Жан-Филипп Арру-Виньо - Вишенка на торте
Остаток дня я перечитывал книги о Великолепной пятерке. Конечно, я уже немного вырос из этой серии, но все библиотечные книжки про Боба Морана[15] я уже прочел.
Мой любимый персонаж из «Великолепной пятерки» — это Дик, второй по старшинству. Он очень смелый и решительный — совсем как я. А вот Джулиан, старший из них, — такой же зануда, как наш Жан А., хоть и без очков.
Энн мне, конечно, тоже нравится. Как все девчонки, она очень хрупкая, всего боится и вечно попадает в истории. Конечно, ее визги выводят из себя Джордж — вторую их девчонку, которая больше похожа на хулигана-мальчишку. Но мне она, наоборот, нравится, потому что ее хочется защищать, лететь к ней на помощь каждый раз, когда ее похищает банда грозных преступников или когда ее оставляют одну в развалинах старого замка.
Честно говоря, мне бы хотелось иметь такую сестру. Нас шестеро братьев, и в доме нет ни одной девочки — ну, не считая мамы, конечно. В школе у нас девчонок тоже нет, мы ведь не ходим в смешанные лицеи, как Жан А., да и ему, похоже, от этого одни неприятности: из-за скачка роста он влюбляется по очереди в каждую девчонку из класса.
А вот я латинский язык не учу, поэтому со мной-то уж точно ничего подобного не произойдет. А если все-таки произойдет, то это непременно будет девочка вроде Энн. Скромная, с волосами до плеч, которые она скрепляет сзади заколкой.
Иногда я задаюсь вопросом, какой была бы наша семья, если бы у мамы и папы рождались все время одни только девчонки. Папе тогда пришлось бы несладко. Девчонкам ведь не станешь грозить отправкой в отряд морских скаутов или водить их по воскресеньям смотреть на военные корабли, которые заходят в Тулонскую гавань. По утрам мы кучу времени проводим в ванной, делая вид, будто принимаем душ и чистим зубы, а с шестью девчонками это был бы просто сумасшедший дом, потому что они бы ведь на самом деле мылись и чистили зубы! А потом еще дрались бы из-за места перед зеркалом, чтобы вволю попричесываться и покривляться.
Даже мама не очень-то жалеет, что мы мальчики, а не девочки. Она часто говорит, что растить шестерых мальчишек — как нечего делать, достаточно всего лишь быть очень спокойной и все держать под контролем. Интересно, хватило бы ей спокойствия и умения все держать под контролем, если бы пришлось растить шесть дочерей?
К субботе я был абсолютно здоров.
— Сегодня никаких морских скаутов, — категорически заявил папа. — Ты еще слишком слаб.
— Но ведь мне нужен вольный морской ветер для закалки характера! — возразил я. — К тому же наказание есть наказание, я его заслужил!
Ничего не поделаешь: пришлось мне ждать еще одну длинную неделю, чтобы снова отправиться в порт. Но, оказавшись там, я сразу же об этом пожалел.
— Есть новости о нашей жанет? — спросил старший скаут во время переклички.
«Нет, нет», — заухмылялись все.
Шел дождь, поэтому в море мы не выходили, а провели весь день в своем маленьком штабе — вязали невозможные швартовочные узлы и плевались, стоило старшему скауту отвернуться.
— Ну у тебя и лицо! Что, поссорился с друзьями? — спросил Жан А., когда я пришел домой мрачный как туча и промокший — с берета по лбу стекала дождевая вода.
— У меня нет друзей среди скаутов, — ответил я. — Занимайся лучше своей тупой гитарой.
— А по башке тебе не треснуть?
— Только попробуй!
Если уж день испорчен, тут ничего не поделаешь.
Но вот что меня злило больше всего, так это то, что я так ждал этого самого дня. Как будто мне больше нечем было заняться!
— Ладно, плевать! — подумал я. — Ну их, этих скаутов, — в следующий раз не пойду!
В следующую субботу я ее еле узнал. На этот раз на ней был не дождевик, а толстый свитер, весь в каких-то эмблемах, и бархатные штаны, подвернутые на щиколотках. Я никогда не думал, что скаутский берет может быть кому-нибудь к лицу: она надела его, лихо заломив на ухо, а не расплюснув по голове, как мы все. Из-за этого лицо у нее как-то округлилось, и стали еще заметнее веснушки на щеках.
— Привет! — сказала она мне.
— Тебя в прошлый раз не было? — спросил я, и это было очень тупо, я ведь и сам знал ответ.
Она состроила недовольную физиономию.
— Да это все мама… Записала меня против воли на фортепианный конкурс.
— Ого! — воскликнул я с сочувствием. — А меня папа против воли записал сюда.
— И ты обязан сюда приходить каждую субботу?
— Ага, ничего не могу с этим поделать.
— Тяжело, — вздохнула она, а потом достала из кармана фотографию. — Вот, я принесла тебе показать.
— Кто это?
— Пушкин. Мой кот.
Я посмотрел на снимок и только сейчас понял, что у меня не осталось даже фотографии Диаболо. Я немного поснимал его на папин фотоаппарат, но Жан Е. как-то играл с ним и открыл крышку, так что вся пленка засветилась.
— С виду спокойный, — сказал я, внимательно рассматривая портрет. — А у него всегда глаза закрыты?
— Это из-за вспышки, — объяснила она. — Вообще-то кошки не любят яркий свет, ты знал?
— Да. Им проще ориентироваться в сумерках. Как Бобу Морану.
Она спрятала фотографию в карман, потому что старший скаут позвал нас всех строиться.
В этот раз мы оказались на разных концах парусника. Дул умеренный северо-западный ветер, наша лодка плыла на всех парусах, и нам вдесятером едва хватало сил, чтобы удержать шкоты — веревки, помогающие регулировать натяжение парусов. На каждом галсе нам в лицо били потоки пены, но моя знакомая этого как будто и не замечала. Сосредоточенно сощурив глаза, одной рукой она держала штурвал, а другой придерживала на голове берет, чтобы не сдуло.
Моя роль состояла лишь в том, чтобы вместе с остальными перемещаться с одного края борта на другой, когда парусник кренило слишком сильно. И все же, когда мы вернулись в порт, у меня было такое чувство, будто бы это мы с ней вдвоем только что вывели из шторма терпящее крушение судно.
Когда все сошли на берег, старший скаут крикнул:
— Нашей жанет — гип-гип…
— Ура! — закричали все скауты хором.
Домой мы часть пути шли вместе.
— И ты туда же! — сердито проговорила она.
— Что значит, я туда же? — не понял я.
— Эти их дурацкие аплодисменты… Они будут мне аплодировать каждый раз, когда я что-нибудь сделаю, просто потому, что я девочка?
— У меня нет сестры, — сказал я в свое оправдание. — Я не знаю, что принято делать в таких случаях.
— Ни сестры ни брата? — спросила она.
— Пять братьев.
Она присвистнула.
— Вот это тебя угораздило…
— Не говори.
Некоторое время мы шли молча. Я вел велосипед рядом и не спешил запрыгнуть в седло.
— Что ты читаешь? — спросила она, кивая на потрепанную книжку, торчащую у меня из кармана.
— Это? А! — я непринужденно рассмеялся и поскорее ответил: — Так, старье, — наверное, братья подсунули: «Великолепная пятерка».
Мне совсем не хотелось, чтобы она приняла меня за чурбана.
— Я обожаю эту серию! — вдруг сказала она. — Это какая часть?
Я показал ей обложку. «Великолепная пятерка на острове сокровищ».
— Я прочитал ее уже раз двенадцать, если не больше.
— Я тоже! — обрадовалась она. — Кто тебе больше всех нравится?
— Дик, — ответил я. — Ну, конечно, после Тимми.
— Я так и знала! А мне больше всех нравится Джордж. Я бы так хотела тоже иметь необитаемый остров, как у нее перед домом.
— А как тебе Энн? — спросил я как бы невзначай.
Она скорчила недовольную гримасу.
— Дурища, — сказала она. — Терпеть не могу девчонок, которые без конца ревут и ноют.
— Я тоже, — соврал я и тут же добавил, чтобы сменить тему: — Кстати, как тебя зовут?
— Элен. А тебя?
— Жан Б.
— Ну, это получше, чем Кальмар, — заметила она, смеясь.
— Уж это точно.
Мы дошли до вокзала. Здесь наши пути расходились, и мы не оглядываясь двинулись каждый своей дорогой.
Отстаньте!
— Кто такая Элен? — спросил у меня Жан А. как-то утром.
— Какая еще Элен? — проскрипел я, с трудом приоткрывая веки.
Жан А. наверху расхохотался и солдатиком спрыгнул со своего яруса.
— Не прикидывайся веником! — весело выкрикнул он. — Ты всю ночь только и делал, что говорил во сне: «Элен, Элен, Элен!»
Я нырнул под одеяло, чтобы увернуться от грязного носка, который он в меня швырнул.
— Эле-е-е-е-н! Эле-е-е-ен! — продолжал блеять Жан А., вихляясь на прикроватном коврике. — Ну, давай, рассказывай, кто это такая?
— Никто, — пробормотал я и зашвырнул ему в лицо подушку.
— А это что? — спросил он, пихая мне в нос мой школьный дневник. — «Л. Н.»… «Л. Н.». — это что, зашифрованное послание?
— Положи на место, или ты труп! — крикнул я.
