмотреть на график чистоты — большущий разлинованный лист, на котором выставлялись отметки. В графе их класса во всех трех квадратиках уже стояли отметки за сегодняшний день. Класс — красный квадратик: пятерка. Коридоры — зеленый квадратик: тройка. Спальня — черный: двойка. Да, неважные дела у них. За четыре дня конкурса лишь три пятерки. А теперь еще и двоечка. Андрей почесал затылок. Вон в других классах какая красота. В шестом «А» — сплошь красный цвет. У седьмого «А» хорошо дело идет, у восьмиклассников. Эти могут рассчитывать на призы.
На другое утро, собираясь в столовую, Дима Расторгуев жалобно попросил Андрея: — Вы уж постарайтесь, ребята. И они старались. Вытрясли дорожку, полили цветы, пыль с подоконников вытерли. С ожесточением шуруя щеткой под кроватью, Митяй грозился:
— Пусть только не поставит пятерку! Дух вышибу!
Девчонки рыскали, как ищейки. Куда только не совали нос. В одной из тумбочек обнаружили горсть шелухи от подсолнухов, в другой — арбузные корки. Светлана не поленилась встать на стул, чтобы посмотреть на шкафу. А там, конечно, пыль. Но и это не все. Подняв одеяло на кровати, Светлана грозно сдвинула брови:
— А простыни, считаете, встряхивать не нужно?
Подняла одеяло на второй кровати, на третьей.
— Да вы что пыль в глаза пускаете! Пригладили сверху, подмели и думаете — все? Нет, так дело не пойдет! И вообще, безобразие: здоровые ребята, а убрать за собой не хотите! — Светлана вынула из кармашка белого, накрахмаленного передника карандаш и вывела в своей тетрадке жирную двойку.
— Идемте, девочки! — дернула она головой.
Митяй тигриным прыжком подскочил к двери и загородил выход.
