Константин Иосифов - Охотники за джихами
Костяк не удалось найти — должно быть, его унесло потоком. Но череп выкопали — маленький и вовсе не страшный, а только очень противный.
Пал Палыч осмотрел череп и сказал, что, судя по тому, что лоб не такой высокий и прямой, как у женских черепов, и надбровные дуги и углы лицевых костей выступают грубовато и сильно, череп этот принадлежал мужчине. Швы черепа срослись — свидетельство, что человек был немолодой. Около ушного отверстия в черепе виднелось несмываемое зелёное пятнышко. Скорее всего, на черепе лежала серьга, и она была медной или бронзовой, поэтому-то она и отпечаталась зелёным пятнышком. Значит, этот человек был знаком с медью или даже с бронзой.
— Но ведь серьги — это принадлежность женского туалета. А вы говорите, что это был мужчина, — сказала Зоя Николаевна.
— Серьги носили и первобытные мужчины. Даже в прошлом веке моряки щеголяли серьгой в одном ухе. Чего же ожидать от джиха?
— Прохиндей Джо и теперь ходит с серьгой в ухе. Разве вы не заметили?
Раскопки больше ничего интересного не дали. А жаль. Если бы удалось найти орудия труда, то «биография» пещерного человека стала бы яснее, потому что орудия труда, как слуги, необычайно охотно болтают о своём хозяине.
Но орудий труда в новом гроте не было. Попался, правда, нуклеус — это кремень, от которого человек каменного века откалывал пластинки для своих стрел, топоров и скребков, — но нуклеус был найден не в гроте, а у входа в пещеру и, скорее всего, никакого отношения к черепу не имел.
Зато в гроте оказался череп медведя, и не какого-то там простого медведя, которых так много рядом, в Краснополянском заповеднике, а настоящего пещерного! Много тысяч лет назад человек заглянул в пещеру и попал медведю на закуску. Медведь им полакомился, а соплеменники человека замуровали выход из грота, чтобы медведь не мог выбраться. Так и погиб медведь голодной смертью. А может, дело обстояло ещё проще. Пещерные жители нашли медвежий череп и притащили его к себе домой, чтобы пользоваться им как табуреткой. Впрочем, всё это были предположения Миши и Адгура, высказанные ими друг другу с глаза на глаз, а в последнее время к своим собственным предположениям они и сами стали относиться не очень серьёзно. И вообще, надо рассуждать трезвее. А то ведь часто бывает так — Адгур скажет какую-нибудь ерунду, Миша добавит ещё большую глупость, Адгур подтвердит: «Во-во! Я так и думал!» — присочинит невесть что, а за нам — Миша, а потом — снова Адгур. И они такое накрутят и так одурачат себя, что потом самим совестно. И, конечно, наступает горькое разочарование — выясняется, что человек, которого они принимали за шпиона или расхитителя сокровищ, вовсе не шпион и не расхититель, а самый обыкновенный честный человек, каких тысячи.
Когда ребята, щуря и протирая глаза, выбрались на волю, солнце уже пряталось за гору. Оно посылало ребятам улыбки одну лукавее другой, и эти улыбки яснее всяких слов говорили: «Что ж это вы, хлопцы, спрятались от меня под землю? Я-то старалось, старалось, светило вовсю, а вы сидели где-то в темноте! Ну, ничего! Теперь до утра! Завтра наверстаем упущенное».
Едва спряталось солнце, пришли прохиндеи — усталые, грязные и сердитые. Ни слова не говоря ни друг с другом, ни с остальными, они забрались в кузов машины и расселись по разным углам.
Пока укладывались, наступила темнота, словно кто-то накрыл горы чёрным фотографическим мешком. Темно было так, что, казалось, ткни палкой в эту темноту — дырка останется.
Грузовичок дал сигнал, и два длинных пальца луча воткнулись в темноту. Мохнатые звёзды свисали с неба, готовые сорваться и упасть от собственной тяжести. Светлячки рисовали узор серебряными змейками-ниточками по чёрной ночи. Свет фар выхватывал деревья и белые подорожные столбы, нависал над пропастью. Плакали и смеялись шакалы, гукал сыч. Из лесной чащи выскакивали зайцы и, шевельнув ушами, бросались наутёк по световой дорожке. Свернуть в сторону зайцы не могли, потому что темнота казалась им стеной, через которую не перепрыгнуть никакому, даже самому прыткому зайцу.
Адгур сидел в кузове среди кружковцев, как равный среди равных, и никто у него не спрашивал, почему он, вместо того чтобы отправиться к бабушке есть алычовое варенье, оказался в пещере.
Вместе со всеми в кузове был и Друг. Хотя на этот раз он ничем замечательным себя не проявил и никаких открытий, достойных упоминания, не сделал, вид у него был довольный и гордый, чего никак нельзя было сказать о прохиндеях.
Когда подъезжали к Адлеру, из-за гор высунулась луна. Она сказала: «Я, конечно, понимаю: солнца я заменить вам не в состоянии. К тому же я сегодня худая, ущербная. Но я постараюсь и посвечу как могу, чтобы вам не было скучно». И она запрыгала с горы на гору, с дерева на дерево, стараясь не отстать от Челиты. Так было до поворота на Сухумское шоссе. Здесь же она забежала вперёд и стала звать: «Давайте сюда! Вот куда надо ехать».
Все последующие дни в школе только и было разговоров, что об этой экспедиции. Особенно прославился Адгур. Его стали звать «джихом-разбойником», что ему не очень нравилось. Гроту же, который он открыл, было присвоено название «Грот Адгура». И этим Адгур совсем не тяготился, ибо далеко не каждый может сказать, что в самой настоящей пещере есть самый настоящий грот, носящий его имя.
«Ищи джихов, Друг!»
Солнечный шар неохотно опускался к морю, разбухая и краснея на своём пути. Конечно, больше всего он походил на огромную оранжевую медузу. Впрочем, он также походил и на яичный желток. Вот между ним и морем осталась щёлочка чуть толще человеческого пальца. Щёлочка сузилась так, что через неё, пожалуй, и карандаш не просунешь. Вдруг словно кто-то проткнул желток иголкой снизу: желток вытянулся, вылился в море, проложив золотую дорожку от горизонта до ног ребят. А может, это из медузы-солнца вытекла оранжевая начинка?
Миша, Адгур и Друг сидели на берегу моря. Закат был так красив, что ребята совершенно забыли о горячем споре, который только что вели между собой: можно ли считать Адгура настоящим исследователем или нет. Они молчали.
А солнце всё спускалось и спускалось. Вот над морем осталась только половинка его, потом четвертушка и, наконец, кусочек, ну право же, никак не толще лимонной корочки. И вдруг солнце скрылось целиком, уколов на прощание глаз зелёной точкой-булавочкой. И сейчас же весь мир — горы, море, берег, лица ребят — стал скучным, серым, мёртвым.
И тут Миша вспомнил, что спор-то, ещё не закончен!
— Тоже мне учёный! Решил, что магнитная стрелка будет отклоняться на золото. А того не знает, что она только на железо реагирует.
— Ну и пусть себе реагирует. А только грот открыл я, а не ты!
— Ты же клад искал, а грот нашёл случайно, так что это не считается. Так каждый станет считать себя учёным!
— Ну и что ж, что клад?
— Вот и выходит, что ты не первооткрыватель, а первокладокопатель. На худой конец, спросил бы у Ленки, она бы тебе объяснила, отклоняется ли магнитная стрелка на золото или нет.
Адгур со злостью швырнул камень в море и ответил:
— Ну, а как по-твоему, стрелка на железо реагирует?
— Реагирует. А что?
— А джихи уже знали железо?
— Пал Палыч говорит, что, возможно, знали. На заре железного века железо считалось драгоценным камнем. И из него делали всякие украшения.
— Могли джихи засунуть железки в свой клад, раз они драгоценные?
— Ну, могли, а что?
— А то, что железки и притянули бы стрелку. Поняла твоя учёная голова?
— Ишь ты, какой хитрый… Да только ты это сейчас придумал. А тогда ты рассчитывал, что золото и брильянты притянут стрелку.
— Скажешь тоже — брильянты…
— И вообще, если хочешь знать, ни один порядочный исследователь не станет связываться с кладами. Это мальчишки клады ищут — вроде тебя и Тома Сойера. А археологи обнаруживают захоронения древних монет. Понял?
— Завидуешь, да? — И, хотя Адгур сказал это самым ядовитым и противным тоном, было видно, что доводы Миши задели его за живое.
— Очень мне нужно завидовать. Подумаешь… Так и Дружок мог бы грот открыть.
— Что же не открыл?
— Потому что ты раньше его в пещеру забрался. И открыл бы, если бы не ты.
— Загибаешь!
— А вот и не загибаю! Ты не знаешь моего Друга. Да я его так выдрессирую! Он что хочешь найдёт, не только пещеры. Скажу: «Ищи джихов, Друг!» — и он найдёт. Он у меня знаешь какой умный!
В ответ на эти слова Адгур согнул указательный палец и поднёс его к носу друга, что значило: «Довольно загибать-то. Всё равно никто не поверит».
Миша и сам понимал, что он немного заврался. Известны собаки-разведчики, известны собаки-охотники. Сенбернары, например, спасают людей, замерзающих в горах. Собаки-водолазы — утопающих. А вот слыхал ли кто о собаках-археологах? Нет, не слыхал. Конечно, самое разумное было бы дунуть на согнутый палец Адгура, а потом разогнуть его, что означало бы: «Ну и увлёкся немного! Ну и подзагнул немного. Так что же из этого? А с тобой разве так не бывает?» — и всё бы на этом кончилось. Но Миша не дунул на палец Адгура и не разогнул его. Вместо этого он ответил с вызовом:
