Марк Ефетов - Звери на улице
Слава сел в большое кресло и как бы утонул в нем. И ему показалось, что он слышит голос Софьи Петровны издалека:
— На твое имя пришло письмо из ГДР.
Слава молчал.
— Что же ты молчишь, Славик?
— Миша, — тихо произнес Слава. — Мишенька…
Ну конечно, все тут же и выяснилось.
Директор разорвала конверт и дала Славе прочитать письмо. Угадать не трудно — там был выигрыш по лотерее: его поездка в ГДР, Берлин, зоопарк, Мишка. То есть прямо в конверте медведь не сидел. Но все бумажки, которые были в конверте, говорили о том, что все, о чем Слава мечтал, — реально, реально, совсем реально! И с Мишкой он обязательно встретится.
Вот так все случилось — вдруг.
Слава, конечно, обрадовался, а через полчаса огорчился. Пришел домой и прямо с порога:
— Мама, я еду в ГДР.
— Куда?
— В Германию. В Германскую Демократическую Республику.
— Глупые шутки, Слава. Садись обедать.
— Мамочка, так правда же еду. Еду, еду, еду…
— А я говорю — садись обедать.
— Мамочка…
— Хватит.
— Ну хорошо — раз так, я расскажу тебе все по порядку…
И он все рассказал маме.
А она:
— Не реально.
— Как же, мамочка, не реально, когда совсем-совсем реально. Вот письмо, которое дала мне наша Софья Петровна. И еще она просила тебя к ней зайти, и просила не так, как всегда: «Пусть зайдет кто-нибудь из твоих родителей в шесть часов. Точно. Так и передай. У меня и другие дела есть». А тут она сказала: «Пусть зайдет в удобное для твоей мамы время». И была такая ласковая-ласковая, и в белой блузочке, как тогда, когда школе вручали знамя, помнишь?
Тут мама не села, а прямо-таки упала в кресло:
— Господи, что ж это такое? С каких пор дети стали по заграницам ездить? Нет, нет, никуда я тебя не пущу. И не выдумывай, пожалуйста. Слышишь?
И в это время зазвонил телефон. В тот день все было как в кино. А вы разве не заметили, что в кино всегда так: вот что-то должно случиться, и в это самое время звонит телефон или на экране кто-нибудь появляется, и все случается совсем не так, как все ждали. Ох и дразнит же вас такое кино! Слава это страшно любил: ждешь одно, а случается другое. Так было и тогда: жарко — холодно, холодно — жарко. У Софьи Петровны в кабинете Слава решил: еду! Поговорил с мамой — вышло, что не едет!
Зазвонил телефон…
Нет, тут надо рассказать по порядку. Ведь весь сыр-бор с поездкой загорелся из-за Мишки. А Мишку этого добыл Яков Павлович Федотов, знаменитый герой Великой Отечественной войны. Это целая история, как Яков Павлович был на охоте в Валдае, как он там убил опасного зверя — разозленную медведицу — и взял ее двух детенышей: мишку Мишку и мишку Машку, и как потом этот самый мишка Мишка, с которым Слава подружился, попал в Берлинский зоопарк.
И надо же было такому случиться, чтобы в ту самую минуту, когда Слава говорил с мамой о поездке в Берлин, к ним позвонил тот самый Яков Павлович. Конечно, позванивал он и раньше: каждый раз, когда бывал в Москве. Федотов ведь не только Мишку нашел, но и Славу, когда тот отправился к Мишке и заблудился в лесу. Тогда Федотов и со Славиной мамой познакомился и с тех пор бывал у них в Москве, а жена Федотова — Маргарита Павловна — даже лечила как-то Славу.
Но это все к Мишке и к Берлину не относится. А относится то, что Яков Павлович, узнав тогда по телефону от Славиной мамы, что Слава может поехать в Берлин к Мишке, сказал, что сегодня же к ним придет. И пришел.
А потом такие были две недели у Славы, что никому не пожелать. Каждый день по тысяче раз: едет — не едет, едет — не едет.
А дело-то было все в том, что Якову Павловичу тоже захотелось с Мишкой встретиться, может быть, не столько с Мишкой, сколько с Берлином, в котором он был в мае сорок пятого года. Но «хотеть», как сказал Федотов, «это еще не значит — мочь».
Мама заявила сыну: «Поедет Яков Павлович — поедешь и ты. А без него и думать не смей».
И тут Слава почувствовал — никаких поблажек ему не будет. А Яков Павлович — человек занятой. У него была опять же, как он говорил, «задача со многими неизвестными».
Вот так две недели Слава гадал: четный номер автомобиля — того, что первый встретится, — поеду; нечетный — не поеду. Или: зазвонит в течение часа телефон — поеду, не зазвонит — не поеду. Честно говоря, он иногда хитрил: знал, например, что Глебка должен ему позвонить, — значит, телефон зазвонит. И знаете, как получалось: как раз, когда хитрил, не выходило. Глебка должен был позвонить, но вот не звонил. И телефон молчал как мертвый не час, не два, а до самого позднего вечера, пока Слава не ложился и не засыпал. «Значит, — решал он, — не поеду, совсем не поеду».
Поехал! Поехал же! Яков Павлович позвонил из Валдая, когда Слава на поездку совсем уже надежду потерял и на телефон совсем не загадывал. Федотов вдруг позвонил и сказал:
— Передай маме, что я получил отпуск, оформляюсь, завтра буду в Москве. В общем, складывай чемодан.
Вот как оно получилось.
«Полундра»
Накануне отъезда пришел Глебка и сказал:
— Хочешь, я помогу тебе вещи укладывать?
Слава не успел ему ответить, а только успел подумать. С ним такое часто бывает. А подумал он: «Какие там вещи? Рюкзачок, как в пионерлагерь, и чемоданчик маленький такой». Он об этом только подумал, а Глебка, не дождавшись ответа, попрыгал вокруг Славы и запел:
Тру-ля-ля! Тру-ля-ля
Едем за границу.
Нам это не снится,
Айн, цвай, драй,
Айн, цвай, драй,
Поскорее приезжай!..
Ну, чего складывать? — спросил он.
Глебка был из тех, что радуются счастью другого. И как же Слава его за это любил!
Только Глеб подлавливал очень сильно. Тут он пощады не давал. Пришел как-то с трещоткой, ну, штука не хитрая: шершавое такое колесико из дерева и дощечка к нему привязана. Он колесико покрутил, и сразу же зашумело, прямо как пулемет затакал. Даже в ушах у Славы стало нехорошо. Тут Глебка и спросил:
— Что это за шорох?
— Хорош шорох, — сказал Слава, — оглохнуть можно.
Глебка запрыгал на одной ноге и закричал, как индеец:
— Полундра! Один — ноль! Один — ноль!
Ох и подлавливал он Славу в тот день перед отъездом — жуть!
Вы уже разгадали, что это за игра у них была в слова-перевертыши: «Полундра»?
Если не разгадали, слушайте дальше, и вам все станет понятным.
Только они с Глебкой из дому вышли, он Славе и говорит:
— Почему за тобой такая длинная тень?
Слава повернулся:
— Где?! Тени нет!
И снова одно очко проиграл. Не верите — проверьте. Напишите: «тени нет» — и прочтите с конца. Ну как, теперь поняли? Сколько раз Глебка выигрывал по одному очку, этого и сосчитать нельзя. В тот раз, например, попросил Славу показать ему какой-нибудь вид Берлина. А Слава что? Показал такую рекламную картинку: «Посетите ГДР». Глебка прищурился, потом отошел и посмотрел на картинку сквозь кулак, как в подзорную трубу. Можно было подумать, что он рассматривает какое-то там особенное произведение искусства.
— Ты что, — сказал Слава, — цирк устраиваешь?
А Глебка сделал такое лицо, как будто он какой-то там миллиардер и вот пришел к знаменитому художнику покупать его картину:
— О, вид — диво!
Но в тот раз номер, как говорится, не удался. Уж очень это его восклицание показалось Славе странным. Особенно «о». Слава быстренько перевернул эти слова в уме и сказал:
— Полундра! Глебка горит. Перевертыш.
Но что хвастать?! Слава смог получить только одно очко, потому что вовремя разгадал один перевертыш. Но в тот же день Глебка снова подловил Славу. И как обидно подловил.
— Ну, давай адрес — куда тебе писать в ГДР?
— Как — куда? — сказал Слава. — Никуда. Нет у меня пока никакого адреса. Пиши: в зоопарк Мишке-валдайцу, как, знаешь, Ванька Жуков писал: «На деревню дедушке».
— «Ванька Жуков, Ванька Жуков»! Ты мне ваньку не валяй. Ты мне давай выкладывай, как писать: что по-русски, что по-немецки. — Глеб вынул блокнот и карандаш: — Ну, диктуй, что знаешь.
— А что я знаю? Пиши по-русски: «ГДР». А потом по-немецки: «Берлин».
Глебка стал тщательно выводить буквы и при этом шипеть: «Ш… ш… ш…» Слава спросил:
— Ты что шипишь?
А он:
— Я пишу, шипя.
— Вот еще глупости. На уроке, я думаю, ты не шипишь. Учительница тебе пошипела бы. Опять ты цирк устраиваешь!
— Цирк не цирк, а очко мое. Полундра.
Слава проверил это его «я пишу, шипя» и понял, что Глебка снова его подловил.
«Тре-пуш-шиш»
Наконец пришел день отъезда. В ночь перед этим Слава просыпался раз десять, а может быть, двадцать. И ночь казалась ему бесконечной.
Но все это неинтересно, как он там переживал, не спал, волновался и всякое такое. Про это рассказывать не стоит, а вот на вокзале произошло интересное.
