Борис Азбукин - Пять Колодезей
Возле Митиного дома ребята увидели Марфу Андреевну. Она стояла, приставив козырьком руку к глазам, и смотрела на площадь, по которой, утопая в облаках пыли, мчалась грузовая машина. Когда грузовик подъехал ближе, Марфа Андреевна бросилась вперед и, раскинув руки, загородила дорогу.
Водитель осадил машину так, что взвизгнули тормоза.
— Чего тебе, тетя Марфа? — высунулся шофер из кабины.
Это был Саша Веселов, разбитной, вихрастый тракторист. Пока его трактор стоял в ремонте, он работал шофером.
— Сашенька, голубчик, выручи! Сынишка у меня захворал, поесть надо ему сготовить, а у меня ни росиночки воды. Привези, родимый, — упрашивала Марфа Андреевна.
— А где же водовозы?
— Один захворал, а другие в дороге замешкались. Говорят, поломка у них приключилась. Может, нынче совсем не приедут.
Саша сочувственно поглядел на женщину, потом на сидевшего рядом с ним молодого геолога «Водхоза».
— Мне, тетя Марфа, не с руки. Я сейчас в город, а за водой надо на станцию кругаля давать. Впрочем, давай посуду, может, в городе где захвачу.
— Вот спасибочки! — обрадовалась женщина. — Я сейчас бочоночек вынесу.
Она побежала в хату; с ней увязалась и Любаша.
Степа слышал этот разговор, и ему опять, как и утром, сделалось не по себе. Он еще не отдал Мите взятой взаймы воды.
Как же помочь другу? Где достать хоть немного воды? Дома — ни кружки. На площади длинной цепочкой выстроились ведра, поставленные еще с утра. Там и Степины, и Митины, и Пашкины… Надо что-то предпринять. Может быть, занять у кого-нибудь? Или, на худой конец, купить ведро у Федьки Хлыста? Ну, заплатит он Федьке рубль, не великое дело. Уж рубль-то у него найдется!
К машине подошел дед Михей. Он поздоровался с Сашей и поклонился сидевшему с ним в кабине геологу. Саша вытащил пачку папирос «Бокс», и они с дедом закурили.
— Эх, и страдальцы же тут живут, Андрей Лукич! — обратился Саша к своему пассажиру. — Триста лет этому селу, и триста лет народ вот так бедствует. Возят воду бо-знать откуда.
— Да, обидела природа, обидела, — согласился его спутник. — И вообще-то весь этот район бедствует. Возьмите Марфинскую эмтээс. Они возят воду из Керчи, за сорок километров. Каждый год на это полтораста тысяч у них вылетает. Да, много в этой земле железа, много соли, а воды мало.
Геолог понравился Степе: загорелый, крутоплечий, в голубой шелковой тенниске, плотно облегающей широкую грудь, он производил впечатление завзятого спортсмена. А мускулы, мускулы-то у него какие! Степа потрогал себя повыше локтя и с завистью посмотрел на литые бицепсы Сашиного пассажира. Вот это силач! Степа рассматривал геолога и слушал разговор.
— Старики помнят, как при царе один кулак тут большущие деньги на воде зашибал. — Саша назвал село по ту сторону Керченского перешейка. — Он там ставок сделал и в засуху торговал по сорок копеек за бочку. А годика через три в помещики вышел — имение купил.
— Был такой мироед, был, — подтвердил дед Михей. — Парамоновым прозывался. Что и говорить, здорово поднажился. А тутошний лавочник Салов все завидовал ему и тоже решил торговать водицей. Но ставочка-то здесь не построишь — балок нету. Вот и надумал он скважину бить.
— И пробил? — оживился геолог.
— Пробил. Сажен на десять пробил — дошел до воды. Ходит купчишка индюком. «Зачем, — говорит, — вам воду возить издалека? Берите у меня по копеечке ведро». Поначалу ведер сто откачали — хорошая, сладкая водица, а потом вдруг пошла такая соленая, ну чисто рапа́[1].
— Постой, постой, старина. А где ту скважину били? — заинтересовался геолог.
— С того края села.
Андрей Лукич порылся в своем портфеле, вытащил сложенную гармошкой гидрогеологическую карту района и развернул ее на коленях.
— Правильно, старина, есть там вода, и в самом деле горько-соленая.
Дед Михей подошел вплотную к кабине и, прищурясь, посмотрел на геолога.
— А как там, Лукич, в твоих бумагах показано — есть тута у нас сладкая водица аль нет?
— Михей Панкратыч у нас самый главный по воде болельщик, — пояснил Саша. — Он все дела водные тут до тонкости изучил.
— Плохо, Михей Панкратыч, с пресной водой. Не видно ее у вас, — ответил геолог. — Если не веришь — сам погляди.
— Покажь, покажь! — Дед Михей заглянул в открытое окно кабины.
Степа, боясь пропустить самое интересное, вспрыгнул на подножку и пристроился рядом с пастухом.
Карта геолога пестрела разноцветными волнистыми линиями, синими и голубыми кружочками и пятнами, какими-то значками, цифрами и названиями. Дед Михей следил за пальцем Андрея Лукича, бегавшим по ней, слушал пояснения и, как Степе казалось, недоверчиво поглядывал то на геолога, то на карту.
— Погодь, погодь! А где тута раскопки, что за толокой? — спросил старик.
— Скифского поселения? То, что весной раскопали? Вот здесь они должны быть. — Геолог сделал пометку ногтем на карте.
— И возле них, скажешь, водицы нету?
— Что-то не видно.
— А энто где у тебя на карте? — Дед Михей указал рукой на новый коровник, видневшийся за площадью. — Там тоже, по-твоему, нет?
— Никаких признаков, Панкратыч, не видно.
Дед Михей почесал бороду и недоверчиво покосился на Андрея Лукича.
— Выходит, сладкой водицы у нас и вовсе не видно? Так?
— Получается, так.
Ухмылка сразу исчезла с лица старика, и он сурово и осуждающе посмотрел на геолога:
— Неправильная твоя карта.
— Почему ты так думаешь? — Андрей Лукич с любопытством заглянул в умные, пытливые глаза старика.
— А потому. Ежели эти скифы издревле селились тута, значит, и колодцы у них были. Не мог же человек жить без воды. А? Опосля в этих местах русский люд селился. И тож, скажешь, жил без воды? Не зря село наше зовется Пять Колодезей. Были тута колодцы, были. И водичка, вот тута она, под ногами. — Дед Михей постучал палкой о подножку, на которой стоял.
Степа внимательно прислушивался к разговору и с любопытством ждал, что скажет геолог. А тот добродушно улыбался и как будто не собирался даже спорить.
— Вода, может быть, и была, — сказал он, — но теперь-то ее нет.
— А куда ж она подевалась? — допытывался старик.
— Вот в том-то весь и секрет! — Андрей Лукич весело сверкнул глазами. — Таких чудес немало здесь, в Крыму. За время работы в «Водхозе» я вдоволь их насмотрелся. Знаешь такое село Островское, за Джанкоем?
— Ну, слышал.
— Так вот, там еще в прошлом году действовало пять артезианских скважин. А нынче только три. В двух-то вода исчезла.
— Значит, другой ход себе нашла, а все ж в земле осталась! И наша тута осталась!
— Ты, дед, отчасти прав. Карта, конечно, не икона, на нее молиться не приходится, — согласился геолог. — Но и не верить ей пока нет оснований. Ты мне вот что скажи, есть тут у вас хоть какой-нибудь старый, завалящий колодец? Или, на худой конец, ручеек плохонький?
Дед Михей раздумывал недолго.
— А ты на Черном мысу бывал, в подземном ходе? — спросил он.
— Нет.
— Загляни-ка туда, загляни. — Старик многозначительно усмехнулся. — И в каменоломне побывай. Там водичка наверняка есть. И вообще, Лукич, выбери времечко и заезжай. Я тебе тута местечки покажу. У меня есть кое-что на примете.
— Вот это уже другое дело! — улыбнулся Андрей Лукич и погладил ежик на голове. Степе показалось, что он даже чему-то обрадовался. — Обязательно заеду! Как в Марфовке управлюсь, так и заскочу.
— Заскочи, заскочи. А я кое-что тебе подготовлю, — посулил старик.
Из дома выбежала Любаша, а за ней появилась Марфа Андреевна с бочонком в руках. Старик стал помогать устанавливать бочонок в кузове машины.
Саша завел мотор, высунулся из кабины и крикнул:
— Так я, тетя Марфа, постараюсь. Но жди не раньше ночи, а то и к утру.
Грузовик выдохнул синеватый дымок и умчался.
Марфа Андреевна поспешила вернуться к больному сыну.
Степа решил бежать к Пашке посоветоваться, где достать воды для Мити. А Любаша пообещала принести немного из своих запасов и потом сходить еще к Федьке.
— Тебе-то он не даст, — уверяла она, — а мне, по соседству, может быть, и одолжит. Он и не догадается, что я для Мити прошу.
Через минуту они разошлись.
Степа нашел Пашку во дворе. Тот сидел в тени сарая на чурбачке и чинил порванный сачок, быстро и ловко орудуя костяной иглой и вдетой в нее крученой серой ниткой. Игла у него так и ходила по ячеям сетки, выписывая узлы.
Пашка с непроницаемым лицом слушал Степу и молча затягивал дыры в сачке. Но при упоминании о Федьке Хлысте он не выдержал, презрительно цыкнул слюной сквозь зубы и, отложив сетку, встал.
— Федька — сквалыга, кулак, все равно не даст, — сказал он. — Ты обожди, я погляжу, как у меня с водой.
И он пошел через двор в хату.
