Людмила Матвеева - Прогульщик
— Ты мне про сушки не рассказывай. Ты про главное говори. Про письмо.
— Про письмо? — Блеклые глазки заморгали непонятливо. — Про какое письмо, Гошенька?
— Бабушка! Ты что? Ты отправила письмо-то? — Он хотел сказать «маме», но слово застряло в горле, не выговаривалось. И он сказал: — Которое я тебе дал? Письмо? Отправила?
— Ах, это? А как же? Отправила. Адрес написала, он у меня в белой книжке был записан, адрес и цифры индекса. Я в тот же самый вечер опустила в ящик у аптеки. А как же? Письмо — дело такое. Ты меня, Гоша, знаешь: сказала — отправлю, значит, отправила.
Она посмотрела ему прямо в глаза и повторила:
— Отправила, ящик-то около аптеки, туда дойти мне две минуты. Хотя ноги стали не те, болят ноги. Плохо хожу. Но до аптеки — момент дойти, рядом.
— А ответ? Ответ пришел, бабушка? На письмо ответ.
— Ответ?
Бабушка шевелила губами, часто моргала. Чего она переспрашивает каждое слово? Разве непонятно? Человек написал письмо — человек ждет ответа.
— Ах, ответ. Нет, Гошенька. Чего нет, того нет. Не пришел еще ответ, Гошенька.
Не пришел. Сердце сжалось, стало маленьким. И стало как-то все безразлично, скучно. Не пришел ответ. Мама не написала ему. Как же так? Почему она не пишет? Почему она не едет? Нет, не мчится она в эти минуты на самолете. И в поезде не едет, даже в самом медленном. И простого письма ему не написала.
Бабушка заговорила быстро и энергично:
— Больно ты быстрый, Гоша. Сразу тебе ответ. Надо терпение. Не в голоде живешь, не в холоде. И одет-обут. И на чистой постели спишь. Вон щеки-то отъел. Письмо! Жди, имей совесть.
Он ничего не ответил. Какая-то правота была в ее словах. Одет-обут-накормлен. Так и есть. И даже рубашки у всех разные, чтобы не было казенного вида. И водолазки новые. А у девчонок нарядные платья и бантики в волосах. И кормят нормально. Но как объяснишь, что ничем на свете нельзя заменить дом и маму? Разве можно это объяснить? Гоша и не пытается. Вздохнул, стал грызть сушку. Спасибо еще, что бабушка не стала ругать маму, обзывать ее кукушкой, перелетной птицей. Кукушка бросает своих детей навсегда. А Гошина мама не кукушка. Она напишет ему, она приедет. Он же чувствует: это непременно будет. А пока надо терпеть, ждать. Больно он быстрый.
— Бабушка, как только письмо придет — сразу принеси. Договорились, бабушка?
— А что же? Мне прийти ничего не составляет. Я крепкая. Ноги вот только. — Она сунула ему в руку несколько смятых рублей. — Купи себе конфет. Смотри, деньги не потеряй.
Бабушка пошла шаркающей походкой, у двери обернулась:
— И апельсины, и пианины! Вон как живешь. Грех жаловаться.
— Я хоть раз жаловался? Хоть одно слово сказал?
Так некстати подступают слезы. Но Гоша умеет их проглатывать.
Деньги он сунул поглубже в тумбочку и забыл про них. Не нужны ему конфеты, ему письмо нужно.
Деньги
Сегодня на фабрике платят деньги.
Гоша отошел от окошечка кассы с пятью рублями. Еще и сорок копеек получил. А у Климова было пять шестьдесят. На двадцать копеечек всего больше. Но Климов расхвастался:
— У кого больше всех? У меня больше всех! Я лучше работал! А вы все во! — Он приставил ладони к вискам и помахал ладонями, изображая болтающиеся по ветру уши. — Лопухи!
Галина Александровна остановила:
— Вова, успокойся. Работал, как все, а шумишь больше всех.
— Нет! Не как все! Денежки зря не платят! Правда, Зоя Викторовна?
Бригадир Зоя Викторовна смотрела, как они подходят к кассе, как получают свои заработанные впервые в жизни деньги. Все вели себя по-разному. Ира Косточкова взяла деньги, гордо махнула хвостом — норовистая лошадка. Денис пересчитал рубли, не торопясь, — основательный парень. Лида Федорова тщательно сложила пятерку. Гоша Нечушкин взял деньги и слегка улыбнулся. Доволен, но сдержанно глядит. У таких чувства не напоказ. Хороший какой парень. И такого мать бросила. Разве это матери? Хуже зверей. А вот маленький Женя Палшков, он получил всего четыре рубля. Меньше всех, но нисколько не расстроился. Вот Алеша Китаев получил деньги. Поглядел на них как-то удивленно. Надо же — целая пятерка. Никогда Алеша не держал в руках такой огромной суммы. Повертел, потом убрал. Зое Викторовне хотелось сказать: «Сунь в карман поглубже, потеряешь еще».
А Настя прыгает с деньгами:
— Я брошечку в «Галантерее» куплю! Как раз пять рублей. Здесь сердечко, здесь висюлечка, а здесь камушки блестят. Галина Александровна, отпустите меня завтра в «Галантерею»? Там же дорогу переходить не надо. А, Галина Александровна?
— Ха, брошку! А я куплю фотоаппарат. — Денис Крысятников неодобрительно глядит на несерьезную Настю. Брошечка какая-то.
— Фотоаппарат знаешь сколько стоит? — Слава Хватов и сам не знает сколько. Но, конечно, не пять рублей. — Очень много.
— Ничего, накоплю, — отвечает Денис.
— А я куплю взрослые колготки, — объявила Ира Косточкова, — как раз пять рублей.
Вот они уходят и Зоя Викторовна провожает их до проходной.
— Мы в пятницу опять придем, до свидания!
…А вечером сразу у четверых пропали деньги. Первым обнаружил пропажу Гоша Нечушкин.
Во время ужина он вспомнил, что оставил свои пять сорок в кармане куртки, а куртку повесил в раздевалке при входе. Куртка и должна там висеть, а деньги хотелось Гоше оттуда убрать. Чтобы были тут, поближе. Ему было бы приятно время от времени трогать эту пятерку, смотреть на нее, перекатывать в ладони две монетки по двадцать копеек. Заработанные.
Он сразу побежал в раздевалку, это рядом со столовой. Сунул руку в карман — он был пустой. Денег не было. Ни бумажки, ни монеток. Не тот карман? Гоша вспотел. В другом кармане лежал гладкий камешек. Больше ничего. Как так? Потерял? Переложил? Он стал шарить по всем своим карманам — два в джинсах, два на рубашке. Все, нигде денег не было.
Гоша вернулся в столовую, и Галина Александровна только взглянула, сразу спросила:
— Что случилось? Что с тобой, Гоша?
— Деньги были в куртке. Их нет. — Губы пересохли у Гоши, он говорил очень тихо. Но все услышали. Сразу бросились из столовой несколько человек.
Выяснилось: все, кто оставил заработанные деньги в раздевалке, обнаружили пустые карманы. Деньги украли. Кто?
— Кто?
Этот вопрос не задавали вслух. Понятно было, что ответа на него нет. Климов посмеивался:
— Я свои деньги в ботинок положил. Вот они, целы.
— Почему в ботинок? — Лида Федорова отвела со лба прядь. — Ну почему, Климов, в ботинок?
Она хотела сказать: я не хочу думать, что вокруг меня воры. Я сама никогда не ворую, и ни на кого не думала. А деньги я кладу в нормальный карман. Я ни на кого не думаю, и на меня никто не думает. А в ботинок — это противно. Вот так сказала бы Лида золотистая, если бы сумела выразить свою мысль словами.
— Противно быть таким, который кладет деньги в ботинок, — согласился с Лидой Алеша Китаев.
— Ну и сидите без денег. — Вова Климов не стал вдаваться в тонкости. Ему ясно одно: спрятал получше, вот и не украли. А не спрятал — сам виноват.
У Вовы настроение хорошее, он не остался в дураках. Он даже не озабочен тем, что многие подозревают именно его, Вову Климова. Подозревают? Это их дело.
Галина Александровна в полном отчаянии. Климов? Не может быть. Не Климов? А кто же?
Галина Александровна ловила себя на том, что подозревала Вову Климова. Не хотела, а все равно думала. Где был Климов, когда все сидели в столовой и ели рисовую кашу? Он, кажется, сидел на месте. Или выходил? Нет, вроде не выходил. А если даже выходил — разве это доказательство?
Галина Александровна одергивает себя: нельзя так думать о Вове Климове. Кража — это гадость. Подозрение — тоже гадость.
Что делать? Она ехала в тот вечер домой измученная. В метро было мало народа: все нормальные люди давно дома. А ей еще ехать через весь город. А сил нет никаких. Все люди устают на работе — от дел, от нервных нагрузок. Но больше всего мы устаем от неудач и огорчений. Уже глубокой ночью, засыпая, она сказала себе:
— Все-таки не Климов.
Просто похожая девочка
Девчонка опять торчала у забора. Кто же она? Почему приходит сюда? Кого высматривает?
Гоша сегодня издалека заметил ее. Очень она похожа на Светку-Сетку. Быстрые узенькие глаза-рыбки, тонкие брови, длинный тонкогубый рот. И ехидное выражение лица.
— Сетка, — неуверенно позвал Гоша. И побежал к забору. Он даже оставил мяч посреди поля, и Денис Крысятников из-за этого пропустил гол — очень уж внезапно исчез Гоша Нечушкин. А он летел к забору. Уж больно похожа девчонка на Светку. И сердце подпрыгнуло: «Она!» А поверить Гоша не мог — чего Светке тут делать? Наверное, в сумерках ошибся Гоша Нечушкин. Все-таки позвал еще раз: — Светка! Ты, что ли?
— Еще чего, — отозвалась девчонка и кинулась прочь. Мелькнула, как всегда, светлая курточка. Да смех долетел издалека.
