Николай Печерский - Серёжка Покусаев, его жизнь и страдания
Но Коля не согласился:
— Раз десяти рублей не хватит, тогда можно больше найти. Разве, например, нельзя найти целый мешок с деньгами?
— Ого, чего захотел, целый мешок! Жирно будет!
— И ничего не жирно! Как раз хорошо. И коньки купим, и велосипед «Орлёнок».
— Два велосипеда, — поправил Андрей. — Нас же двое!
Когда Коля и Андрей окончательно решили, что денег надо не меньше полного мешка, возник другой вопрос — как его найти. Ведь мешки с деньгами на дороге не валяются.
— А может, и валяются, — подумал вслух Коля. — Случаются же всякие случаи…
Приятели поговорили, подумали, и, поскольку сами ничего путного придумать не могли, решили пойти за советом к своему соседу Петру Савельевичу.
— Он всё знает, — убеждённо сказал Коля. — Поможет нам мешок найти. А в крайнем случае язык у нас не отвалится.
Пётр Савельевич был старинным приятелем Андрея и Коли. Он работал на заводе слесарем и приносил им оттуда разные железки и настоящие гайки с дыркой. И он их всегда внимательно слушал и никогда не смеялся над ними, если они бухнут какую-нибудь чепуху.
И вот Андрей и Коля уже сидят за столом Петра Савельевича с большими красными яблоками в руках.
Пётр Савельевич озабоченно ходит из одного угла комнаты в другой и хмурит свои густые седоватые брови.
Андрей и Коля чувствуют, что тут что-то не так, но что не так и почему у Петра Савельевича такое недовольное лицо, понять пока не могут.
Но вот Пётр Савельевич закончил маршировать и остановился возле Андрея и Коли.
— Значит, целый мешок денег хотите найти? — спросил он.
У Андрея и Коли сразу испортилось настроение. Они даже перестали грызть сочные, сладкие, как мёд, яблоки и смущённо смотрели в сторону.
А Пётр Савельевич стоит возле Андрея и Коли и ждёт ответа.
Андрей старше Коли на четыре месяца, и, значит, отвечать надо ему.
Но отвечать Андрею не хотелось, и он согласен был сейчас на всё, даже на то, чтобы временно стал старше на четыре месяца не он, а Коля.
— Значит, мешок вам нужен? — повторил Пётр Савельевич.
Андрей посмотрел на Колю, который весь съёжился и сделал вид, будто он ничего не слышит, на Петра Савельевича и неуверенно ответил:
— Мы, Пётр Савельевич, хотим найти мешок, если он просто так валяется… а если он не валяется, тогда не надо…
— Ах, вот как? Валяется! Увидели мешок и налетели как пантеры — рви, тащи! А если этот мешок кто-нибудь потерял? Вот я фонарик Колин нашёл, так ведь я отдал, не прикарманил. Отдал я тебе фонарик, Коля?
— Отдали, — согласился Коля. — Только это был мой фонарик, а мы хотим найти ничей мешок.
— Ничьих мешков с деньгами не бывает, — сказал Пётр Савельевич. — Раз он валяется, значит, его кто-нибудь потерял. И скорее всего мешок потерял кассир, а в мешке этом зарплата для всех рабочих. Понятно? Придёт кассир на завод, а его там и спросят: «Где мешок с деньгами, товарищ-гражданин?» Только этого кассира и видели.
— Как — только и видели? — не понял Коля.
— А вот так — посадят в тюрьму, и всё.
Лицо Коли сразу вытянулось. На лбу неизвестно от чего показались капельки пота.
— Но он же не виноват, — упавшим голосом сказал он.
— В том-то и дело, что не виноват… А посадят. Это я тебе точно говорю.
По всему было видно, что Пётр Савельевич говорил правду. Пётр Савельевич никогда никому не лгал.
Андрей и Коля от огорчения даже руки опустили.
Расстроился ещё больше и Пётр Савельевич.
Он снова озабоченно начал мерить комнату тяжёлыми шагами.
Видно, и ему до слез было жаль несчастного кассира.
Тут бы уже Андрею и Коле на попятную пойти, сказать, что пошутили, понарошке про мешок сказали. Но разве Петра Савельевича проведешь? Он так разошёлся, что уже размахивал не одной рукой, а сразу двумя.
— Деньги своими руками надо добывать, — говорил он. — А раз вы нашли и раз вы прикарманили, значит, вы никакие и не пионеры, а самые настоящие жулики. Понимаете, кто вы такие?
Андрей и Коля сидели и со страхом ждали, что же будет дальше — турнет их Пётр Савельевич из комнаты, надаёт по затылку или просто-напросто отправит в милицию.
Как ни крути и как ни верти, а одними разговорами тут не закончится.
Андрей и Коля видели, что Пётр Савельевич был готов сейчас на самые решительные и неожиданные поступки.
Так оно и получилось.
_ — За чужой счёт хотите жить? Капиталистами думаете заделаться? — сурово спросил Пётр Савельевич. — Ну ладно, хорошо!
Пётр Савельевич подошёл к комоду, вынул из ящика кучу денег и бросил их на стол.
— Вот моя зарплата, — сказал он, — а мне ничего не надо. Забирайте!
Пётр Савельевич отвернулся и пошёл на кухню, чтобы не видеть, как Андрей и Коля будут запихивать деньги в карманы.
Андрей и Коля переглянулись и встали.
Стараясь не смотреть на кучу брошенных на стол бумажек, они на цыпочках вышли в коридор.
Долго стояли у дверей Петра Савельевича Андрей и Коля и всё спорили, кто первый придумал про мешок с деньгами. Спорили, да так ни до чего и не доспорили. Видно, стыдно было им признаться, что хотели они найти и припрятать чужой мешок с деньгами.
ПРОЩАЙ, БОРЬКА!
Оленёнок родился ранней весной. Вначале стояли тёплые дни. Вокруг сосен выметалась желтоватая трава. Потом с реки с кратким загадочным названием Ия подул холодный ветер. Сверху повалил мокрый снег. С матерью оленёнка случилась беда. Злая пуля настигла её на поляне. Олениха бежала от смерти сквозь буреломы, но уйти не смогла. Смерть уже сидела у неё в груди корявым куском свинца.
Расставив тонкие узловатые ножки, оленёнок обнюхивал мать. Он ещё ничего не знал на свете и ждал, когда мать подымется и, прижимаясь к нему боком, поведёт навстречу теплу, свету и еде. Снег сыпал на олениху, на её чёрный сухой зрачок. Оленёнок, как все дети, всё ещё ждал и надеялся. Кроме этой надежды, у него больше ничего не оставалось в темной, задернутой косым снегом тайге.
Печальную лесную быль увидели дети лесоруба Ивана Васильевича Тоня и Борька, когда шагали через пеньки к отцу на просеку. Были они совсем малы и ещё не ходили в школу. Они переезжали вместе с родителями с одного места на другое. Беззаботно засыпали и в походной палатке, и в гулком зелёном вагоне, под которым весь день и всю ночь стучали смуглые колёса. Дети рассказали про оленёнка отцу. Иван Васильевич бросил топор и пошёл за малышами. Но оленёнок не дался ему в руки. Он покружил возле матери, покосил глазом на людей и сгинул в лесной чаще.
К вечеру он вернулся. Иван Васильевич взял замёрзающего оленёнка на руки и принёс в большую брезентовую палатку. Жена нацедила в плошку сгущёнки, разбавила теплой водой, помешала пальцем и подсунула оленёнку. Лесной житель не принял еды. Только ночью, когда люди уснули, он окунул губы в молоко и, вздрагивая всем телом от нетерпения и счастья, начал пить.
Оленёнок привык к людям, тёплым рукам, которые давали ему посолённые ломтики хлеба. Назвали его Борькой, потому что нашёл его сын лесоруба Борька вместе со своей сестрой Тоней. Оленёнок быстро рос. На голове взбугрились острые твёрдые рога. Борька полюбил детей, ходил за ними по пятам — и на просеку к отцу, и к речке Ие, и на лесную поляну, где цвели весной багульник и жарки.
Работы на просеке шли к концу. В небо взмахнули решетчатые мачты. В вышине весело пели свои новые песни тугие провода. У каждого своя жизнь и своя судьба. У человека своя, у зверя своя. Лесорубы стали готовиться в путь. Вспомнили тут и про оленёнка.
— В зоопарк его сдать, что ли? — сказала как-то жена Ивана Васильевича.
Лесоруб промолчал. Впрочем, жена и не ждала ответа. Она сама понимала: Борьку не станут везти в город из далекой таёжной глуши. Оленя для зоопарка можно отловить в любом лесу. Даже под Москвой. Лесорубы поразмыслили и решили отпустить Борьку в тайгу. Тоня услышала об этом и сразу в рёв. Борька крепился, потому что был мужчиной.
— Не дам я Борьку, — сказала Тоня отцу.
— Чудачка, ему ж там лучше!
— Нет, не лучше. Тут лучше!
Долго уговаривали Тоню и всё-таки уговорили. Девочка привязала на шею оленёнку красную ленточку и, сдерживая слёзы, сказал:
— Ты, Борька, иди. Там лучше…
Иван Васильевич взял поводок и свёл оленёнка в тайгу, за глубокий глухой овраг. Без него в палатке стало тихо и пусто. Будто ушёл отсюда в безответные дали близкий и добрый друг.
Вечером всё долго ворочались в постели, молчали, не умели высказать вслух мысли, которые теснились у каждого в груди. Тоня всхлипывала в подушку, мешала спать Борьке. Мать пощупала её лоб и положила мокрую тряпку. У девочки поднялся жар. Уснула Тоня в полночь, когда в палатке по-комариному пискнул и смолк репродуктор.
А утром в окошко кто-то постучал. Люди проснулись и увидели острый рог, круглый укоризненный глаз и красную ленточку. Борька не мог жить в тайге один, без людей. К заветному порогу его привели из синей чащи запах жилья и тёплых ладоней, которые давали хлеб с солью.
