Луиза Олкотт - Под сиренью
Когда заиграла музыка, это стало для Бэна громадным облегчением, поскольку теперь он мог спокойно перебирать ногами, и никто этого не слышал. А когда запели мальчики, он был уверен в том, что все они смотрели на него. Бэн старался очень внимательно слушать, и кое-что было ему интересно. Особенно шестнадцатая глава книги Царств. После Бэн думал уснуть, как сквайр. Но не смог.
Миссис Аллен дала ему ментоловую конфету, и он так быстро ее съел, словно она была очень горячая и у него во рту все горело. Миссис Селия, предчувствуя возможную беду, отвлеклась от своих молитв, которые переносились через океан, — молитв о человеке, которого она очень любила. Она дала Бэну книгу и сказала:
— Почитай, если ты утомился.
Бэн с великим интересом начал читать историю о Давиде и Голиафе. Рассказ и месса закончились одновременно. Пока мальчик слушал заключительную молитву, понял, о чем говорила мисс Селия, — что слова в молитве лишь помогают выразить искренние чувства и состояние души. Прозвучало несколько молитв, которые, казалось, были предназначены именно для него. Мисс Селия заметила новое выражение на лице мальчика.
— Тебе понравилось в церкви? — спросила юная леди по пути домой.
— Очень понравилось!
— Особенно проповедь?
Бэн рассмеялся и сказал:
— Я многое не понял из нее, но рассказ мне пришелся по душе.
— Я рада. Прочтешь еще во время следующей проповеди. Я и не ожидала, что ты все сразу поймешь. Это довольно сложно. Но со временем можно во всем разобраться.
— Да, мэм. Разве Давид был плохим? Хотелось бы еще больше узнать про Иосифа в следующий раз.
Мисс Селия не смогла не улыбнуться. И ей приятно было заметить, что ему понравилась музыка.
— Около четырех часов поднимешься, чтобы собрать Торни, и поедем в рощу. Я повешу там гамаки. Для Торни будет очень хорошо туда съездить. И ты сможешь делать там все, что захочешь.
— Можно будет взять Санчо с собой? Ему не нравится, когда его оставляют.
— Конечно.
Бэн быстро пообедал. Он никому не рассказал о своем разговоре с мисс Селией, так как еще не разобрался, понравилось ли ему в церкви или нет. Миссис Мосс отправилась вздремнуть, Бэб и Бэтти сидели на своей скамейке, занятые чтением воскресных книжек. Даже курочки куда-то запропастились.
— Ужасный день, — подумал Бэн и отправился к себе в комнату. Он перечитывал эти два письма, показавшиеся ему уже давними. Первоначальный шок прошел. Но он все еще не мог в это поверить. И решил не создавать впечатление, будто он несчастнее, чем есть на самом деле. Бэн отложил письма, снял с Санчо траурный бант и позволил себе негромко посвистеть.
— Торни, мне бы хотелось, чтобы ты хорошо себя вел с Бэном. Я должна остаться, так как должны приехать Моррисы. А ты поедешь в рощу и развлечешься.
— Не особо интересное развлечение выходит из разговоров с этим конюхом. Мне жаль его, но я не могу его развлекать, — возразил Торни.
— Ты можешь быть сносным, когда хочешь. Я уже достаточно побыла с Бэном. Завтра он снова примется за работу — он хорошо ее выполняет. Но сегодня нам нужно ему помочь. Он не знает, что с собой делать. Кроме того, это возможность произвести на него незабываемо хорошее впечатление. У нас есть шанс. Мне он нравится. Я уверена, что ему тоже хочется понравиться нам. Наша обязанность — помочь ему. Никто другой этого не сделает.
— Хорошо. Где он? — Торни встал, убежденный сестрой, но мало надеялся на успех своего предприятия с «этим конюхом».
— Ждет тебя со стулом, а Миранда ушла за гамаком. Будь хорошим мальчиком. И я однажды столько же сделаю и для тебя.
— Ты самая лучшая сестра в мире. Я сделаю все, что ты попросишь. — В хорошем расположении духа, Торни направился вниз:
— Поехали, Бэнджамин. Я не знаю дороги, поэтому не могу сказать, куда. Только не дай мне свалиться. Это все, что я хотел сказать.
— Конечно, сэр.
Место было красивое, воздух свежим, и они расстелили коврик на траве вдоль холма.
— В чем дело, Ранда? Не получается? — спросил Торни, увидев, что возникли какие-то проблемы с гамаком.
Женщина не могла закрепить веревку. Бэн вызвался ей помочь.
— Ты можешь идти, Ранда. Принеси мне мои вещи, Бэн. И садись на стул напротив меня. Поговорим, — скомандовал Торни.
«Интересно, что он собирается мне сказать?» — подумал Бэн.
— Сейчас, Бэн, думаю, самое время тебе выучить церковный гимн. Сегодня воскресенье, и я всегда так делал, когда был младше, — начал новый наставник менторским тоном.
— Я выучу, — сказал Бэн и начал свистеть.
— Свистеть в обществе других людей — невежливо, — с достоинством сказал Торни.
— Мисс Селия тоже мне об этом говорила, — ответил Бэн, и усмешка мелькнула в его глазах.
— О, понятно! Она тебе об этом рассказывала? Тогда, если хочешь сделать ей приятно, ты прямо сейчас выучишь гимн. Давай. Она хочет, чтобы я учился вместе с тобой. И я бы хотел этого. Но если ты язвишь, как я могу?
Торни говорил в преувеличенно-сердечной, притупленной манере. На что Бэн ответил:
— Если ты не будешь так кичиться, я не буду язвить. Никто не может, кроме мисс Селии, командовать мной. И я выучу гимн, если она мне скажет.
— Я выучил это, когда мне было шесть лет. Милая вещь. Держи, — сказал Торни, подавая ему книгу с таким выражением лица, как у патриарха, который обращается к ребенку.
Бэн безо всякого интереса взглянул на желтую страницу. Старая манера печати ненадолго привлекла его внимание. И когда он дошел до последних двух строчек одного из гимнов, то никак не мог понять их смысл: «Земля не предоставляет ничего милее, кроме религиозной молодежи».
— Мне кажется, я никогда не смогу это запомнить. У тебя есть какой-нибудь попроще? — спросил он, перелистывая страницы.
— Посмотри сзади и найди включенный стишок. Выучи его. И увидишь, как приятно будет удивлена Селия, когда ты его расскажешь. Она сама написала это стихотворение, будучи еще ребенком, и кто-то напечатал его для других детей. Мне он больше всего нравится.
Польщенный таким хорошим положительным поступком со стороны Торни, Бэн быстро перелистнул страницы и начал читать с великим интересом строки, написанные в детстве мисс Селией:
«Мое царство»Есть царство у меня свое,
где мысли с чувствами живут;
хоть трудно здесь управить все,
я знаю — то нелегкий труд.
И страсть, и непокорство есть,
и с этим я борюсь,
и эгоизм, совсем как сеть,
но с ним я не смирюсь.
Совсем не просто быть собой —
я только лишь пытаюсь
ребенком эту жизнь прожить,
учить саму себя стараюсь,
быть честной, храброй, и всегда
стараться стать добрее,
сиять душой, дарить тепло
всегда, везде, со всеми.
И как мне сердце научить
так сладко петь на самом деле?
Отец Небесный, помоги
мне совладать с любовью.
Она запрятана внутри,
как в замке из средневековья.
Ты научи любить Тебя
так преданно и верно,
мольбы и мысли обрати
к Тебе так откровенно.
Не нужно мне больших наград,
лишь то, что заслужила.
Не нужно мне другого мира,
лишь только тот, что есть во мне.
Прошу, веди и будь со мною,
я буду сильной, я клянусь,
Своею ласковой рукою
покажешь царство наяву.
— Мне нравится! — восторженно сказал Бэн, когда прочел этот небольшой гимн. — Я понимаю все, о чем здесь говорится, и выучу его прямо сейчас. Как ей удалось сочинить такое замечательное стихотворение?!
— Селия все умеет делать! — выразил Торни свое глубокое убеждение в безграничных возможностях сестры.
— Однажды я тоже сочинил стихотворение. Бэб и Бэтти сказали, что оно замечательное, но мне самому не понравилось, — сказал Бэн. Открыв такой талант мисс Селии, он погрузился в размышления.
— Продекламируй свое стихотворение, — скомандовал Торни, как обычно. — К счастью, я сам не пишу, потому что не умею.
Чевалита —
Что за чудо.
Я люблю ее, как брат.
Покататься, то ли дело,
Я на ней всегда бы рад.
Милое она созданье,
Не способное к брыканью,
— закончил Бэн со сдержанной гордостью. Его первая проба в поэзии была результатом вдохновения и искреннего восторга.
