Анна Красильщик - Три четверти
Пока я думала, что он имеет в виду, кто-то бросил в меня комок жвачки.
Моча занервничал, в уголках рта у него, как обычно, выступила белая пена.
— Мальчики, вы срываете урок, — сказал он и откашлялся.
— А чем мы мешаем-то? Я вообще молчал и стихотворение выучил, — сказал Овца.
— Ну Хорошо, не надо хулиганить больше. Продолжай, мы слушаем, — попросил меня Моча.
— Жил на свете, — снова начала я, но в горле застрял гадкий комок, который мешал глотать и говорить.
— На том свете, — передразнил меня Кит.
Комок становился все больше и пытался выскочить наружу. По щекам потекли слезы и закапали на парту. Почему-то мне было ужасно жалко маму, хотя она-то никогда не узнает, что случилось. И одновременно я злилась на нее: может, если бы она не заставила меня выучить именно это стихотворение, ничего такого бы не произошло.
Домой из школы я шла одна. Я посчитала все шаги до метро. Я не наступила ни на одну из полосок между плитами на станциях и в переходе. Я засекла на всех станциях. Я молилась богу, не знаю какому: «Господи, сделай так, чтобы они меня простили. Господи, сделай так, чтобы я снова была нормальная».
Дома мама спросила:
— Ну как?
— Что — как?
— Как ты рассказала «Жил на свете рыцарь бедный»? Что же еще?
— Нормально.
— У тебя на все один ответ. Что значит «нормально»? Не сбилась?
— Почему я должна была сбиться? — крикнула я. — Вечно ты думаешь, что у меня ничего не получится!
— Что с тобой? — недоуменно спросила мама, но вместо ответа я убежала в комнату и хлопнула дверью.
Настроение у меня стало еще хуже, и весь вечер я старалась прогнать его, слушая «Битлз». Первый дедушка когда-то подарил мне книжку про Джона Леннона, и я прочитала, что у него тоже было трудное детство. Конечно, не такое, как у меня, но все-таки…
* * *Так прошел январь и начался февраль. Однажды по дороге в школу меня кто-то окликнул. Я обернулась и увидела Воробья, которая бежала за мной.
— Фух, как ты быстро идешь, еле догнала. — Воробей была вся красная и тяжело дышала.
— Чего тебе?
— Погоди, дай отдышаться.
— Ну?
— Слышь, Килька, давай помиримся?
— Я с тобой не ссорилась.
— Ну, в смысле давай снова дружить.
— Давай.
Кажется, мои молитвы кто-то услышал. После уроков Фигура спросил меня, иду ли я домой.
— Вы идите, я с Воробьем.
— Как скажешь, — Фигура хмыкнул и ушел. Как будто мне нельзя дружить еще с кем-то.
По дороге домой Воробей рассказала, что Кит и Сыроежка больше не гуляют.
— Почему?
— Он сказал, что у нее нет сисек и это все равно что с пацаном гулять.
— Тебе сказал?
— Да не мне, а ей.
— А она?
— А она обиделась, конечно. Ты же знаешь ее, ей-то самой кажется, что сиськи у нее по всему телу растут.
На следующий день на большой перемене Кит снова начал задирать Пукана. На этот раз он отобрал у него шапку и начал делать с ней неприличные движения: как будто он тыкается в нее своим одним местом. Тогда Пукан подошел к Киту:
— Отдай, — сказал он.
Кит протянул шапку Пукану, но, как только тот попытался ее взять, кинул ее Овце. А Овца — обратно Киту, а Кит — Головастику. И так далее — как в пионербол. Пукан медленно переходил от одного к другому, хотя было понятно, что шапку они не отдадут. Вдруг Кит сказал:
— Килька, лови.
Я поймала шапку и одновременно взгляд Пукана. Он обрадовался и шел ко мне, потому что думал, что я отдам ему шапку. Но я даже не успела подумать — просто перекинула шапку Овце, а Овца зажал ноздрю и сморкнулся внутрь зеленой слизью. После этого он бросил шапку на пол.
— Свиньи! — В класс вошел Фигура. Он поднял шапку и начал натягивать ее на Овцу, Овца брыкался, вопил, Кит свистел, а все остальные просто смотрели и смеялись. И я тоже: рот как будто сам расплывался, хотя на самом деле мне было не смешно. Не знаю, чем бы все кончилось, если бы в класс не вошла англичанка и не начала урок.
Когда я спустилась в раздевалку, Пукан и Фигура сидели на скамейке и переобували сменку.
— Слушай, извини. Сам понимаешь, если бы я отдала тебе шапку, со мной было бы то же самое, — начала я, но Пукан и Фигура встали и ушли. Просто ушли, не сказав ни слова. Если бы они накричали на меня или обругали бы, и то было бы лучше. И тут ко мне подошел Кит.
— Килька, а чего ты завтра после уроков делаешь?
— Да ничего вроде.
— Не хочешь в гости прийти?
— К тебе?
— А к кому еще, к Пукану? — Кит засмеялся и сделал какой-то мушкетерский поклон. — Приглашаю вас, госпожа, ко мне в гости. Ну что, придешь?
— Ну ладно.
— Круто, тогда до завтра.
Я тут же забыла про Пукана и Фигуру — фиг с ними. Давно у меня не было такого хорошего настроения: внутри как будто все пело, а черное стало розовым.
— У тебя сегодня пять уроков? — спросила мама на следующее утро за завтраком.
— Да, но я потом в гости.
— Здорово! К кому?
— Ну там… К однокласснику.
— Тебе разве не надо делать уроки?
— Заманало.
Мама бросила на меня полный осуждения взгляд и ушла в комнату, а я стала собираться.
— И не забудь убрать за собой со стола, — раздалось из-за двери.
После уроков мы с Китом сели на троллейбус, который шел от школы до его дома. Моча, мама Кита, Кит и его старший брат жили в сером кирпичном доме. У подъезда сидели старушки. Кит не обратил на них внимания, и старушки заворчали. Кит сказал неприличное слово и показал средний палец. Дверь хлопнула, и мы оказались на лестнице в подъезде. Свет там был совсем тусклый, и ужасно воняло кошками. Лифт не работал, поэтому пришлось идти по лестнице, усыпанной мусором, мимо зеленых стен, исписанных неприличными словами.
Дверь открыла мама Кита. Я ее уже видела однажды в школе: милая, тихая, с выпирающими вперед верхними зубами, как у Кита. Кит был на нее похож и от этого почему-то уже не казался таким крутым.
— Привет, — сказала мама Кита. — Голодные?
— Ма, отстань, — рявкнул Кит.
— Ну тихо, тихо, не воюй, — мама Кита покачала головой и ушла в комнату.
— Хочешь жрать? — спросил Кит.
— А что есть?
— Пошли на кухню.
На столе стояли грязные тарелки с остатками еды, валялись хлебные крошки и виднелись маленькие липкие лужицы от варенья или какого-то соуса. Я решила спрятать руки под столом, чтобы случайно не вляпаться. Кит открыл холодильник — на всю кухню запахло тухлятиной.
— Фу, — я зажала нос, хотя мама говорит, что так делать неприлично.
— Это котлеты, — объяснил Кит. — Будешь?
— Нет, спасибо.
Если честно, есть уже не хотелось. Кит вытащил котлету рукой и набил рот.
— Ну, пошли в мою комнату.
Кит жил в одной комнате с братом, но его пока дома не было. Они спали на двухэтажной кровати: Кит на втором этаже, а брат на первом. На стенах поверх обоев в цветочек висели плакаты с группами AC/DC, Metallica, Iron Maiden и несколько икон.
Кит бухнулся на кровать брата и взял какой-то журнал, а я села на ручку кресла около стола. Говорить Почему-то нам было совсем не о чем, и — ужас — в тишине мой живот рычал, как голодный тигр. Поэтому я все время ерзала, делая вид, будто меняю позу, чтобы он хотя бы на секундочку заткнулся.
Так прошло минут пятнадцать, но ощущение было, что целая вечность. И тут Кит тихо позвал меня:
— Килька, иди сюда.
— Куда? — на всякий случай переспросила я.
— Ко мне.
Я села на краешек кровати. Кит потянул меня за плечо, и я немного по-деревянному к нему прижалась. Сейчас он меня поцелует, — подумала я и закрыла глаза. Но вместо этого Кит положил ладонь мне на грудь — на правую. От этого я тут же вскочила.
— Да ладно, чего ты как маленькая?
— Щекотно.
— Ладно, ладно, — и он потянул меня обратно. Наши головы оказались совсем рядом — как в моих мечтах о подушке. И тогда Кит вдруг засунул язык мне в рот. Я всегда думала, что первый поцелуй — это что-то волшебное, о чем потом помнишь всю жизнь. Но нет, оказалось, что это ужасно противно — как будто съедаешь улитку или слизняка. Чтобы не обидеть Кита, я решила потерпеть, стараясь не замечать запах котлеты у него изо рта.
— Килька, — прошептал Кит.
Я поняла, что сейчас он скажет, что любит меня.
— Что?
— Покажи мне сиськи.
Я подумала, что мне послышалось.
— Чего?
— Покажи сиськи.
Я покраснела и отодвинулась:
— Может, пойдем погуляем?;
— Не тупи. Ну чего тебе стоит?
— Нет, я не могу.
— Чего ты, как целка, вырубаешься?
— Я не вырубаюсь.
— Ты чего, дебилка совсем? Чего пришла тогда?
У меня заколотилось сердце, и кровать брата Кита как будто медленно начала уезжать куда-то в сторону.
— Вали тогда давай, — сказал Кит и отвернулся к стене.
— Пожалуйста, не обижайся, — попросила я.
