Анна Красильщик - Три четверти
Когда мы съели половину, никто из нас не мог пошевелиться. Мама собрала остатки и положила в пакет, но по дороге один из коктейлей опрокинулся и Протек, и из пакета всю дорогу лилась сладкая розовая струйка. Струйка испачкала мамины сапоги, а папа бесился все сильнее и говорил, что выбросит еду, хотя мама умоляла его этого не делать.
— В блокаду люди с голоду умирали, — на всякий случай вставила я, но папа так на меня посмотрел, что стало ясно: лучше помалкивать.
В общем, мы все-таки принесли все домой, чтобы съесть на ужин, но оказалось, что еда остыла и стала совсем невкусная. И мама все-таки выбросила ее потом — незаметно, чтобы Первый дедушка ничего не узнал.
Но даже узнай он об этом, вряд ли стал бы сердиться. Вечером дедушке стало нехорошо. Мама вызвала скорую, но она приехала совсем не сразу, а только через час. Все это было страшно, и я сделала вид, что сплю. Сначала я услышала, как хлопнула дверь подъезда, потом как внизу вызвали лифт, потом как он остановился на нашем этаже. Раздался звонок. Мама открыла дверь и проводила врачей в комнату дедушки. Ненадолго стало тихо, а потом опять шумно. Я услышала, как заплакала мама, как папа что-то говорил врачу и как женский чужой голос сказал:
— Ну что, будем оформлять.
Наверное, я не вышла из комнаты, потому что не хотела думать о том, что могло случиться. Ведь пока не знаешь точно, ничего как будто не произошло.
— Ты спишь? — Дверь открылась, и в комнату заглянула мама. Оказывается, уже наступило утро — за окном было светло и пасмурно.
— Нет, — хотя на самом деле фактически я еще спала.
— Мне надо с тобой поговорить. — Мама села на край кровати и взяла меня за руку.
Было понятно, что хочет сказать мне мама, и меньше всего на свете мне хотелось это слышать. Но я сделала вид, как будто ничего не понимаю.
— Что?
— Вчера дедушке снова стало плохо. У него заболело сердце. Приехали врачи, но было уже поздно: сердце остановилось.
Я молчала, потому что не знала, что в таких случаях нужно говорить.
— Дедушка умер, — сказала мама и заплакала. Я разглядывала узоры на обоях, которые напоминали лица жутких чудовищ. Я вспомнила, что сегодня мы собирались пойти в кино на «Тома и Джерри».
— То есть в кино мы не пойдем?
— Стыдно! — крикнула мама и встала. — Когда ты поссорилась с кем-то из школы, рыдала весь день! У тебя дед умер, а тебя волнует какая-то чушь!
Мама хлопнула дверью.
Вечером нас с Малюткой отправили ко Вторым бабушке с дедушкой, а еще через несколько дней все вместе мы поехали на похороны. В темном зале с серыми стенами на каком-то столе стоял гроб, а в нем лежал дедушка. Лицо у него было совсем другое, и я даже подумала, что на самом деле он не умер, или, вернее, умер кто-то другой, а дедушка просто решил подшутить над нами. Дедушка лежал в своем нарядном костюме с кучей орденов, хотя в жизни, кажется, никогда его не носил. По крайней мере, я не видела. Вокруг гроба стояло много людей, и почти все незнакомые. Какая-то тетка с красной помадой и в огромных очках всхлипывала и громко сморкалась. Потом пришла другая тетка, на каблуках и совсем сильно накрашенная, и сказала:
— Граждане, подходим к гробу, прощаемся с покойным.
Голос у нее был звонкий и отчетливый — как у комсомольцев, которые принимали моих одноклассников в Старой школе в пионеры. Папа подошел к дедушке, и лицо у него стало как стены в той комнате. Он наклонился и поцеловал дедушку в лоб, хотя в жизни никогда не целовал его. При мне во всяком случае. Потом он отошел в сторону, а мама тоже нагнулась, погладила дедушку по волосам и расплакалась. И все подходили и целовали дедушку, и гладили, и клали цветы.
— Иди, попрощайся, — Второй дедушка слегка подтолкнул меня в спину, но ноги стали как деревянные, и я застыла на месте.
— Потом всю жизнь будешь жалеть, что этого не сделала, — покачала головой бабушка.
Но я не могла подойти. Я решила лучше думать, что дедушка пошутил и все это какое-то странное представление, поэтому вырвалась от Вторых бабушки с дедушкой и вышла на улицу. Там курили две мамины подруги без мужей. Одна из них подошла ко мне, крепко прижала к груди и прошептала: «Держись», — как будто я падала с ног или что-то в этом роде. От нее сильно пахло духами, и я осторожно высвободилась.
Потом все поехали к нам домой. Зеркала были завешаны простынями и полотенцами, а на шкафу стояла дедушкина фотография — как на паспорте, только вдвое больше. Рядом с ней рюмка с водкой и горбушка бородинского хлеба. Бред какой-то: держу пари, что дедушка предпочел бы блины или оливье, которые поедали его гости. Иногда кто-то вставал и говорил тост. И всегда про дедушку. Какой он был хороший друг, или как он прекрасно работал, или как любил свою семью и бабушку, которая умерла. Хотя все его так хорошо знали, я ни разу не видела, чтобы кто-то из них приходил к нему в гости. После тостов все пили водку, не чокаясь, и продолжали есть. Все это довольно быстро мне надоело, и я пошла спать. А еще через два дня каникулы закончились и началась третья четверть.
Третья четверть
По дороге в школу я встретила Воробья. После того разговора перед Новым годом мы ни разу не созванивались, и это было странно: обычно мы трепались по телефону каждый день. Воробей шла впереди в дутой ярко-голубой куртке и смешной шапке с помпоном.
— Воробей! — окликнула я ее.
Воробей остановилась и оглянулась. Вид у нее был такой, как будто она съела что-то тухлое.
— А, привет.
— Как дела?
— Нормально.
— Чего на каникулах делала?
— Да ничего особенного.
Разговор явно не клеился, и к школе мы подошли молча. Когда мы вошли в класс, я не сразу почувствовала, что что-то изменилось, хотя изменилось все. Кит, Овца, Сыроежка, Головастик и Воробей вели себя так, как будто меня больше нет. Но я не сразу это поняла. Я подумала, что такого не может быть и все это мне кажется.
— Привет! Как дела? — Я подошла к ним на перемене. Но все молчали. Наконец Овца громко рыгнул и сказал:
— Слышь, Килька, мы тут решили, что ты не в тусовке больше.
— Ну ты дебил, — сказала Сыроежка.
— А че такого — просто котлетками запахло, — Овца заржал.
Кит на меня не смотрел — как будто меня тут не было или я вообще умерла и превратилась в призрак.
Я отошла и села на свое место. Может, это наказание за то, что я не плакала, когда умер дедушка? От всего этого мне самой хотелось умереть.
После уроков все зависли на продленке, и я поняла, что мне лучше пойти домой. Когда я вышла из школы, меня кто-то окликнул.
— Ты к метро? — Я обернулась и увидела Фигуру. С ним еще был Пукан.
— К метро.
Фигура ничего не сказал, но они пошли рядом со мной. Наверное, я ни разу не разговаривала с Пуканом. Ну, может, один. Я даже не знала, какой у него голос. Так что в каком-то смысле мы познакомились. Оказалось, что они с Фигурой живут рядом и вместе ездят в школу и обратно. А еще что Пукан тоже любит Майн Рида.
Так я стала дружить с Фигурой и Пуканом. То есть как дружить — по телефону мы, конечно, не трепались, но почти каждый день вместе шли до метро, а на перемене играли в морской бой и болтали про книжки. Кит и Сыроежка теперь гуляли вместе. Я видела, как они ходят в обнимку, и каждый раз у меня противно скручивало живот. С Воробьем мы больше не созванивались — как будто никакой дружбы раньше не было. Теперь они были лучшие подружки с Сыроежкой и после уроков часто ходили к ней в гости. Однажды Кит подошел ко мне на перемене:
— Слышь, Килька, ты чего, втюрилась в Пукана? Или в Фигуру, может?
— Мы просто дружим.
— Групповуха типа? — Кит захихикал.
— Заткнись, — тихо сказала я, но он услышал.
— Че ты сказала?
— Ничего.
— Я все слышал. Ты не жилец.
На следующий день первым уроком была история. Нам задали выучить любое стихотворение на историческую тему, чтобы потом обсудить, как история влияет на литературу. Все воскресенье мы с мамой повторяли «Жил на свете рыцарь бедный» Пушкина, потому что оно о Крестовых походах.
Моча был в хорошем настроении. Заходя в класс, он напевал какую-то песенку. Овца прочитал «Песнь о вещем Олеге». Воробей — «Бородино». Тут Моча спросил меня. Я немного волновалась, и у меня вспотели руки.
— Жил на свете рыцарь бедный,
Молчаливый и про…
— Проститутка.
Сначала я не поняла, что произошло, но пол как-то странно поплыл у меня под ногами.
— Сынок, помолчи, пожалуйста, — промямлил Моча. — Так, продолжай.
— Жил на свете рыцарь бедный,
Молчаливый и про…
— Про-сти-тут-ка, — по слогам повторил Кит. — Килька — проститутка.
Всем потомникам дает,
У всех потомников берет.
Пока я думала, что он имеет в виду, кто-то бросил в меня комок жвачки.
