Оскар Ремез - Четверка в четверти
— В «Пионерском галстуке», — откликнулся Ягодкин.
— Как обозначить грамм и килограмм сокращенно, прочту сегодня, сейчас я вам изображу на доске.
Но Юлия Львовна не смогла изобразить на доске грамм и килограмм сокращенно. Юлия Львовна потянулась за очками — футляра не было. Она пошарила рукой по столу — футляр не отыскивался.
— Странно, — сказала Юлия Львовна. — Я только что, набрала чернила, Романова, садись, выложила на стол очки… Ты не видел, Миронов?
— Что, Юлия Львовна? — с трудом оторвался от своей тетрадки Миронов с первой парты.
— Ты не видал моих очков?
— Не-ет. Они, наверно, у вас в портфеле.
Юлия Львовна снова переворошила весь портфель. На этот раз оттуда окончательно вывалился коробок спичек, выглянули бумажный сверток и какая-то пластмассовая коробочка, очков среди них не было.
— Нет, я помню, что выложила очки на стол, — Юлия Львовна нагнулась, заглянула под стол, но и под столом очков не было.
Сразу вызвалось несколько добровольцев — искать очки.
Но Юлия Львовна сказала:
— Сидите на местах, еще не хватало — терять время, может быть, и не было очков, забыла дома, обойдемся и без очков.
Это Юлия Львовна сказала из гордости. На самом деле обойтись без очков Юлии Львовне было очень трудно. Она еле-еле изобразила на доске огромную букву «М», вслед за ней «К» и «Г», которые, странно пошатнувшись, глядели друг на друга.
Потом Юлия Львовна объяснила, что для измерения веса больших тел употребляются более крупные единицы, и написала на доске большую букву «Ц» и большую букву «Т». Обе они прихрамывали.
— Что значит буква «Ц», кто скажет?
Поднялось несколько рук.
— Ну, скажи ты, Мирзоян!
— А я не поднимал руку.
— А чья же это рука?
— Это моя рука.
— Чья твоя рука?
— Это Андреева рука.
— Ах, Андреева рука. Ну, скажи, Андреев, что означает буква «Ц»?..
— Буква «Ц» означает центнер, — отрапортовал Андреев.
— Садись, молодец. А что означает буква «Т»? Ну, пожалуйста, Просвирникова.
— Просвирникова больна.
— А кто же это тянет руку?
— Это — Шамро.
— А, Машечка, — обрадовалась Юлия Львовна. — Ну, скажи, Машечка, что означает буква «Т»?
— Она означает тонну.
— Не «она означает тонну». А как надо сказать, сидите спокойно, я сама спрошу, Романова!
— Буква «Т» означает тонну.
— Правильно, Романова.
После того как Юлия Львовна изложила новый материал, она приступила к опросу. Такая у нее была привычка. Сначала — новый материал, потом — опрос.
Перед Юлией Львовной лежал классный журнал, и Юлия Львовна делала вид, что просматривает фамилии.
— Кого это я давно не вызывала, — говорила Юлия Львовна, — ну, допустим, Корягин… Нет, Корягин отвечал прошлый раз… Пенкин!
И не успел еще никто ответить, что Пенкина в классе нет, хриплый Зайцев тихо-тихо перебрался на парту Кудрявцевой и встал с места.
— Расскажи мне, Пенкин, — обернулась в его сторону Юлия Львовна, — расскажи мне, пожалуйста, что такое ватерпас и что такое уровень.
— Ватерпас применяется, — начал простуженный Зайцев, — для проверки горизонтальной поверхности.
— Что это у тебя голос такой хриплый?
— Простудился, — объяснил Зайцев.
— Сквозняк у вас в классе, самый настоящий сквозняк, надо закрывать форточку, ватерпас применяется, говорит нам Пенкин, и дверь надо затворять плотнее, для проверки горизонтальной поверхности. А как, скажи, устроен ватерпас?
Зайцев рассказал и про то, как устроен ватерпас и чем он отличается от уровня, и объяснил как сделать такой уровень, который мог служить ватерпасом, и такой ватерпас, который сошел бы за уровень. Словом, он отвечал так, как обычно отвечал Зайцев, который любил отвечать по физике не меньше, чем ходить в кино.
Юлия Львовна слушала его, прямо-таки раскрыв рот. Она даже хотела подойти к хриплому Пенкину, чтобы получше рассмотреть. Но как раз в это время Миронов заорал.
— Что с тобой? — испугалась Юлия Львовна.
— Мышь пробежала. Я мышей боюсь.
— Где пробежала?
— Вон там, в углу.
— Этого еще не хватало, садись Пенкин, ты очень хорошо знаешь материал, даже удивительно, говорила я Дарье Степановне, надо завести кошку, статью сегодня прочту обязательно, из какого угла выскочила мышь?
— Из того, где Пенкин сидит.
— Надо же! Вы, ребята, видели мышь?
Удивительно, что мышь видело только звено Кудрявцевой. Зато они видели все, несмотря на то что сидели в разных местах.
— Давай свой дневник, Пенкин!
Дневник поплыл по рукам к столу Юлии Львовны.
Оля Замошина с самого начала всей этой истории не могла усидеть на месте. Она краснела, бледнела, порывалась что-то сказать, но сидевшая за одной с ней партой Зеленцова только удивленно на нее поглядывала.
— Ты чего? — спросила Зеленцова, когда Оля, не выдержав, подняла руку.
— Как — «чего»? Ты не видишь, что делается? — возмутилась Оля.
— А чего особенного делается? Ничего особенного не делается.
Оля обомлела.
А дневник все шел и шел вперед.
Оля схватила этот дневник и увидела на обложке — «Дневник ученика VI класса Пенкина Геннадия».
Оля до того оторопела, что даже оглянулась на парту, где рядом с Кудрявцевой, уткнув нос в тетрадь, застыл Зайцев.
— Сиди и молчи! — прошипела Зеленцова, и Оля, ни слова не говоря, отослала дневник вперед.
Юлия Львовна с трудом отыскала в дневнике нужную графу и внесла в нее кривобокую пятерку.
— Молодец, Пенкин, — сказала она. — Не болей. Запишите домашнее задание.
Пока записывали задание, все в классе бормотало и бурлило. Только Корягин молча бросал вокруг сердитые взгляды.
Уже когда прозвенел звонок и Зайцев вышел из класса, нашлись очки Юлии Львовны. Они лежали целехонькие под ее портфелем. Юлия Львовна очень обрадовалась.
— Вот надо же — сунула под портфель и не заметила. Я могу, конечно, и без очков обойтись, но с очками все-таки лучше…
— Ну, Нина Григорьевна, поздравляю вас! — сказала Юлия Львовна, входя в очках в учительскую.
— Что уж там говорить! — вздохнула Нина Григорьевна, здороваясь.
— Я — про Пенкина.
— Вы читали?
— Нет, не читала еще, но он мне отвечал сейчас по физике. Отличный ответ!
— Разве он пришел? — удивилась Нина Григорьевна.
— Только что пятерку получил, — говорила Юлия Львовна, ставя на место журнал шестого «В».
Нина Григорьевна побежала на третий этаж. У окна две девчонки били мальчишку. Нина Григорьевна приостановила драку. Никого из ее ребят в коридоре не было. Из физического кабинета доносился шум. Никто из кабинета не уходил. Все были в сборе. Нина Григорьевна прислушалась.
— Это неправда! — кричала Оля.
Но ее перекрыл многоголосый вой, а потом раздался спокойный бас Корягина:
— Решение принято. Хочешь идти против класса — пожалуйста.
Нина Григорьевна открыла дверь.
— Где Пенкин? — спросила она.
Наступило молчание. Шестьдесят восемь глаз смотрели в разные стороны. А потом Миронов ответил:
— Вышел. Что-то у него… одним словом, с желудком…
— Нам надо будет, ребята, обсудить статью, напечатанную в газете.
— Правильно! — сказала Оля.
Ребята стали расходиться.
Нина Григорьевна ждала Пенкина до конца перемены. Потом она заторопилась на урок в шестой «А» и, увидев в коридоре Замошину, сказала:
— Пусть Пенкин зайдет ко мне в учительскую на большой перемене.
Не успела Оля ответить, как рядом появился Корягин.
— В учительскую? Хорошо.
— И тогда решим, когда собраться. У вас какой урок следующий?
— География.
— Не забудь прислать Пенкина!
Корягин кивнул в ответ.
Глава третья. Люди после шести вечера
Хорошо человеку на улице, если он знает, куда идти.
Пенкин этого не знал.
Когда он уходил из дому, у него в голове было много мыслей, и ни одной стоящей. Главное — поскорей спрятаться от позора, чтобы его никто не мог разыскать.
Лучше всего — уехать в другой город.
Куда?
В дальнем городе Сызрани на Волге жил у Пенкина дальний родственник — то ли двоюродный дядя, то ли троюродный. Адреса его Пенкин не знал. Но адрес можно было узнать на месте, в справочном бюро. Но чтобы добраться до справочного бюро, надо было добраться до места — прикатить в эту самую Сызрань.
И Пенкин отправился на Южный вокзал. Оттуда однажды приезжал двоюродный дядя.
На Южном вокзале толпился народ. У касс выстроены были очереди. Гена встал в одну из очередей, дождался последнего и пошел читать расписание поездов.
Поезд отходил в восемнадцать сорок. Самое жесткое общее место до Сызрани стоило восемь рублей пятнадцать копеек. Пенкин сосчитал деньги. Те, что он взял из шкатулки, те, что выручил вчера за марки, вместе с теми, что оставались от завтраков. Составилось всего четыре рубля сорок шесть копеек. Не хватало целых трех рублей шестидесяти девяти копеек.
