Мони Нильсон - Цацики и Рецина
— Что с тобой? — засмеялся Робин. — Чего ты так разволновался?
— Он мой друг! — кричал Цацики. — У друзей не крадут.
— Мы не крадем, — обиделся Стоффе. — Мы забираем у богатых и отдаем бедным.
Цацики так разозлился, что кинулся на Стоффе с кулаками. Какая-то машина резко затормозила прямо перед ним, когда он, не глядя по сторонам, бросился на другую сторону. Водитель сердито просигналил ему, но он уже взбежал по Инедальсгатан и, обливаясь слезами, упал на ступеньки, ведущие в парк Крунуберг. До Цацики окончательно дошло, что он не кто иной, как обыкновенный бессовестный вор. И пусть он сам ничего не стащил, но он участвовал в этом, а таскать — то же самое, что воровать. Ничего общего с Робин Гудом.
Цацики застонал, спрятав голову в колени. Что ему делать? Не идти же домой — он никогда не сможет признаться Мамаше и Йорану в том, что натворил. Узнав об этом, они наверняка сдадут его в детский дом.
Цацики снова застонал.
«На самом деле во всем виноват Пер Хаммар», — думал он. Если бы Пер Хаммар не баранился и пошел с Цацики длинным путем, этого бы никогда не случилось. Они бы играли и дурачились до конца своих дней. Цацики не стал бы вором, Томми и Анн-Мари не разорились, им не пришлось бы закрывать свой магазин, а Цацики — бежать из дома. Интересно, холодно ли будет спать сегодня ночью на скамейке в парке?
— Привет, Цацики, ты что тут делаешь? — Мимо проходила Мамаша с Рециной в коляске.
Цацики поднял на нее глаза, полные отчаяния, но тут же снова спрятал голову.
— Что случилось? — спросила Мамаша, садясь на ступеньки рядом с ним.
Она подождала, пока он успокоится, и потом снова спросила:
— Ну, расскажи! Почему ты плачешь?
— Потому что Томми и Анн-Мари придется закрыть свой магазинчик «На углу», — сквозь слезы выговорил Цацики. Мамаша удивленно посмотрела на него.
— Жаль. Но я не сомневаюсь, что они найдут, чем заняться. Не стоит так из-за этого убиваться.
— Это все из-за меня! — закричал Цацики на весь Кунгсхольмен. — Понимаешь, из-за меня!
— Как такое может быть? — Мамаша недоуменно покачала головой. — Объясни.
— Я не могу, — плакал Цацики. — Не могу.
— А ты попробуй.
— Потому… потому что мы их обокрали, — прошептал Цацики. От стыда он даже глаз не мог поднять.
— Кто — «мы»?
— Робин и Стоффе… Ну и я, — добавил Цацики. — Хотя я ничего не брал.
— Проклятье! — разозлилась Мамаша. — Я знала, что им нельзя доверять. Но ты-то, Цацики, как ты мог?
Мамаша была так огорчена, что у Цацики сердце сжалось от боли.
— Что вы украли?
Цацики рассказал про лимонад и пачку макарон «Барилла».
— Еще Стоффе набрал конфет на двадцать крон.
— Сейчас ты пойдешь и за все это заплатишь, — сказала Мамаша и достала из кошелька сто крон. — Сдачу вернешь мне — всю до копейки.
— Ты хочешь сказать, прямо сейчас?
— Да, немедленно. — Мамаша резко встала со ступенек.
— Один? — пропищал Цацики. — А ты не можешь пойти со мной?
— Ни за что. Я не воровала. Ты прекрасно справишься сам.
— Но, но… — начал Цацики. — Мне ужасно стыдно. А нельзя послать им деньги по почте?
— Нет, — ответила Мамаша и, развернувшись, ушла вместе с Рециной.
Цацики провожал их взглядом, пока они не скрылись в подъезде. Потом он посмотрел вниз, на Инедальсгатан, где находился магазинчик Томми. Медленно-медленно он двинулся туда.
Вина Пера Хаммара
Никогда, никогда еще Цацики не было так стыдно. Он зашел в магазин Томми и рассказал, что сделали его приятели. Томми грустно смотрел напрасного от стыда Цацики.
Но дома было еще хуже. В гостиной его ждали Мамаша, Йоран и Мортен.
— Иди сюда! — крикнула Мамаша, когда он попытался проскользнуть в свою комнату. — Нам надо поговорить.
Мортен расплылся в злорадной улыбке. Ничто не доставляло ему такого удовольствия, как слушать, когда Цацики ругают.
Цацики рассказал все — про «Олене» и про другие магазины. В основном он напирал на подарки для бедных, чтобы Мамаша с Йораном поняли, что они воровали не по-настоящему, а скорее как Робин Гуд и его разбойники.
— К тому же лично я никогда ничего не брал, — добавил Цацики.
— Не оправдывайся, — сказала Мамаша.
— Ты виноват ничуть не меньше, — согласился Йоран.
— Прикинь, если б вас поймали, — вставил Мортен.
— А ведь жаль, что не поймали, — сказала Мамаша.
— Я никогда больше не буду общаться с Робином и Стоффе, — пообещал Цацики.
— Обещай хотя бы не ходить с ними по магазинам, — попросил Йоран..
— Да все воруют, — сказал Мортен. — Мы тоже воровали, когда были маленькие. Но чтобы в четвертом классе?! Рановато вы начали. Может, вы еще и курите?
— Нет, — огрызнулся Цацики.
— Что за чушь, воруют не все, — осадила Мортена Мамаша и грустно посмотрела на Цацики. — Как ты мог такое сделать?
— Не знаю. Просто само как-то получилось.
— Так не бывает, — возразила Мамаша. — У человека всегда есть выбор. Ты мог не ходить с ними. Мог выйти из магазина, мог сказать им прекратить.
— Это невозможно, — вставил Мортен.
— Обещаю, я никогда так больше не буду, — повторил Цацики. — Даю тебе честное слово.
— Какая уж тут честь? Разве она у тебя осталась? — хмыкнул Мортен.
— Хорошо, — согласилась Мамаша.
Цацики выдохнул.
— А я-то думал, что вы сердитесь.
— Нет, я не сержусь, мне просто очень грустно, — ответила Мамаша.
— Почему? — спросил Цацики и совсем сник. Он как будто превратился в крошечную, никчемную мушиную какашку.
— Потому что я тебе доверяла, — сказала Мамаша.
Цацики предпочел бы, чтобы Мамаша разозлилась, а не расстроилась. Чтобы она шлепнула его, заперла в шкафу или отправила к кенгуру в Австралию. Цацики хотелось быть человеком, которому можно доверять. Теперь он всегда будет приходить домой сразу после школы. Не будет ни с кем общаться, только делать уроки и играть с Рециной. А может, станет монахом и уйдет в монастырь.
Но вообще-то во всем этом виноват Пер Хаммар.
Отверженный
Стоффе и Робин возненавидели Цацики после того, как Мамаша позвонила их родителям и все рассказала. Они назвали его стукачом и стали всей школе говорить о нем гадости. А поскольку Стоффе считался в классе самым крутым, то с Цацики больше никто общаться не хотел.
Когда Гунилла заговорила на уроке о воровстве, все захихикали и посмотрели на вора Цацики, который, покраснев, опустил глаза и уставился в стол. Стоффе как ни в чем не бывало презрительно ухмылялся. Хотелось бы и Цацики стать таким парнем, который может вот так запросто всему ухмыляться. Крутым и наглым парнем, с которым все хотят дружить. Но он оказался неудачником. Жалким и никому не нужным лузером.
Это было самое худшее, что Цацики когда-либо доводилось пережить. Хуже всего на свете. Ему казалось, что он перестал существовать или как будто его обмотали толстой колючей проволокой, и теперь к нему никто не хотел и не мог приблизиться.
Хуже всего было на переменах. Если бы его не существовало, ему бы не пришлось стоять на футбольном поле и понапрасну ждать, что кто-нибудь сделает ему пас. А когда играли в «короля», мяч либо вообще не попадал к нему в руки, либо же его сразу вышибали. Даже Калле и Цзе его избегали.
А каждый день возвращаться из школы одному, потому что никто не хотел идти с ним? Иногда Цацики казалось, что лучше умереть, чем быть человеком, которого никто не замечает.
Цацики думал, Мамаша будет довольна, что он после уроков сразу приходит домой, играет с Рециной и без препираний садится за уроки. Но это было не так. Она всякий раз строго допрашивала его, как будто Цацики был злостным преступником.
— Что вы сегодня делали? Чем занимались на перемене? Что он сказал? Кто ей нравится? Почему ты возвращаешься домой один? Почему ты ни с кем не играешь? Что давали на обед? Ты не болен? Как ты себя чувствуешь? Позвони Перу Хаммару, позвони Перу Хаммару, ПОЗВОНИ ПЕРУ ХАММАРУ! Ответь мне, Цацики, поговори со мной! Что с тобой происходит?
— Ничего, я просто устал, — отвечал Цацики и запирался в своей комнате.
Мамаша, такая бесстрашная и всеми любимая, наверняка бы грохнулась в обморок, если бы узнала, каково ему приходится. Она сразу бы помчалась в школу, побила директора, Робина и Стоффе и заставила всех в классе дружить с Цацики. Но Цацики этого не хотел.
Уж лучше было вообще ни в чем не участвовать. Бесцельно шататься по школьному двору, дожидаясь звонка, запереться на полперемены в туалете или зависнуть в коридоре, пока кто-, то из учителей не выгонит тебя на улицу, или же сидеть на скамейке, глядя, как девчонки прыгают со скакалкой.
Цацики вздохнул. Мария Грюнваль посмотрела на него и улыбнулась своей фирменной грюнвальской улыбкой.
