Николай Павлов - Рассказы о Вадике и Жене
«Почему же мама ничего мне не сказала?» — тревожно подумала Женя.
За письмо она больше не бралась. Все валилось из рук. Временами хотелось еще раз прочесть телеграмму, но Женя отворачивалась от полки, будто там поджидала опасность.
«Вдруг это кто-то другой? — думала она. — Или мама не видела телеграммы? Но этого не может быть!»
Радость померкла. Ее сменила тревога, вызванная целым потоком вопросов, на которые Женя не могла придумать ответов. Она твердила: «Жив. Он жив!..» И тут же вспоминала странный текст: «Надо обстоятельно поговорить».
Когда пришла Анна Александровна, Женя хотела сразу подойти к ней и попросить прощения за нечаянный проступок. И все выяснить… Но мать была чем-то взволнована, грустна, рассеяна. Женя медлила. Наконец, она все-таки решилась, но в это время постучала бабушка Чудненко:
— Анна Александровна, вас тут спрашивают.
Накинув на: плечи платок, мать вышла. Женя нетерпеливо ждала минут десять. «Нет и нет. Пойду, поищу»; Не найдя мать в коридоре, Женя заскочила на кухню и остановилась в недоумении. У окна сидел мужчина и что-то объяснял ее матери. Женя расслышала лишь обрывок фразы:
— У нас дороги разошлись в разные стороны…
Смысл не сразу дошел до сознания Жени. Она смотрела на мужчину, не смея вымолвить ни слова. Ее поразили вьющаяся шевелюра, усмешка, знакомый взгляд круглых глаз.
«Это он, — подумала Женя. — В точности, как на карточке. Ведь это папа наш приехал!»
А он встал, чтобы пойти ей навстречу. Усмешка сменилась улыбкой, но улыбка была не такой, как бы хотелось Жене — в глазах не чувствовалось ни теплоты, ни ласки. В горсти появились конфеты.
Анна Александровна медленно повернула голову и также медленно проговорила:
— Женя, иди, пожалуйста, учить уроки.
И строгость, и испуг, и боль звучали в голосе.
Женя отступила в коридор, провожаемая взглядом гостя. Конфеты остались лежать на его протянутой ладони.
Прошмыгнув в комнату, Женя села, поджав ноги, на диван, притихла. Только теперь Женя разгадала страшный смысл телеграммы и обрывка фразы. «Он приехал, чтобы сказать… Он… бросил нас!» Миф об отце-герое исчез навсегда…
На улице выл и свистел ветер. Пусто и неуютно кругом. Хотелось бежать отсюда, чтобы никто, никогда не нашел. Скрыться от страшных догадок, от стыда.
Анна Александровна вернулась через четверть часа. Она делала вид, будто ничего особенного не случилось. Это была ложь, огорчавшая и обижавшая Женю. Одинокая и подавленная сидела она на диване. Ее забыли, обманули, оставили все люди на свете; даже те, кого она считала самыми близкими и хорошими.
Анна Александровна готовила ужин.
— Мама, я нечаянно прочитала ту телеграмму, — еле слышно вымолвила Женя, чтобы нарушить тягостную тишину.
Мать вздрогнула, будто от удара. В ее взгляде мелькнула гневная вспышка, но тотчас исчезла.
— Ты… догадалась? — с тихой горечью произнесла Анна Александровна. — Разобралась, девочка моя?
— Почему ты, мама, обманывала меня? — спросила Женя, возвысив голос.
Мать сделала невольное движение в ее сторону и растерянно остановилась посреди комнаты. Опустила руки, медленно подошла к дивану, села рядом.
И какой она в этот момент выглядела усталой, постаревшей!.. Ее мать — сильная и гордая женщина…
— Прости, — сказала она глухо и с полминуты молчала. Затем вдруг выпрямилась, посмотрела Жене в лицо. — Я думала, что так будет лучше. Ошиблась… Прости! Выходит, что ложь рано или поздно обнаруживается. И тогда она вдвойне, втройне тяжелее.
— Он… ушел? — Женя глянула в окно, за которым бушевала метель.
— Да.
— Совсем?
Только секунду медлила мать, затем твердо сказала:
— Да.
И после этого в тягостном молчании прошло много минут.
— Он недобрый?
— Не знаю, как тебе сказать. Не хочу, Женя, быть несправедливой. — Анна Александровна в раздумье, как бы про себя, продолжала: — Кажется, он не мог нас полюбить. Теперь у него другая семья. Может быть, ее он будет любить… Будет ли?..
…Горьким был этот вечер в жизни Жени Рузиной. Она читала телеграмму с Урала, видела отца, слушала рассказ матери, прямой и честный. Ей было обидно и очень стыдно — за отца, за мать, за себя. «Что же теперь делать? Что?» — опрашивала себя Женя и не находила ответа. Она считала, что надо обо всем рассказать Верочке, но как? Жутко!..
После ужина она долго лежала в кровати с открытыми глазами. Сон не приходил. Утих рев бурана на дворе. Тишина и темнота наполнили весь мир. Из темноты выплывало лицо с усмешкой, конфеты на протянутой ладони.
Женя услышала, как мать поднялась со своей постели, подошла к пианино и, не включая света, тихо заиграла незнакомую печальную мелодию.
3Кончились бураны, и сразу пришла весна. С крыш свесились сосульки. На солнышке они сияли, блестели, будто стеклянные. В проталинах показались пятна черной земли, над которыми вздымался белесый парок.
Женя теперь ходила в школу вместе с Вадиком, — она искала его дружбы. Об отце ничего не рассказывала: не знала, как это сделать, но была с Вадиком по-особому добра и ласкова.
Дня через два после памятного вечера, по пути в школу, Женя внезапно остановилась, прижалась спиной к стене дома, выронила портфель.
— Что ты? — испугался Вадик. Он замечал, что Женя в последние дни была задумчива и тиха, словно больная.
Вадик поднял портфель, растерянно оглянулся по сторонам, отыскивая, кого бы позвать на помощь.
— Он, — одними губами произнесла Женя.
— Кто, он? — спросил, заикаясь от испуга, Вадик. Он вообразил, что Жене привиделось какое-нибудь чудовище из волшебной сказки.
— Мой отец!..
Тут Вадик перетрусил не на шутку. «Заболела, бредит», — решил он, глядя на ее побледневшие, будто обмороженные щеки, на широко открытые глаза. Он проследил за ее взглядом, увидел спину удалявшегося высокого человека в меховой куртке, похожей на те, что носят летчики, с небольшим, дорожным баульчиком в руке.
— Бежим, провожу тебя домой, — предложил Вадик, трогая Женю за плечо.
— Мой отец пошел, — повторила она спокойнее и вдруг заплакала. Слезы, нахлынувшие впервые за все эти трудные дни, облегчили ее. Она быстрым движением стерла их, вскинула голову, крепко взяла Вадика за руку.
Они нога в ногу зашагали в школу. Вадик слушал Женю, не веря своим ушам. Это было невероятно, страшно, но это случилось не с кем-нибудь иным, а с Женей Рузиной!.. Вадик молчал, не умея найти слова, которые помогли бы Жене.
Поход в Горный Алтай отпадал сам собой.
Валька Гребнев обзавелся голубями. После уроков он сговорил Вадика пойти полюбоваться «сизарями». Вадик тоже собирался купить голубей, да пока не мог подыскать для них хорошего жилья.
Мальчики выбежали из школы и увидели Женю Она стояла в сторонке, безучастно смотрела на ватагу младшеклассников, увлеченно игравших в пятнашки не совсем обычным способом — сумками и портфелями.
Женя подошла, попросила:
— Идем, Вадик, домой.
Валька Гребнев сейчас же выступил вперед, загораживая приятеля. Ему не терпелось похвалиться голубями. Вадику очень хотелось их посмотреть и в то же время жаль было оставлять Женю одну.
Заметив нерешительность Вадика. Валька сказал с вызовом:
— Он пойдет со мной.
— Нам нужно поговорить, Вадя, — снова попросила Женя, стараясь уклониться от наступающего Вальки.
— А-а… Ты опять к нам лезешь? — зло заговорил Валька. — Лучше отвяжись по-доброму, липучка! Хм, недаром от таких вот отцы уходят.
Женя отступила, но не опустила глаз: наоборот, вся выпрямилась и напряглась. «Так вот почему маме не хотелось, чтобы все знали правду!» — подумала она.
У Вадика кровь прилила к лицу. Одним прыжком он очутился рядом с Валькой, ударил его сбоку. Удар пришелся пониже скулы — Валька снопом повалился наземь. Вскочив, он оценил обстановку и пустился наутек.
Вадик не погнался вслед. Склонив голову, он побрел за Женей. В классе, под большим секретом, он посвятил Вальку в тайну Жениного отца — вот что из этого получилось!..
— Я виноват. Я дурак, болтун. Ты сердишься, да?
— А что же сердиться? — грустно сказала Женя. — Скрывать? Нет, правду не скроешь… И ведь только Валька Гребнев мог такое сказать, другие не скажут. — Она с минуту помолчала. — Ты своим пока не говори, мама сама им все расскажет. Хорошо?
Вадик кивнул и сжал ее тонкую ладонь в своей.
— Тебе трудно, Женя? Я буду тебе помогать.
— Спасибо, Вадик…
Вдвоем
В косых лучах негреющего январского солнца сверкает своим нежно-белым нарядом степь. Холмы, будто скованные морозом гигантские волны, величаво возвышаются над гладью притихших полей. Сияют мириады снежинок, щедро рассыпанных ночным снегопадом. Они отливают ослепительной голубизной, светятся, будто волшебные.
