Сергей Голицын - Городок сорванцов
— Ну и пускай вызовут! — презрительно пожал плечами узкобровый.
— Пускай вызовут, — поддакнул кто-то из мальчиков.
— Пускай вызовут! — сказал Владимир Викторович, но совершенно иным тоном.
Потом ребята заспорили с начальником городка о распорядке дня. Им хотелось работать в колхозе по шесть часов ежедневно.
Владимир Викторович прокашлялся и терпеливо начал объяснять:
— В восемь тридцать завтрак, в четырнадцать ноль-ноль обед. Наши за это время и поработать успевают и выкупаться. Хотите купаться только раз в день, купайтесь позднее, после полдника, в шестнадцать сорок пять. Учтите, завтрак — полчаса, дорога в поле и обратно да плюс мытье рук и ног — час. Значит, на работу вам останется четыре часа, ни на одну минуту больше.
— Раз в городке всем все можно, значит нам можно работать не по четыре, а по шесть часов, а обед отодвинем. Иначе мы не заработаем на поход, — настаивала высокая девочка в очках.
— А наш второй закон, — напомнил Владимир Викторович. — Еще раз повторяю: опаздывать к обеду можно только на двенадцать секунд. Извольте укладываться с работой в колхозе в этот промежуток времени между завтраком и обедом.
Ребята поняли, что Владимира Викторовича не уговорить, и как будто покорились, но тут же вновь горячо заспорили. Они не хотели делиться на два отряда.
Но Владимир Викторович и тут вышел победителем. Он доказал, что на карауле и на кухне лучше всего дежурить небольшим отрядом — в девять-десять человек; но ведь никто не запрещает вести дружбу с ребятами иных отрядов.
Узкобровый мальчик, Миша Огарев, был выбран командиром десятого отряда, та высокая белокурая девочка в очках, Галя Клейн, — командиром одиннадцатого.
Ребята обоих вновь сформированных отрядов отправились купаться. Это было их первое купанье. Но они не помчались с горы к реке с веселыми криками, а пошли медленно и молча, внимательно разглядывая траву под ногами.
— Позови, пожалуйста, Марью Петровну и Алевтину Алексеевну, — попросил Владимир Викторович пробегавшую мимо девочку.
К нам подошли обе воспитательницы. Владимир Викторович обернулся к ним и выразительно сказал:
— Завтра будьте начеку. Завтра штаб держит серьезный экзамен.
— Южка была просто восхитительна, я хотела ее расцеловать! — воскликнула Марья Петровна.
— Рано еще, Марья Петровна, восторгаться, — тихо сказал Владимир Викторович. — Еще раз предупреждаю: будьте начеку. Возможно, завтра понадобится ваша помощь. Они молчат, и я не знаю, о чем они думают.
ОПАЗДЫВАТЬ НЕЛЬЗЯ!
Сегодня я встал в половине седьмого, чтобы успеть до подъема одеться и умыться.
Когда я вернулся с реки и подошел к палатке штаба, Валера Шейкин, худенький, подтянутый, уже стоял посреди Пионерской улицы с горном в руках. Против него застыла маленькая Тонечка Баташова и уставилась глазами на свои ручные часы.
— Скоро, скоро, секундная стрелка делает последний круг, — нетерпеливо шептала она.
На рукаве ее ковбойки краснела повязка. В первый раз в жизни она была дежурным командиром. Всем своим решительным видом, нахмуренными, чуть заметными бровями, угрожающе растопыренными косичками она стремилась доказать, что будет очень строгим начальником, — только пух полетит от нарушителей дисциплины.
— Подходит стрелка, подходит, — повторяла она, да как крикнет: — Давай!
Валера поднял горн, откинулся и заиграл «подъем».
Солнце выглянуло из-за леса посветило коньки зеленых палаток, белые ромбы номеров и дальний край площади Радости.
И тотчас же палатки на Пионерской и на Туристской улицах зашевелились. Из той, из другой, из третьей
выглянули заспанные лица. Солнце слепило ребячьи глаза, мешало смотреть; еще не совсем проснувшиеся мальчики и девочки жмурились от его ярких лучей и снова прятались в полутьму палаток, будили соседей и выскакивали наружу все в синих трусах, все в голубых майках.
А на проспекте Гагарина палатки стояли неподвижно. -
— Тонечка, побежали их будить, — крикнул я.
— Нельзя, сами должны проснуться.
— Тонечка, милая, да ведь они же не привыкли вставать по горну. Тонечка, они проспят, их накажут.
— Ну и пускай накажут! — недобрая искорка блеснула в серых глазах девочки, полузакрытых мохнатыми ресницами.
— Тонечка, это же не по-пионерски…
Та дернула косичками и, не говоря ни слова, побежала, я — за нею.
В палатках спят ногами к выходу. Туристы хорошо знают, как легче всего разбудить спящего: надо схватить его одной рукой за пятку, другой за носок — раз-два — и давай с силой крутить ногу.
В иных палатках спало трое, в иных — двое. Тонечка принялась выкручивать ногу правого спящего, я — левого. Ну, а среднего соседи потом сами разбудят.
От первого до второго горна было восемь минут. Палаток на проспекте Гагарина стояло тоже восемь. Успеем всех разбудить или не успеем? А у палаток, как нарочно, входы на все петельки застегнуты. На пятой палатке настиг нас горн Валеры. Поздно, поздно будить — Тонечке тоже пора бежать на утреннюю зарядку.
— Мальчишки, девчонки, вставайте же — второй горн! — что есть силы крикнула Галя Клейн.
Побежали, побежали на площадь Радости ребята с улицы Туристской, с улицы Пионерской. А с проспекта Гагарина спешили только две девочки.
— Ого, сколько сегодня будет опоздавших! — насмешливо воскликнул Эдик Шестаков.
Он стоял посреди площади Радости в красной майке и в белых трусах, собираясь проводить утреннюю зарядку. Тонечка, может быть, и пощадила бы кое-кого, но при Эдике это нельзя.
— Раз, два, три, четыре! — хлопая в такт ладонями, считали те, кто первыми прибежал на площадь Радости.
— Девять, де-е-есять, оди-и-и-и-над-ца-а-а-ать!.. — нарочно тянули ребята.
Беда, если кто опоздает! На первый раз — замечание дежурного командира, на второй — выговор, на третий — ух, как страшно! — вызывают на штаб…
— Две-е-е-на-а-а-дца-а-а-ать!
Эти двенадцать секунд вышли очень долгими, но все равно опоздало восемь мальчиков и две девочки старших отрядов.
Началась физкультурная зарядка. Все, в том числе Алевтина Алексеевна в голубом купальнике, Владимир Викторович в коротких штанишках, то бежали по кругу все быстрее и быстрее, то останавливались и по команде Эдика приседали, выгибались, выпрямлялись, снова мчались по кругу.
Меня так и подмывало присоединиться к ним, но где уж мне в своем белом халате да со своей подагрой угнаться за молодостью.
Возле своей палатки стояла Марья Петровна в длинном пестром халате. Не замечая меня, она зевала во весь рот и потягивалась.
Как только зарядка кончилась, Тонечка с вахтенным журналом в руках забегала от одного опоздавшего к другому. Она была чуть не вдвое короче этих рослых семиклассников, но бесстрашно поднимала кверху голову и пищала:
— Объявляю выговор! Объявляю выговор! — И тут же записывала в журнал.
А на линейке она назвала фамилии опоздавших и не очень убедительно — уж оченьголосок у нее был тоненький — потребовала, чтобы больше не опаздывали.
После завтрака Валера Шейкин повел всех на работу в поле.
Я ни разу еще не видел, как наши работают в колхозе, и решил отправиться вместе с ними.
Ребята частенько рассказывали о тете Нюше — колхозном бригадире. Недавно в Звенигородском музее на стенде «Знатные люди нашего района» я видел фотографию этой женщины. В своем добротном темном костюме с орденом Трудового Красного Знамени на груди она выглядела там важной и строгой.
А здесь, посреди широкого, свежевспаханного поля, нас встретила пожилая, сутулая женщина в старой, выцветшей кацавейке, в нелепых, чересчур больших резиновых сапогах.
— Сколько же вас нынче пришло-то! Да батюшки мои! — радостно воскликнула она.
Все у нее улыбалось: морщинистый, обветренный лоб, круглые щеки, морщинки вокруг глаз, щелочки-глаза. И потому она выглядела очень доброй и простодушной.
— А я вам новый участок приготовила, — с мягкой улыбкой объявила она и повела всех поближе к деревне, — будем капусту сажать..
До этого дня ребята пололи кукурузу. Ежедневное выдергивание колючего осота и цепкой лебеды порядком-таки всем надоело, и «потому младшие очень обрадовались перемене.
— Мы просим отвести нам отдельный участок и замерять нашу выработку тоже отдельно, — обратилась Галя Клейн к тете Нюше.
Между бровями бригадирши тотчас же встали две строгие бороздки.
— Ну, уж нет, нам некогда лишние бумажки выдумывать! — отрезала она.
— Я предлагаю делить трудодни пропорционально затраченному времени у вас и у нас и пропорционально количеству работников у вас и у нас, — уверенно сказал «главный путешественник» Саша Вараввинский, подчеркивая умное словцо «пропорционально», — а я берусь вести весь учет.
