Геннадий Блинов - Операция «Бременские музыканты»
— А за каким дьяволом, собственно, нам рваться в это утиное гнездо? Помет выскребать? Только что-то не видно было, чтобы вы очень стремились выскребать, когда сидели в курятнике. Если бы, скажем, в моторах покопаться — это понятно…
— Здесь дело в принципе, — не согласился Санька. — Конечно, удовольствие небольшое возиться с утятами, но уж раз на то пошло, то пусть лучше музыканты в дураках останутся. А то в записке чуть ли не тунеядцами нас обозвали.
— И опять же честь звена надо поддержать, — сказал Алька. — Мы им должны припомнить капусту с редькой…
— Провалить! — крикнул Врунгель и рубанул рукой. — Провалить — и точка!
— Что? Говори понятней, — вытянули шеи мальчишки.
— Провалить сюиту композитора Соловья «Растите, милые утята». Да и весь концерт! Тогда их местные пацаны запросто отлупцуют. Тогда им припомнят, какая это утячья песня «Летят перелетные птицы». Расписали в афише, будто оркестр имени Осипова выступает.
— Что верно, то верно, — согласился звеньевой. — На обман берут…
План провала концерта не давался. Мальчишки отбрасывали один вариант за другим. Наконец, Яшка-Механик воскликнул:
— Чудаки-рыбаки! Надо у них инструменты припрятать. Не будут же они на ложках исполнять «Летят утки и два гуся».
Яшку поддержали. Врунгель знает, в каком классе остановились музыканты, и пусть проникнет туда.
— И проникну! — смело сказал Капитан.
Вечерело. «Лесные братья» собрались в школу. Игорь поддернул штаны, подтянул пояс с цветными кисточками, подвязал веревочками разматывающиеся над лаптями портянки.
— В темноте никто не заметит, — успокаивал себя Игорь.
— Инструменты припрячем — и домой…
У волейбольной площадки в школьном дворе толпились мальчишки и девчонки. Одинокий фонарь то и дело мигал — барахлил движок, установленный на зерносушилке.
— Опоздали. Концерт уже идет, — прошептал Капитан.
— Пошли. Посмотрим, — кивнул Петька в сторону волейбольной площадки. — И вожатую там встретим.
Игорь не хотел двигаться с места:
— Дальше не пойду. Я этого Ванечку изучил. Засмеет. — Но ребята убедили Игоря, что лапти в такой темноте все равно никто не увидит — кому взбредет в голову смотреть на ноги. А барабанщик вовек его не узнает с такой повязкой. Она совсем как у Кутузова.
— Кутузов носил не такую, — вздохнул Игорь.
— Тем более… — сказал Алька. — Айда смелее…
Игорь старался затеряться в толпе зрителей, чтобы не обращать на себя внимания.
У музыкантов была не совсем утячья программа. Ведущий концерта Соловей объявил, что очередной номер — матросский танец. Из-за спины оркестрантов выскочил толстый Ванечка, вслед за ним на круг вышел длинноногий Флейта и вприсядку пошел вокруг барабанщика. Ванечка жеманно крутил головой, и ленточка на бескозырке развевалась. Когда он томно стал смотреть на небо, «Лесные братья» успели прочитать на ленте позолоченные буквы — «Отважный». Это была бескозырка Капитана.
Танец зрителям понравился. Музыканты вызвались исполнить вальс «Амурские волны».
— А когда «Растите, милые утята»? — спросила из толпы зрителей девчонка.
— Понимаете, — замялся Соловей. — У нас порвался барабан. Но товарищ согласился играть на заслонке и в конце программы мы это произведение исполним…
Глухо заревела труба, в ее голос вплелся саксофон, легкой зыбью заплескала скрипка. Ванечка сидел на табуретке. У него на коленях лежала самая обыкновенная заслонка. Руки с палочками музыкант поднял, готовясь в нужный момент поддержать оркестрантов.
И только он хотел первый раз ударить по заслонке, из толпы послышалось:
— Сами пираты! Чужую бескозырку стибрили!
Заслонка упала на землю и задребезжала. Ванечка что-то прошептал Флейте. Музыкант сбился с мотива и начал выдувать подобие песенки о веселом звене. Так, по крайней мере, поняли деревенские ребятишки. Потому что они эту песню разучивали на уроках пения. Правда, без музыки. А здесь такая возможность. Какой-то, наверное, первоклассник, запел вслух. Его поддержал добрый десяток девчонок.
Музыканты растерянно опустили инструменты. Барабанщик с трудом протискивался сквозь ряды зрителей.
— А ну, еще раз скажи! — требовал он.
Ничего не понявший Соловей тянул Ванечку назад, повторяя:
— Не по программе, не по программе…
Ванечка возмущенно ударил в грудь кулаком:
— Пусти! На заслонке играть — по программе? Да я за свой барабан…
Зрители хохотали, считая, что все это входит в программу представления.
Потом стали спрашивать друг друга, кто кричал о пиратах. Скоро около Капитана образовалась пустота. Теперь лампочка хорошо освещала его. Кисточки плетеного пояса вспыхивали цветными радугами. Байковые портянки, перевязанные веревочками, серебрились ворсинками, лапти из талового лыка тускло мерцали. И все это пахло нафталином. И если бы не мужественная повязка вокруг головы Капитана, он бы смахивал на сказочного мужичка.
Ринувшийся к Капитану Ванечка торопливо попятился, сбив с ног Соловья.
— Медведь!
Музыкантов забыли. Все смотрели на Игоря и, схватившись за животы, смеялись:
— Вот это да, вот это клоун!.. В жизни такого веселого концерта не видел!..
Капитан Врунгель печально смотрел единственным глазом на публику, и это еще больше смешило ребят.
— Вот артист! Даже не улыбается!
Музыканты совещались. Неизвестно, что бы они решили, как бы дальше пошел концерт, но Капитана взяла за руку Клара Сергеевна и насильно увела в школу.
Музыканты на всякий случай подняли над головами свои инструменты. Ванечка перед собой держал, как щит, начищенную до блеска заслонку.
Севка увидел Ваську и пошел к нему. Комендант Потапов насмешливо кивнул в сторону музыкантов и сказал:
— Не хуже ваших вояк. Перед концертом подходит вон тот, толстый, в бескозырке, и просит охрану из самых надежных. Будто они какая правительственная делегация. Сначала подумал, что у них ценные инструменты вроде скрипки Страдивариуса, а они на заслонке шпарят…
Музыканты перешептывались, и вперед шагнул Соловей.
— Дорогие зрители! — сказал он. — Сегодня концерт отменяется…
Зрители недовольно расходились по домам. Правда, Нюша восторгалась:
— Артистов сразу видно. Очень хороший концерт.
Васька направился к музыкантам.
— Сегодня я от вас многого наслушался, — строго начал он. — Утячью ферму вы мыльным пузырем назвали. Слух распространяете, будто бы последнего утенка вчера ворона утащила. А на лесоповал на целый сезон вас никто и не думал посылать.
Музыканты переминались с ноги на ногу. Соловей заискивающе обратился к Ваське:
— Товарищ Потапов, нас ввели в заблуждение. Вожатая договаривалась о работе. И завтра отряд прибудет…
— Ну что ж, — деловито сказал комендант утиной фермы. — Рабочие руки нам позарез нужны. Но к уткам я вас не пущу. А на капусту — пожалуйста.
— На капусту? — убито выдохнули музыканты.
— Конечно, на прополку капусты, — важно ответил Васька. — Дело ответственное…
— А этих? — кивнул Соловей в сторону «Лесных братьев». — Их к утятам, да?
Васька только усмехнулся.
— Так и знай, нам редька достанется, — шепнул Алька. — Доигрались. Позор! Лучше бы капуста, чем редька…
— Значит, редька никакая не таинственная? — все еще не верил Санька.
— Горькая редька, — покачал головой Петька-Добавочка. — Эх, жизнь — жистянка…
К Севкиной бабушке «Лесные братья» возвращались с Васькой. Он говорил о том, что Игорю не надо было рядиться, что это ребячество ни к чему. Севка не узнавал Ваську. Не с ним ли он в прошлом году ловил деда в капкан? Теперь Васька стал важной фигурой, сам воспитывает других…
— Я ведь как понимаю, — по-взрослому рассуждал Васька. — Вы этих музыкантов хотели выпроводить. Только это неправильно. Они ведь пришли помогать колхозу…
Севка шел и думал. Конечно, звено опять натворило глупостей. Посчитало музыкантов неприятельским лагерем. И решило, что неприятелю врать можно. Вот и заварилась каша…
Трудно жить по правде. Хочется сделать лучше, но хорошенько не подумаешь — и выходит наоборот. Было бы что-нибудь вроде компаса. Посмотрел бы и сразу узнал, как надо поступить. Хорошо бы придумать такой компас…
Васька, казалось, забыл обо всех своих обидах на «Лесных братьев».
— У вас девчонки — нашенские, — рассказывал он. — И вожатая тоже. Весь день на утячьей ферме пробыли. И работы много переделали. Зря я их сначала не хотел пускать. Девочек можно пускать. Сам убедился.
Родьку они заставили признаться, что не вороны, а он стащил яйца. Дело, понятно, не в яйцах, а в том, что Родька всегда изворачивался, врал, и правды у него добиться было невозможно. А здесь взял и признался вожатой.
