Георгий Северцев-Полилов - Княжий отрок
Долго не соглашался Афанасий на брак дочери с Григорием.
— Возьми святое Евангелие, батюшка, и прочитай, где откроется. Ты сам учил меня верить воле Божьей.
Послушался старик, достал с божницы святую книгу, открыл ее, поставил наугад палец и медленно прочитал: «Имейте веру Божью».
Старик дрожащими руками закрыл Евангелие.
Пораженная стояла и старуха мать.
— Вижу, доченька, что тут воля Божия, иди замуж за княжего отрока, Бог да благословит тебя.
Оксинья пошла готовить ужин, точно ничего и не произошло. Оба старика пали на колени перед иконой и долго молились.
Через три дня вернулся из Твери Григорий. Несмело вошел он в избу пономаря, не зная, какое решение его ожидает. Как и в прошлый раз, в избе никого не было, но Григорий решился ждать здесь возвращения хозяев и погрузился в свои заветные думы. Но вот у ворот раздалось ржание его коня. Встрепенулся Григорий и поспешно вышел из избы. У ворот он столкнулся с Оксиньей.
XXIII
Смущенно и молча взглянул на нее Григорий. Приветливым взглядом встретила его Оксинья.
— Батюшка сказывал, что ты ко мне посватался? — просто сказала девушка.
— Верно он сказал, Оксинья Афанасьевна, — смущенно ответил юноша, — жизнь мне без тебя немила стала…
— Чем я тебе так приглянулась, господин?
— Всем, красавица! И видом, и поступью своею величавою, и речью разумною…
Спокойно слушала Оксинья его слова.
— Девица ты кроткая, благочестивая, смиренная и от веселья все ж не сторонишься… — продолжал Григорий.
— Господине, скучать грешно, — улыбнулась молодая девушка.
— Что ж, согласна со мною стать под венец? — робко спросил Григорий.
— От меня препоны не будет, да и батюшка с матушкой этому не препятствуют, — ответила Оксинья.
— Ах ты, лапушка моя, свет Оксиньюшка, век с тобою проживем, горя не узнаешь!
Возвратились с поля Афанасий с женой, и вопрос о браке был окончательно решен.
— Как же ты, зятек богоданный, у князя позволения вымолишь? А ну как он не даст тебе его?
— И не думай об этом, Афанасий Савельевич, все это на себя беру: вымолю у князя, выпрошу, ты ничего не бойся!
— Что ж, лад, а там честным пирком да за свадебку, — пошутил пономарь.
— А где ж венчаться нам повелишь, батюшка названый?
Старик и старуха задумались.
— Може, в Твери пожелаешь, в соборном храме? — снова спросил Григорий.
— Куда тут в Тверь ехать, — заметила старуха мать, — решим, чтобы браку быть в нашем селе.
— Повенчаем мы тебя, молодец, с Оксиньей в нашей церкви великомученика Димитрия, — решил пономарь.
— Да и поживешь ты у нас тут, пока князь тебя к себе не потребует, — снова вмешалась старуха, не желавшая расставаться с дочерью.
— Как вы того пожелаете, богоданные родители, так то и будет, — согласился княжий отрок.
— Становитесь, дети, и помолимся вместе Господу Богу: мы вас с матерью образуем.
Пономарь достал с полки божницы старинный образ, жена его принесла из черной избы только что выпеченный каравай хлеба, и чинно, по обряду, благословили стоявших перед ними на коленях молодых людей. Григорий не помнил себя от счастья, он забыл даже, что пора ему вернуться в Тверь.
Венчание было решено справить еще до Спожинок, то есть до Успенского поста.
— Теперь Петровки кончились, время самое страдное начинается, — говорил Афанасий, — к первому Спасу немного посправимся, тогда и свадьбу отпируем. А ты, молодец, службой княжеской не пренебрегай: как бы не рассердился господин наш на тебя, что ты его на невесту меняешь и часто сюда ездишь.
Григорий и сам понимал, что нельзя так часто отлучаться из Твери.
— Правду говоришь, тестюшка, нужно мне и в Тверь ворочаться.
Не хотелось княжему отроку покидать дорогую его сердцу невесту. Какое-то тягостное предчувствие удерживало его в Едимонове.
— Тяжело мне с тобою расставаться, Оксиньюшка, — говорил он девушке, — так вот и щемит ретивое! Точно мы в последний раз с тобою видимся…
— На все воля Божья, — уклончиво ответила на его опасения Оксинья, — все в Его святой деснице.
Еще более опечаленный такими уклончивыми словами невесты, Григорий в тяжелом раздумье простился и неспешно отправился в Тверь.
— Неласкова ты что-то с женихом-то своим, — заметил пономарь.
— Да, уж не невестой и впрямь ты глядишь! — проговорила мать.
Задумчиво посмотрела на них Оксинья.
— Не дивитесь тому, родимые мои… Названый мой жених по-своему решил, а Бог, может, и по-другому устроит.
— Несуразное ты, доченька, толкуешь, — упрекнул ее отец, — коли не хочешь за княжего отрока идти замуж, никто тебя и не неволит, только неладно, что обещалась ему, а сама как будто и не рада своему счастью…
XXIV
Полный и радостных надежд и тягостных сомнений! возвращался Григорий в Тверь. Все его думы были заняты; одною Оксиньей, он ни на одну минуту не мог забыть о своей невесте, желанной подруге всей своей жизни. Поздно вечером прискакал Григорий в город.
Второй княжий отрок, Максим, заменявший Григория у князя, встретил его около княжеских палат.
— А тебя князь не раз сегодня спрашивал.
Только теперь Григорий очнулся от своих мечтаний и вспомнил про свою службу.
— Як нему сейчас пройду, — ответил он отроку. Максим усмехнулся.
— Ишь ты, хватился, да его и в Твери-то нет.
— Где же князь?
— На охоту в Лисицы уехал.
Снова какое-то непонятное предчувствие сжало сердце Григория.
— Вернется к утру? — спросил он Максима.
— И думать не моги. Он недавно только еще отправился, пожалуй, день-другой на ловле пробудет.
— Как это я с ним расстрелся, ведь той же дорогой ехал!
— Князь с ловчими правее, бором забрал.
Досадно было Григорию. Раньше двух дней ему не удастся поговорить с князем о своем деле.
Хочется ему поделиться хоть с кем-нибудь своим счастьем. Юноша бросился к боярину Матуре и прерывающимся от волнения голосом рассказал ему всю историю своего сватовства.
— Ой, и прыток же ты, парень! — покачал головой старый боярин. — Как же ты решился на такое дело, не испросив раньше позволения у князя? А вдруг он тебе не позволит, что тогда?
— Брошусь перед ним на колени, выпрошу, вымолю согласье, знаю, что разрешит, любит князь меня.
Улыбнулся старый боярин.
— И то правда, любит он тебя, Григорий, не станет поперек твоего счастья.
Веселый вернулся с ловчей потехи князь. Давно не видел Матура его таким. А все это вышло от неожиданной встречи в монастыре. Прискучившая ему местность около села Лисицы, куда он за последнее время часто выезжал на лов, заставила Ярослава отправиться дальше вниз по Волге, в поисках красного зверя.
— А что, Селиверст, — обратился князь к старику ловчему, — не заполюем ли мы тут вепря?
Отрицательно покачал седой головой старый ловчий.
— Нет, господине княже, не место здесь вепрю, он больше в чаще ютится.
Досада показалась на лице Ярослава.
— Ну, а сохатого загоним?
— Его-то, пожалуй, найдем.
— Вели согнать, коль думаешь найти, — приказал князь, — а мы здесь станом расположимся.
Поклонился Селиверст князю и вместе с другими ловчими отправился к лесу.
Теплый июльский день только что разгорался.
На прогалине, где расположился княжеский стан, было привольно. Под мягкими лучами солнца кудрявые сосны дышали смолистым ароматом. Вековые своды деревьев оглашались шумом стоянки. На этот раз князь не взял с собою своего сына и скучал по нему. Вытянувшись на персидском ковре, раскинутом у корней громадной сосны, князь лениво играл рукоятью своего короткого меча. Недалеко от него сидели на траве отроки и молодые дружинники. Вспомнилась в эту минуту Ярославу вся его прежняя жизнь с покойной женой, так рано погибшей. Пришли ему на память и советы бояр, просьбы горожан о второй женитьбе.
«Ой, не от Бога второй брак, — думалось ему, — да и к свободе я уж больно привык. Не сдержат сокола шелковые тенета… Ребята подрастают, — снова пришло ему на мысль, — вторая жена им мачехой будет…»
Мысли его были прерваны громким звуком рога. Князь встрепенулся.
— Никак, зверя подняли! — громко проговорил он и быстро вскочил на ноги.
— Сохатого гонят!.. — послышались голоса среди дружинников.
Один из отроков подвел Ярославу коня. Стрелою помчался князь на звук рогов, которые слышались все ближе и ближе. Дружина едва поспевала за князем. Из чащи выскочил громадный лось и, ломая своим грузным телом кусты, понесся вперед. Князь забыл волновавшие его за минуту перед этим мысли, он видел только перед собою бежавшего зверя. Долго длилась эта бешеная скачка. Лось быстро куда-то исчез, и перед глазами изумленного Ярослава показалась убогая ограда бедной обители, откуда в это время раздавался гулкий звон церковного била. Пораженный видом обители, князь остановил храпевшего скакуна, отыскивая глазами исчезнувшего сохатого.
