Бранко Чопич - Ноги в поле, голова на воле
Кто не едал на мельнице погачу с пылу с жару, тот не познал истинной сладости жизни. Кажется, что ты не обедал с самого рождения и это первый кусок, попавший тебе в рот за последние сто лет. Поэтому нет ничего удивительного в том, что дядькина погача исчезла в мгновение ока, как будто бы ее и не бывало.
— Н-да! — вздохнул Ея Кляча. — Могла бы она и побольше быть!
— Тогда бы она была не человеческая, а лошадиная! — возразил ему на это Славко Араб.
В благодарность за погачу мы подарили мельнику крупную рыбину. Он ее спрятал в кладовку и говорит:
— Это я для моего Котурии оставлю.
— А кто такой этот Котурия? — подтолкнул я Славко. — Не брат его, случайно?
— Нет, — ответил Славко. — Это его знаменитый кот. — А в самом деле, где твой Котурия? — спросил Славко у мельника.
— На охоту отправился. Да боюсь я…
— Что такое? — заинтересовался Славко.
И только было мельник открыл рот, собираясь ответить Славко, как на мостике, перекинутом через Япру, показался огромный серый кот, он трусил к нам с цыпленком в зубах.
— Вот этого-то я и боялся! — воскликнул мельник. — Ах ты плут, вечно он делает вид, что отправляется мышей ловить, а возвращается из села с цыпленком. Неизвестно, какую штуку еще Крадурия выкинет, этот прохвост тоже куда-то спозаранку умотал!
— Крадурия тоже кот? — спросил Ея.
— Нет, сынок. Крадурия — это мой ученый, верный пес, замечательный охотник. Да вот он возвращается с уловом!
Из зарослей папоротника выскочил здоровенный взъерошенный псина, величиной с теленка, с парой крестьянских опанок в зубах…
— Посмотрите на этого паршивца! — заорал Дундурия. — Это ты так-то на зайцев охотился? Вместо зайца он мне чьи-то опанки приволок! А пойдет лисицу травить — с гунем вернется. Все его знают и гонят из села, но это мало помогает. Потом я, видит бог, всегда возвращаю хозяевам пропажу, а все равно из-за него неприятностей не оберешься. В прошлом году этот паршивец ни мало ни много как в жандармскую казарму забрался и стащил оттуда патронташ с двадцатью патронами! Не хватает еще, чтобы он в один прекрасный день мне винтовку приволок. Придется нам тогда с ним на пару в гайдуки податься, а нашего куроеда Котурию оставить мельницу сторожить.
— Ну и чудеса! — воскликнул Славко. — Если бы я своими глазами не видел, как пес опанки притащил, я бы в такие небылицы ни за что не поверил.
— Э-э, сынок! — протянул дядька Дундурия. — Недаром это место называется Ущельем сказок еще со времен моей молодости, когда я посильнее был и справлялся не с такими разбойниками, как кот Котурия и пес Крадурия!
— Что же это были за разбойники?! — подхватил Ея Кляча.
— Э-эх! Ты еще спрашиваешь! Был у меня знатный конь Брыкурия, а у Брыкурии копыта что твои солдатские подкованные бутсы. Так вот как-то раз этот конь вломился в школу и проскакал по лестнице на второй этаж, а мне пришлось потом заплатить сполна за починку лестницы, которая под ним обрушилась.
— Про него я и от бабки Еки слышал, — вспомнил Ея Кляча.
— Потом у меня был козел Козлотурия. Козлотурия вечно шатался по ущельям. Однажды столкнулся Козлотурия на узкой дорожке с бабкой Екой, отнял у нее все лекарственные травы, которые она все утро по склонам горы собирала, и тут же их съел. От этих трав он до того разъярился, что налетел на старостиного быка, и бык его так к выгону рогами и пригвоздил. Бедняга Козлотурия! Все бабы считали, что это не козел, а сам дьявол из Кошачьей пещеры.
Я вздрогнул при упоминании Кошачьей пещеры, а мельник продолжал:
— Был у меня еще и баран Руноносец. Он ни за что не давался стричься, и шерсть эта на нем словно сено в стоге слежалась пластами. Зимой он рядом со мной спал и грел меня лучше всякой печки.
— И что же с ним стало? — не терпелось узнать Славко.
— Унесла его Япра во время наводнения. Намокло у барана руно, бедняга так и не смог выплыть из воды. Вот какие бывают казусы с теми, кто не любит стричься.
— Да, кого только у тебя не было… — вздохнул Ея Кляча.
— Эх, сынок, это уж не говоря про свинью Хрюкалку, страшную обжору, корову Мумукалку и осла Игоготурия…
— Это только ты даешь своим животным такие клички? — спросил я.
— Ого, посмей только кто-нибудь передразнить Дундурию, я его проучу! — загремел мельник. — Однажды сельский кузнец вздумал назвать своего рысака Верхотурией, так я в село спустился и распушил там и кузнеца, и кузницу его, и коня, и кобылу, а заодно и детишек приструнил. Напоследок свинье такого дал пинка, что она кубарем полетела, а наседку в шерсть зашвырнул, потом ее ребята едва из этой шерсти выпутали. С той поры перевелись охотники другим подражать, да и сам я перестал разными кличками живность обзывать.
— Какие же ты теперь ей имена даешь? — поинтересовался Кляча.
— Современные, в духе нового времени. Вот, например, живет здесь неподалеку в лесу белочка, я ей дал имя Пушинка Быстрицкая, моего соседа ежа окрестил Симеуном Игольчатым, сороку я величаю Мйлицей Долгохвостиковой, ворону — Томанией Каркович, дрозда — Спиридоном Щебеталычем…
Неизвестно, долго ли еще перечислял бы своих многочисленных лесных знакомцев дядюшка Дундурия, но тут со стороны тропы, проходившей ущельем, донеслось громогласное пение:
Ой, признайся ты мне, бор глухой,
Ты скажи-ка мне, Япра-река,
Не скрываешь ли в теснине своей
Моего побратима Дундурию,
Он один героя может вызволить
Из беды лихой, из беды большой!
Заслышав пение, Дундурия радостно захохотал и отозвался, не щадя своих легких:
Милый друг ты мой Карабардакович,
Слышу клич я твой молодеческий,
Ты сюда ко мне поспешай скорей,
Одолеем мы ту лихую беду,
Что тебя привела ко мне на мельницу!
И вот сам школьный истопник Джурач Карабардакович появился на выходе из ущелья верхом на своем заслуженном коне. На лужайке перед входом в мельницу Джурач Карабардакович спрыгнул с коня, сжал своего друга в богатырских объятиях и смачно поцеловал его в обе косматые щеки. Пуф, пуф — взмыло над приятелями белое облако.
— Как дела? — загудел Джурач, с размаху хлопнув мельника по плечу.
И снова над ними взвилось белое облако, как будто дала залп старая церковная мортира.
— Отлично, а ты как? Какая беда привела тебя в мой медвежий угол?
— Зуб замучил, выдрать надо.
— Кому, тебе или коню?
— Мне, будь он неладен!
Дундурия придвинул свою физиономию к пышной бороде и усам нашего школьного истопника Джурача Карабардаковича, и нам почудилось, будто соединились два растрепанных гнезда — сорочье и воронье.
— Уж очень велик у тебя испорченный зуб. Придется конские клещи брать.
— Какие хочешь бери, только выдери!
Джурач Карабардакович растянулся на лугу, Дундурия засунул лошадиные клещи в его открытый рот и давай дергать. Дергает, дергает, таскает Джурача по траве, а проклятый зуб не шелохнется.
— Видал ты этого лошадиного братца! — отдувается Дундурия. — Сейчас мы с ним, дружище, по-другому поговорим.
Дундурия велел Джурачу встать, для прочности расставив ноги пошире, Славко сзади его за кушак ухватил, я обнял Славко сзади обеими руками, а Ея Кляча уцепился за мой ремень. Таким образом выстроенные гуськом, уперлись мы ногами в землю напротив Дундурии, а Дундурия зажал проклятый зуб железными лошадиными клещами да как заорет:
— Вылезай, лошадиный резец, настал твой конец!
Дундурия тянет Джурача на себя, мы — на себя, рывок туда, рывок сюда, рывок туда, рывок сюда! Вдруг наша сторона перетянула — хоп! — и все мы попадали на спины, а Ея Кляча скатился в речку и вылез мокрый с ног до головы. У меня лопнул ремень от штанов, Славко перевернулся через голову, а простертый на траве Джурач застонал:
— А зуб не шевельнулся!
Наконец прикрутили мы Джурача Карабардаковича железной цепью к тому колу, что служил коновязью, Дундурия поднатужился, дернул изо всех сил и вырвал испорченный зуб.
— Ну, побратим, и знатный же был у тебя клык: сколько пришлось мне повыдергивать зубов и у людей, и у коней, а такого великана я еще не видывал! — признался Дундурия.
После этого приключения с зубом мы до того развеселились, что позабыли и про пещеру, и про рыбалку и до вечера засиделись в гостях у мельника в удивительном Ущелье сказок. И весь улов свой съели за компанию с Джурачем и Дундурией.
14
После нашего посещения Ущелья сказок и мельника Дундурия весь прочий мир показался нам таким неинтересным и скучным, как после пробуждения от чудесного сна. На мельнице мы позабыли даже про Кошачью пещеру и вспомнили о ней лишь по дороге домой.
