Туве Янссон - Мемуары папы Муми-тролля
— Он похож на меня? — прошептал я.
— Нисколечко. С какой стати ему походить на тебя? — удивилась Мюмла.
Я пробормотал что-то неопределенное и покраснел. Конечно, я поторопился, высказав такое предположение. Но все-таки… Подумайте, а что, если… Я чувствовал себя королевской особой. Да, да. Во всяком случае я увижу Самодержца, может, даже поговорю с ним!
В королях есть нечто особенное, нечто величественное, возвышенное, недоступное. Вообще-то я не склонен восхищаться кем-либо (разве что Фредриксоном), но королем можно восхищаться, не роняя своего достоинства. И это приятно.
Мюмла тем временем бежала вприпрыжку по холмам, перелезала через каменные стены.
— Послушай-ка, — сказал Юксаре, — для чего вы понастроили эти стены? Вы что, запираете кого-нибудь или запираетесь от кого-то?
— Еще чего, да их просто так понастроили, — отвечала Мюмла. — Подданным королевства нравится строить стены, потому что тогда можно брать с собой еду и устраивать пикники… Мой дядя по материнской линии построил стену в семнадцать километров! Вы бы удивились, если бы познакомились с моим дядей, — весело продолжала она. — Он изучает все буквы и все слова слева направо и наоборот и носится с ними, пока точно не уверится, что хорошенько выучил их. А если слова очень длинные и заковыристые, то он изучает их целыми часами.
— Например, такие, как «гарголозумдонтолг!» — подсказал Юксаре.
— Или «антифилифренсконсумция», — сказал я.
— О-о-о! — воскликнула Мюмла, — возле таких длинных слов ему пришлось бы разбить палатку! По ночам он закутывается в свою длинную рыжую бороду. Одна половина бороды — одеяло, а другая половина — матрац. Днем у него в бороде живут две маленькие белые мышки, им не приходится платить за квартиру, потому что они такие хорошенькие!
— Прошу прощения, — сказал Шнырек, — но мне кажется, что она опять дурачит нас.
— Мои сестры и братья тоже так думают, — хихикнула Мюмла. — Их у меня четырнадцать или пятнадцать, и все они думают то же самое. Я старшая и самая умная. Но вот мы и пришли. Теперь скажите маме, что это вы заманили меня сюда.
— А как она выглядит? — спросил Юксаре.
— Она кругленькая, — отвечала маленькая Мюмла. — У нее все круглое снаружи и, наверное, внутри тоже.
Мы стояли перед высоченной стеной из булыжника, ворота ее были увешаны гирляндами. А наверху висел плакат:
САДОВЫЙ ПРАЗДНИК САМОДЕРЖЦА! ВХОД СВОБОДНЫЙ! ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ! ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ! БОЛЬШОЕ ТОРЖЕСТВО ПО СЛУЧАЮ НАШЕГО СТОЛЕТНЕГО ЮБИЛЕЯ! НЕ ПУГАЙТЕСЬ, ЕСЛИ СЛУЧИТСЯ ЧТО-НИБУДЬ УДИВИТЕЛЬНОЕ!— А что случится? — спросил Клипдасс.
— Что угодно, — ответила Мюмла. — И это самое интересное.
Мы вошли в сад. Он был дикий, заросший, какой-то небрежно буйный.
— Извините, а дикие звери здесь водятся? — спросил Шнырек.
— Гораздо хуже, — прошептала Мюмла. — Пятьдесят процентов гостей бесследно исчезают! Просто жуть. Ну, я пошла. Привет!
Мы осторожно последовали за ней. Дорога извивалась меж густых кустов и была похожа на длинный зеленый туннель, наполненный таинственным полумраком…
— Стойте! — воскликнул Фредриксон, навострив уши.
Дорога обрывалась у пропасти. А внизу, в расселине (нет, об этом просто страшно говорить), висело и таращило на нас глаза что-то мохнатое с длинными шевелящимися ногами… Это был огромный паук!
— Ш-ш-ш!.. Поглядим, злой ли он, — прошептал Юксаре и бросил вниз несколько маленьких камешков.
Тогда паук замахал ногами, словно ветряная мельница крыльями, и завертел глазами (ведь они у него крепились на стерженьках).
— Да он ненастоящий! — изумился Фредриксон. — Ноги-то из стальной спирали! Хорошо сделан.
— Извините, но, по-моему, так шутить не годится, — сказал Шнырек. — На свете и без того хватает страшного и опасного!
— Ах, эти иностранцы! — вздохнул Фредриксон и пожал плечами.
Я был глубоко потрясен, не столько пауком, сколько вовсе не королевским поведением Самодержца.
У следующего поворота тоже висел плакат.
ТЕПЕРЬ-ТО УЖ ВЫ ИСПУГАЕТЕСЬ! — обещал он.
«Как может король ребячиться таким образом? — взволнованно подумал я. — Это несолидно, если королю сто лет! Ведь нужно дорожить восхищением своих подданных. Нужно внушать уважение!»
Тут мы подошли к искусственному озеру и стали пристально разглядывать его.
У берега стояло несколько корабликов, украшенных флагами Самодержца. Над водой склонились приветливые деревья.
— Вот это да! — пробормотал Юксаре и забрался в ярко-красный кораблик с голубыми поручнями.
Не успели мы доплыть до середины озера, как король устроил нам еще один сюрприз. Рядом с корабликом забила сильная струя воды, которая хорошенько нас окатила. Вполне понятно, что Шнырек закричал от страха. И прежде чем мы доплыли до берега, нас окатило четыре раза, а на берегу висел еще один плакат, утверждавший:
А ТЕПЕРЬ ВЫ НАВЕРНЯКА ХОРОШЕНЬКО ПРОМОКЛИ!
Я совершенно растерялся, мне было очень стыдно за короля.
— Странный садовый праздник, — пробормотал Фредриксон.
— А мне он нравится! — воскликнул Юксаре. — Видно, что Самодержец симпатичный. Он совсем не чванится!
Я выразительно взглянул на Юксаре, но сдержался и не сказал ничего.
Мостики, по которым нам предстояло перейти через целую систему каналов, были или сломанные, или склеенные из картона. Нам приходилось также идти по гнилым стволам деревьев, по висячим мостикам, сделанным из старых шнурков и обрывков веревки. Однако ничего особенного с нами не случилось, не считая того, что Клипдассу пришлось постоять на голове, но это, судя по всему, только взбодрило его.
Вдруг Юксаре воскликнул:
— Ха-ха! На этот раз они нас не проведут!
Он подошел к большому чучелу быка и похлопал его по морде. Можете себе представить наш ужас, когда бык, издав дикий рев, выставил рога (к счастью, обмотанные тряпкой) и с такой силой отшвырнул Юксаре, что тот, описав красивую дугу, упал на розовый куст.
И тут мы, к нашей досаде, обнаружили, конечно, новый плакат, с триумфом сообщавший:
ЭТОГО ВЫ НИКАК НЕ ОЖИДАЛИ!
На этот раз я решил, что Самодержец все же не лишен чувства юмора.
Постепенно мы стали привыкать к сюрпризам. Мы забирались все дальше в дремучий сад короля. Мы продирались сквозь густые заросли, нам встречались всевозможные укромные местечки, мы шли под водопадами и над пропастями с искусственными кострами. Однако король придумал для своих подданных не только западни и страшилищ на стальных пружинах. Если хорошенько поискать под кустами, в расселинах и дуплах, можно было найти гнезда с раскрашенными и позолоченными яйцами. На каждом яйце была красиво выведена цифра. Я нашел яйца с номерами — 67, 14, 890, 223 и 27. Это была королевская лотерея. Вообще-то я не люблю лотереи, потому что ужасно расстраиваюсь, если не выигрываю, но искать яйца мне понравилось. Больше всех нашел Клипдасс, и нам стоило больших трудов уговорить его не грызть их, а поберечь до раздачи выигрышей. Фредриксон занял почетное второе место, за ним шел я, а под конец — Юксаре, слишком ленивый, чтобы искать, и Шнырек, который искал бессистемно и беспорядочно.
И тут мы наткнулись на длинную пеструю ленту, привязанную бантиками к деревьям. Большой плакат сообщал:
СЕЙЧАС ВАМ БУДЕТ УЖАСНО ВЕСЕЛО!
Послышались радостные возгласы, выстрелы и музыка: в центре сада веселье было в самом разгаре.
— Я, пожалуй, останусь здесь и подожду вас, — опасливо сказал Клипдасс. — Похоже, там слишком шумно!
— Ладно, — разрешил Фредриксон. — Только смотри не потеряйся.
Мы остановились на краю большой зеленой лужайки, где собралась целая толпа подданных короля. Они катались с горок, кричали, пели, кидали друг в друга шарики-хлопушки и ели сахарную вату. Посреди поляны стояло круглое строение, а на нем много белых лошадей с серебряной упряжью. Сооружение крутилось, изнутри доносилась музыка, а на крыше развевались флажки.
— Что это такое? — восхищенно воскликнул я.
— Карусель, — ответил Фредриксон. — Я делал чертеж такой машины и показывал тебе, разве ты не помнишь?
— Но чертеж выглядел совсем по-другому. Ведь здесь лошади, серебро, флажки и музыка.
— И подшипники, — сказал Фредриксон.
— Не угодно ли господам соку? — спросил рослый хемуль в нелепом переднике (я всегда говорил, что у хемулей абсолютно нет вкуса). Он налил нам по стакану сока и многозначительно шепнул: — Вам нужно поздравить Самодержца. Сегодня ему исполняется сто лет!
Со смешанным чувством взял я стакан и обратил свой взор на трон Самодержца. Что я испытал при этом? Разочарование. А может быть, облегчение? Момент, когда глядишь на трон, торжественный и важный. У каждого тролля должно быть то, на что он может смотреть снизу вверх (и, разумеется, то, на что он смотрит сверху вниз), то есть нечто, вызывающее благоговение и благородные чувства. И что же я увидел? Короля в короне набекрень, короля с цветами за ухом, короля, хлопавшего себя по коленкам и так сильно отбивавшего ногой такт, что трон от этого качался. У трона стояла туманная сирена, в которую король трубил каждый раз, когда хотел обратиться к кому-нибудь из подданных. Нужно ли говорить, что я был ужасно смущен и удручен.
