Катерина Скобелева - Король для Снежной королевы (сборник)
Когда Юра обо всём этом рассказывал, что-то неожиданно живое проглядывало в его невзрачном облике, даже глаза чуть ли не сверкали от воодушевления. Но неопределённость его планов портила всё впечатление и даже раздражала. «Ну не знаю, – говорил он, рассеянно ероша буйную русую шевелюру. – Время же ещё есть, чтобы подумать и всё взвесить».
Геля сначала не могла понять, почему ей так действуют на нервы туманные Юрины прожекты, но потом её осенило: дело в том, что она видела в этом восторженном мальчике себя, только годичной давности, так сказать. В одиннадцатом классе, когда родители ещё не решили за неё, как ей лучше распорядиться своим временем в ближайшие несколько лет, она рисовала в своём воображении что-то столь же неопределённое, но при этом радужное.
И вот ничего не сбылось. Значит, и с Юрой, скорее всего, будет так же.
После колледжа он пойдёт работать в какой-нибудь заурядный офис, уверяя себя, что это временно, да так и застрянет там на долгие годы. Сначала в душе будет теплиться надежда, что ещё чуть-чуть – и всё волшебным образом изменится к лучшему, как-нибудь само собой. Но постепенно прежний пыл остынет, угольки подёрнутся пеплом, и последние отчаянные искорки поблекнут, так никем и не замеченные. И тогда придёт горькое, безнадёжное спокойствие: можно больше не дёргаться и не переживать, а просто автоматически двигаться вперёд, день за днём продираясь сквозь одни и те же будничные заботы, и не думать о будущем, потому что какой смысл – оно ничем не отличается от настоящего.
Геля вздохнула – уже который раз за вечер – и пошла стелить себе постель. Ну да, у неё не такая интересная жизнь, как мечталось когда-то, и у Юры, наверное, судьба тоже будет отнюдь не выдающаяся. Но это ведь у многих так?
Ей снилось, что она ходит по кругу, потупив голову, и не видит ничего вокруг. Но чувствует, что кто-то наблюдает за ней – и ступает след в след.
От этого весьма неприятного ощущения она, вероятно, и проснулась. Открыла глаза в темноте – и замерла.
Что-то было не так.
Ни звука, ни шороха, как и прежде. И всё-таки… Что-то не так! Не так!
Страх выжигал все мысли, пока не осталась только одна: кто-то сидит у моего изголовья.
Кто-то сидит у моего изголовья.
Всего-то и надо было – привстать и обернуться, чтобы узнать, так это или нет, но слабость парализовала её, как в дурном сне. Потому что там был не человек. Кто-то другой.
Её неудержимо клонило обратно в мутную и вязкую пучину грёз, веки слипались сами собой, но она боялась уснуть. Вдруг ОНО сейчас смотрит на неё? Ждёт? Наклоняется ближе… Она попыталась отгородиться от кошмара, представить, что вокруг постели – защитный кокон и никто не может в него проникнуть. Так она делала в детстве, но сейчас ничего не получилось. Руки лежали на груди, и она чувствовала, как трепещет сердце. Безумный, неконтролируемый ужас оплетал её паутиной с головы до ног.
Долгое время она пребывала в состоянии тревожного полузабытья и, должно быть, всё-таки незаметно для себя задремала снова, потому что очнулась уже при свете дня – солнечные лучи пробивались в чердачное окошко, окрашивая дощатые стены и неказистую мебель в тёплые золотистые тона. Ощущение чьего-то присутствия исчезло, и она смело, не размышляя, оглянулась. За подлокотником дивана, само собой, не обнаружилось никакой злобной твари. Только пыльная паутинка притулилась возле плинтуса. Геля хмыкнула. Вряд ли её до одури испугал маленький дачный паучок.
Что вообще случилось? Когда она в одиночестве, без родителей и сестёр, ночевала в московской квартире, ни разу такого не было. Ей никогда не мерещились в темноте всякие непонятности – по крайней мере в сознательном возрасте. Она, конечно, была впечатлительной девушкой, но не настолько, чтобы до дрожи бояться неизвестно чего. Ладно бы ещё – грабителей, всё-таки одна в доме, а то и во всём посёлке. Но нет, её вдруг захлестнула волна совершенно иррационального, необъяснимого страха. С чего вдруг? Вроде не смотрела на ночь никаких триллеров…
Юра ей как-то сказал: «Знаешь, я тебе завидую – у тебя фантазия есть. У меня вот с цифрами хорошо, с какими-то практическими делами, а с креативом – не очень». Как же, есть чему позавидовать. Если бы её воображение генерировало исключительно прекрасные образы и гениальные идеи – ещё ладно. Так ведь нет, обязательно ужасы всякие напридумаются. Ну и какой толк от этой фантазии? Лучше бы, может, и не было её – жилось бы если не лучше, то хотя бы проще.
Геля снова невесело усмехнулась. Ладно, пусть Юра считает, что от её выдумок есть какая-то польза. Незачем его разочаровывать. всё равно он один такой – большинству знакомых нет дела до её креативности, а для родителей это и вовсе признак несерьёзного отношения к жизни. Они бы, скорее, порадовались, если бы у неё, как у Юры, был математический склад ума. Для будущего экономиста или бухгалтера это всё-таки более важно.
Геля перевернулась на бок, подоткнула вокруг себя одеяло и решила немножко поваляться в постели, прежде чем вставать. Когда ещё будет возможность вот так понежиться… Всего через неделю – снова в колледж и на работу. И потянется череда одинаковых безрадостных дней. Не будет времени лежать на диване, изучать солнечное кружево на потолке. Даже в выходные. Сложно бездельничать и предаваться мечтам, когда мимо носятся неугомонные сёстры, а мама посматривает косо – мол, полно дел по дому, и кое-кто мог бы проводить субботу и воскресенье с большей пользой.
Геля давно уже подумывала о том, чтобы пожить отдельно от родителей. Но с тоской понимала, что они дружно обидятся, стоит ей сказать об этом. Обидятся даже не потому, что она их покидает, – в конце концов, с ними оставались бы близняшки, целых два объекта для вечной опеки пополам с упрёками. Просто… зачем бестолково тратить деньги на съёмную квартиру, если и в их трёхкомнатной места достаточно? Зарплата у Гели, конечно, пока была не очень большая, равно как и должность, но всё-таки приличная: недаром папа хлопотал, по знакомству пристраивал старшую дочку в свою фирму – на хорошее место «с перспективами», чтобы не занималась всякой ерундой вроде плетения фенечек и варки домашнего мыла. Теоретически на эти деньги можно было бы снять комнату. Однако Геля отлично представляла себе нескончаемый звуковой поток вполне логичных возражений: совершенно нецелесообразно большую часть заработка отдавать посторонним людям, отнимать у собственной семьи. И для чего? Чтобы жить в какой-то обшарпанной коммуналке неизвестно у каких хозяев?
От всех этих раздумий Геля немножко приуныла. Потом сказала себе, что нечего портить себе остатки каникул и предаваться меланхолии. День отличный, замечательный, солнечный, и впереди – ещё шесть таких же. Но заново настроиться на беззаботный лад не получалось. В голове мусорным вихрем вертелись мысли о работе, о начальстве и коллегах, о том, что надо будет писать занудный курсовой проект по экономике…
Геля досадливо пнула кулаком подушку и поняла, что придётся всё-таки подниматься и чем-то себя занять, отвлечься.
На кухне она автоматически схрумкала целую пачку привезённого с собой печенья и спохватилась, что надо бы сходить в магазин за продуктами, но вместо этого ещё долго бродила по дому, без цели и смысла, переставляла вещи. Что-то ещё беспокоило её, кроме обычных будничных проблем, и она не могла понять – что. Все мысли мелькали на каком-то фоне, но мелькали так быстро, что никак не удавалось сосредоточиться на нём.
Наконец она заставила себя выгрузить вещи из рюкзака и отправиться с ним за покупками. В рюкзак много всего поместится, и не придётся тащить в руках целую кучу переполненных пластиковых пакетов.
На краю дачного поселка, у малинника, по-прежнему простиралась на добрые два метра глубокая бурая лужа. Пришлось обходить её по самому краешку, по примятой траве. Зато тропинка в поле давно подсохла. И хорошо было по ней шагать с пустым рюкзаком за плечами, налегке. Вот так бы и голову освободить от ненужного груза.
В магазинчике за дорогой сонно жужжали мухи и разгадывала помятый кроссворд одутловатая продавщица. Кажется, она изумилась, увидев Гелю: вероятно, не ожидала, что сегодня к ней хоть кто-то заглянет. Геля достала список продуктов, продиктовала всё по порядку, заполнила рюкзак, так что он непомерно раздулся, расплатилась. За это время ни одна машина не проехала мимо.
А в поле вообще вернулось ощущение полного одиночества. С трудом можно было представить, что где-то поблизости есть другие люди. После того как продавщица закроет двери своего кирпичного амбара на замок и уедет на раздолбанном автобусе, вообще никого не останется. Геле это даже нравилось.
До тех пор, пока она не подошла к собственной калитке.
Нехорошее предчувствие кольнуло иголкой, но Геля не остановилась и прошагала по дорожке к двери. Открыла её. Вошла. Сбросила рюкзак на табуретку и… На этот раз поняла сразу: в доме творится что-то неладное.
