Луиза Олкотт - Роза и семь братьев
— Мне кажется, будто я и на самом деле побывала в Китае, — поделилась впечатлениями Роза, оглядывая содержимое лодки, когда они отправились в обратный путь.
Вонг Ло подарил ей замечательный зонтик. Дядя Алек захватил фонарики для украшения ее балкона. Большой веер лежал у Розы на коленях, а ящик с чайным сервизом притулился в ногах.
— Это неплохой способ изучения географии, как ты думаешь? — спросил дядя, от которого не ускользнуло то, с каким вниманием девочка слушала разговор
взрослых.
— О, это очень приятный способ! Мне кажется, что я сегодня узнала о Китае больше, чем за все то время, что провела в школе. А ведь я была прилежной ученицей. Ничего особо интересного нам о Китае не рассказывали, помню только, что оттуда привозят чай и шелк и что у китайских женщин очень маленькие ступни. Я заметила, как Фун смотрел на мои ноги. Они, наверное, показались ему огромными, — ответила Роза, с внезапным презрением взглянув на свои хорошенькие башмачки.
— Мы заведем карты и глобус, и я покажу тебе, в каких краях побывал, и расскажу о своих путешествиях. Думаю, это будет тебе полезно.
— Вы очень любите путешествовать, и вам, боюсь, будет очень скучно здесь, дядя. Знаете, тетушка Изобилие говорит, что вы, наверное, уедете отсюда через год или два.
— Очень может быть.
— О, а что же тогда станет со мной? — судорожно вздохнула Роза.
По тому, с каким отчаянием это было сказано, дядя Алек с радостью понял, что девочка к нему искренне привязалась. Он поспешил ее утешить:
— Если я и уеду, то возьму с собой и мой маленький якорь. Что ты об этом думаешь?
— Это правда, дядя?
— Правда, племянница.
Роза даже подпрыгнула от радости, сильно качнув лодку. Но даже не обратила внимания на такой пустяк. Лицо девочки светилось от восторга, в голове у нее роились тысячи вопросов, которые она хотела задать дяде Алеку. Но не успела она открыть рот, как доктор сказал:
— Посмотри-ка вон на ту лодку. Как она хорошо идет! Какие прекрасные гребцы! Вот и ты скоро будешь грести не хуже…
«Буревестник» шел очень быстро; на веслах сидели шесть молодых красавцев-матросов. Все они были в синих рубашках и шляпах, на которых блестели звезды и якоря.
— Как красиво идут, а ведь они еще совсем мальчики. Ах! Мне кажется, что это наши мальчики! Действительно, это они! Вон Чарли смеется, я его отлично вижу. Гребите, дядя, гребите! Гребите быстрей, не дайте им догнать нас, — Роза пришла в такое волнение, что едва не уронила в воду новый зонтик.
— Мы отлично идем!
«Бонни Белль» действительно неслась, как стрела, рассекая воду узким носом. Мальчики не отставали от них. И доктор Алек, несомненно, достиг бы берега раньше, не дергай Роза руль самым неморяцким образом. Да еще шляпка опять слетела с ее головы. Это маленькое происшествие положило конец безумной гонке. Пока дядя Алек и Роза выуживали из воды головной убор, другая лодка подошла к ним. Мальчики перестали грести и подняли весла.
— Вы ловите раков, дядя?
— Нет, я поймал голубую рыбку, — ответил доктор, вытаскивая из воды мокрую шляпу.
— Чем вы сегодня занимались?
— Мы познакомились с Фуном.
— Отлично, Роза! Это здорово! Нам тоже не терпится его увидеть. Мы хотим, чтобы он показал нам, как надо запускать воздушного змея. У нас ничего не получается. А этот Фун большой?
— Нет, маленький.
— Вы шутите, наверное. А что это у вас такое? Покажите, пожалуйста!
— Ваш веер такой большой, что вполне бы мог служить парусом.
— Одолжите Франту ваш зонтик. Он всегда боится, что его нос обгорит на солнце!
— Дядя Алек, вы, что, собираетесь устроить праздник фонарей?
— Нет, я устрою праздник хлеба и масла, так как уже пора ужинать. Судя по этой черной туче, в скором времени разыграется шторм. Арчи, надо как можно скорее возвращаться домой, а то ваша мама будет беспокоиться!
— Слушаюсь, сэр! До свидания, дядя! До свидания, Роза! — отсалютовал Чарли. — Нам надо почаще встречаться, и мы научим вас грести.
Лодки разошлись, и над волнами понеслась веселая песенка, которую мальчики очень любили:
За синей волной, зеленой волной
Синерукие Джамбли живут.
Все дальше и дальше, к земле иной
Они в решете плывут.
И встало солнце и вновь померкло,
Погас голубой простор.
И Джамбли лунную песнь запели,
И трубы медные заблестели
В тени золотистых гор:
«О Тимбалоо, как счастливы те,
Кто может в кувшине и в решете,
Кто вслед за луной всю ночь напролет
Под зеленым парусом вдаль плывет
В тени золотистых гор!»
О Тимбалоо[8]!..
Глава VIII
ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО
— Дядя, вы можете одолжить мне девять пенсов? Я вам верну их, как только у меня будут карманные деньги, — сказала в тот же вечер Роза, войдя поспешно в библиотеку.
— Конечно, могу, а так как я не буду брать с тебя за это процентов, ты можешь не торопиться расплачиваться со мной. Возвращайся потом сюда, ладно? Если у тебя нет какой-нибудь более веселой работы, то ты поможешь мне разбирать книги, — ответил дядя Алек, вручая племяннице деньги с готовностью, которая так приятна, когда мы просим взаймы.
— Я приду сию же минуту. Мне очень хочется привести в порядок мои книги, но я боялась до них дотрагиваться, потому что вы всегда качаете головой, когда я читаю.
— Я буду качать головой и тогда, когда ты будешь писать, если твой почерк не изменился с момента составления этого каталога.
— Я знаю, что каталог составлен кое-как, но тогда я спешила, так же, как и теперь.
И Роза скрылась, очень довольная тем, что избежала нравоучений.
Но ей пришлось-таки выслушать их по возвращении, потому что дядя Алек все еще хмурил брови над каталогом. Он показал на одно из заглавий, криво и неразборчиво написанное, и строго спросил:
— Что тут написано, мисс? «Пчелиный рой»?
— Нет, сэр, это «Потерянный рай».
— Я очень рад, что узнал это, потому что подумал было, что ты собираешься изучать энтомологию. А это что такое, хотелось бы знать? «Опята и Бекон»? Я вижу, ты увлеклась кулинарией.
Роза с трудом расшифровала свои каракули и произнесла с умным видом:
— О, это «Опыты Бэкона».
— Мисс Пауэр, как я вижу, не учила вас такому старинному занятию, как искусство писать. Теперь посмотри на эти записи. Их мне дала тетушка Изобилие. Видишь, какой у нее красивый и твердый почерк. Она посещала так называемую женскую школу, и хотя изучала там не очень много предметов, но все это были самые полезные вещи, и она изучила их фундаментально. Ты же училась в школе, которую все считают превосходной. А как же иначе? Там учеников откармливают знаниями, как индеек ко Дню благодарения. А могли бы кормить полезной и здоровой пищей: теми знаниями, которые пригодятся детям в будущем. Это — беда многих американских школ.
— Дядя, я блестяще училась в школе. Мы с моей подругой Лили были первыми в нашем классе. Нас всегда хвалили, особенно за успехи во французском языке, музыке и других предметах, — обиделась Роза.
— Если ты знаешь французскую грамматику не лучше, чем английскую, то похвала была незаслуженной, моя дорогая.
— Дядя! Английскую грамматику я знаю и отлично умею делать грамматический разбор. Мисс Пауэр всегда просила нас показать, как мы делаем разбор текста, когда пансион посещали гости. И говорю я так же правильно, как многие девочки.
— Это правда, но все мы слишком бесцеремонно обращаемся с английским языком.
— Да, я знаю, что должна еще учиться и учиться правильной литературной речи.
— Если ты будешь всегда признавать свои ошибки, в чем я не сомневаюсь, я буду еще больше любить мою маленькую янки. Кстати, если ты заметишь, что я делаю ошибку в грамматике, манерах или в поступках, скажи мне — и я приму это с благодарностью. Я много лет скитался по белу свету и порой бываю во многом небрежным, но хочу, чтобы ты была хорошо воспитана. Мы будем совершенствоваться вместе, хотя, быть может, нескоро достигнем высот.
Он говорил так серьезно и, казалось, был так огорчен, что Роза подошла к нему, села на подлокотник его кресла и сказала кротко:
— Мне очень жаль, дядя, что я рассердилась. Мне надо бы благодарить вас за такую заботу обо мне. Думаю, что вы во многом правы. Я училась легко и весело, когда со мной занимался папа. А вот с мисс Пауэр у меня бывали проблемы. В моей голове была такая смесь французского, немецкого, истории, арифметики, грамматики и музыки, что временами голова шла кругом. И я нисколько не удивляюсь, что она у меня часто болела, — и Роза сжала руками голову, как будто она вдруг закружилась при одном воспоминании об этом кошмаре.
Эта тема была одним из коньков доктора Алека, и Роза опасалась, что он вспылит; но он сдержал себя и дал новое направление ее мыслям, вынимая из кармана толстый бумажник:
