Мария Халаши - На последней парте
- Ты очень нарядная, - объявила она наконец.
- И еще мы платье купили, голубое, точь-в-точь такое же, как у Веснушки... у Феттер то есть, - похвасталась Кати.
- А что сталось с твоей цветастой юбкой? - полюбопытствовала тетя Дёрди.
- Занавеску сделали, - коротко ответила Кати и вдруг опечалилась: - Никогда уже не будет у меня такой красивой юбки... - горестно сказала она.
- Занавеску? - удивилась тетя Дёрди.
- Ага. Тетя Лаки вчера же ее и сшила. Сказала, чтоб я ту юбку больше не надевала и другие девочки, мол, в таких не ходят. И еще сказала, что к нам в кухню всяк глядит кому не лень и самое лучшее - сшить из этой юбки занавеску. Красивая вышла занавеска, тетя Лаки даже оборки внизу сделала.
Тетя Дёрди погладила Кати по голове. И вдруг вскрикнула:
- Ой, заправка-то у меня сгорела! - и побежала на кухню.
Кати пошла за ней и, став в дверях, смотрела, как тетя Дёрди сняла с газовой плиты сковородку, подбежала к крану и до краев наполнила ее водой.
- А зачем вы туда столько воды льете? - заметила Кати. - Комками получится.
- А ты откуда знаешь? - удивленно подняла на нее глаза тетя Дёрди, про себя тут же признав правоту Кати: в розовой жидкости уже плавали крохотные комки теста. Тетя Дёрди попыталась раздавить их деревянной ложкой, но малютки клецки ловко выскакивали из-под нее.
- Ну вот, видите! - кивнула Кати, и заправка ей сразу наскучила.
Она принялась оглядывать кухню. Да это и не кухня была, а настоящая аптека - так она сверкала белизной и необыкновенной чистотой. И все здесь росло прямо из стены: шкафы, полки, ящики. А что, если они когда-нибудь рассердятся на тетю Дёрди и снова уйдут в стену? И останется бедная тетя Дёрди посреди пустой кухни одна-одинешенька...
- Тебе нравится? - спросила тетя Дёрди. - Мы только что получили эту квартиру...
Кати неопределенно повела плечом. Ей, конечно, нравилось, очень нравилось, но она не хотела, чтобы тетя Дёрди подумала, будто она в жизни не видела мало-мальски приличной кухни. Да взять хотя бы буфет у тети Лаки - тоже ведь чего-нибудь стоит! Кати вместо ответа втянула носом воздух и спросила:
- А вы ватрушки готовите?
- Да. Но как ты угадала?
Кати снисходительно усмехнулась. Чтобы она и не угадала, если готовят ватрушки! Да стоило ей дома только во двор завернуть, и она, не заходя даже на кухню, знала, что бабушка делает ватрушки!
- Вот погоди, испекутся - попробуешь, - заверила тетя Дёрди свою гостью и подтолкнула ее в комнату.
Ой, какая это была комната! Кати едва осмелилась ступить на большущий светло-зеленый ковер. Дядя Покупаю-Продаю за такой и тысячи не пожалел бы! Честно говоря, по-настоящему понравился Кати только этот ковер да много-много книг, которые теснились на полках, закрывавших всю стену. Оттого-то тетя Дёрди и умная такая, небось все книжки в голове держит! Перед окном, на подставке, стояло очень много всяких горшков с цветами. Вот этого Кати не могла одобрить. Тете Дёрди радоваться бы, что живет в приличной квартире, - так нет, она так все устроила, словно это сад какой-нибудь! Уж бабушка такого не потерпела бы. Кати один-единственный раз надумала было прорастить бобы в надбитой тарелке, но бабушка вышвырнула ее, да как! Кати только радоваться оставалось, что сама не полетела вслед за тарелкой вверх тормашками...
Ну, а в углу на маленьком столике стоял телевизор. Тетя Дёрди включила его, и скоро на стекле появился дяденька, у которого было по крайней мере десять голов; тогда тетя Дёрди повернула какую-то ручку, дяденька собрал все свои головы и оставил себе только одну. Кати хотелось попросить тетю Дёрди повернуть ручку обратно, потому что десятиголовый дяденька гораздо интереснее, но она ничего не сказала, чинно села на стул и, скучая, смотрела на одну-единственную голову дяди.
Пробило двенадцать, и в комнату вошел муж тети Дёрди, тот самый Коваи, о котором оповещала табличка на двери.
- А я уже слышал, слышал про тебя, - сказал он, стараясь быть ласковым.
"А вот я про тебя не слыхала", - думала Кати, чертя ногой маленькие кружки на ковре. Ей вспомнился вчерашний воспитательский час. Речь зашла о том, что о людях надо судить не по внешнему виду, а по тому, что у них внутри. Тетя Дёрди говорила, как видно, не зря, сама она, уж конечно, не по внешнему виду судила об этом дяденьке с огромным-преогромным животом, когда выходила за него замуж. И слова эти - "Главное - что у человека внутри" - тоже не без причины сказала; у этого дяденьки внутри хоть целый ягненок поместится!
Коваи, конечно, и не подозревал, какие мысли бродят у Кати в голове, он видел только, что ее нога выделывает на ковре какие-то замысловатые круги.
- Ну, как идут занятия? - спросил он.
Кати кивнула неопределенно, а сама с тревогой подумала, что для такого дяди съесть целый противень ватрушек - пара пустяков.
- Школу-то пропускаешь? - продолжал он свои расспросы и начал вдруг так смеяться, что живот его заходил ходуном.
Кати сразу почувствовала себя очень неуютно. И чего только он к ней привязался? Ну что она должна ответить ему на такой вопрос? Пропускает, не пропускает - ему-то какое до этого дело? Обеими руками Кати уцепилась за стул и тут только заметила, что у нее две руки. И еще она обнаружила, что, сидя на стуле, одной ногой рисует вензеля на ковре, а другой почему-то болтает, странно вывернув ее набок. Значит, и две ноги у нее. Две руки и две ноги - ох и много же это, когда сидишь перед таким вот толстопузым дядей, который уставился на тебя и задает совершенно излишние вопросы.
Кати вдруг вскочила и бросилась из комнаты. В дверях она чуть не сбила с ног тетю Дёрди, которая входила с большим блюдом ватрушек.
- Целую руки, мне домой нужно, - пробормотала Кати и пулей вылетела на лестницу.
- Что это с ней? - спросила тетя Дёрди.
- Что это с ней? - повторил и ее муж, а потом принялся за ватрушки и, конечно, покончил с ними еще до обеда.
Печальная шла Кати домой. Она уже позабыла о толстопузом дяденьке и видела перед собой только светло-зеленый ковер тети Дёрди да ее сверкающую лаком белую кухню. И еще вспоминалась ей всякая всячина.
Например, вспомнился доктор Жига.
Как-то, еще в прошлом году, у Кати воспалились глаза. Бабушка взяла ее за руку и повела к доктору Жиге, потому что бабушка не такая, как старая тетя Добо или как эти Маро, которые ни за что не позовут доктора, пока смерть не постучится. Бабушка отвела Кати к доктору Жиге, а когда он стал прописывать ей какие-то капли, открылась дверь и в нее заглянула докторова мамаша. Она стала говорить что-то сыну по-немецки, а Кати так и впилась глазами в просвет: за дверью, на столе, она увидела фарфоровую танцовщицу; вокруг ее талии вилась коротенькая пышная юбочка, одна ножка в золотой туфельке была вскинута высоко вверх... Но тут мама доктора взглянула на Кати и, не кончив фразы, захлопнула дверь.
Перед носом у Кати громко щелкнув замок.
С тех пор ей часто снилась фарфоровая танцовщица. Она все кружилась и кружилась в своей коротенькой юбочке, пока не падала со стола и не разбивалась вдребезги. Или то просто дверь захлопывалась перед Катиным носом?
Сентябрьское солнце грело, как летом. Кати погладила свой темно-синий из плотного материала халатик. Кто-нибудь другой уже давно только бы и думал, как избавиться от него поскорее, но Кати любила тепло. Как бы ни пекло солнце, для нее никогда не было слишком жарко. Вот и сейчас она обратила лицо к солнцу, чтобы вобрать в себя как можно больше его живительных лучей. И тут пришло еще одно воспоминание. Вспомнился ей прошлогодний Первомай.
Вся школа, все классы пошли на демонстрацию - все, кроме их класса. Но Кати с Надьхаю еще накануне решили, что тоже пойдут на Главную площадь посмотреть праздник. Это предложил Надьхаю, и правильно сделал, потому что Кати никогда еще не видела такой красоты. На площади собрался весь город, и каждый держал что-нибудь в руке: кто воздушный шарик, кто плакаты либо портреты. Перед городским советом построили высокий помост, и он весь-весь был затянул красной материей. Впереди, прямо перед этим помостом, стояли люди-буквы: каждый из них держал в руках по буковке. Надьхаю сложил их тут же, хотя читал хуже всех в классе. Получилось: ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПАРТИЯ! Правда, буква "И" вырвалась вверх, словно просилась отвечать, а буква "Я" вообще вышла из ряда, но все же Кати не могла не признать на этот раз, что Надьхаю читал на редкость хорошо. На помост взошли девушки в венгерских национальных костюмах, они держали над головами увитые лентами обручи и кружились, плясали под ними, а банты в косах так и мелькали...
Кати и Надьхаю до тех пор пробирались между ног, транспарантов и флагов, пока не оказались совсем впереди, среди людей-буковок.
На площади гремели репродукторы, звучала музыка, одна группа пела марш, другая затянула народную песню, и так вокруг было весело и оживленно, что Кати не находила себе места от восторга. Люди-буквы вдруг стали кричать во все горло: "Да здравствует международная солидарность рабочих!" Кати не знала, что такое солидарность, Надьхаю, конечно, тоже - где уж ему, он и пять-то на семь не умножит! - но они кричали вместе со всеми. Кати даже покраснела от натуги, так громко кричала: "Да здравствует международная солидарность рабочих!" Это, наверное, что-то хорошее, если столько народу кричит "да здравствует!".
