Валерий Воскобойников - Утренние прогулки
В это время мимо шел начальник лагеря. Он тоже заметил меня.
- Это кто же так хорошо лазает по канату? - сказал он. - Это Кольцов из третьего отряда забрался? Молодцы, ребята. Только не расшибитесь.
И он пошел дальше.
***
Мы уже прожили в лагере три дня.
После полдника мы со Светой ходили по территории, собирали в ведро сосновые шишки, чтобы выложить ими дорожки, и вдруг по радио объявили:
- Кольцова Колю вызывает старший пионервожатый.
Сначала мы не расслышали, потому что разговаривали.
Но радио, которое висело рядом на сосне, повторило снова:
- Коля Кольцов из третьего отряда, тебя вызывает старший пионервожатый.
Я побежал быстрей в главный корпус, оставил ведро с шишками Свете, а сам все думал на бегу, зачем меня вызывают.
У главного корпуса рядом со старшим пионервожатым я увидел маму.
И так удивился, что она приехала не в родительский день, что даже ничего не сказал, а подбежал и остановился рядом.
- Что же ты не здороваешься со своей мамой? - проговорил старший пионервожатый.
- С мамой здороваться не обязательно, - сказала мама и улыбнулась. - Ну, приехала с тобой прощаться.
- Почему? - тихо спросил я.
- Понимаешь, как бы тебе объяснить… Я решила съездить в горы, в альпинистский лагерь. Я раньше альпинизмом занималась, вот и решила…
- А я? - спросил я.
- А ты здесь поживешь.
- Мама в альпинистском лагере, сын - в пионерском, - пошутил старший пионервожатый, - папу еще куда-нибудь.
- Отец в командировке, в Москве, - сказала мама. - Я ему написала. Он, как вернется, сразу заедет к тебе.
Я молчал.
- Ну, что ты такой грустный? Если очень не хочешь, я не поеду, останусь в городе. Только что мне в городе одной делать. Экзамены через три дня кончатся…
Я не отвечал.
- Ну как, оставаться мне или ехать? Скажи.
- Ехать, - сказал я тихо.
- Ты не огорчайся, тебя обязательно будут навещать. Я позвоню кому-нибудь, кто в городе.
- У нас родительский день в следующее воскресенье, - сказал старший пионервожатый.
- Тебя навестят. И конфет привезут, апельсины.
- Хорошо, - сказал я.
- Ну вот видишь. Спасибо тебе, я так давно не была в горах.
Мама еще побыла полчаса, отдала мне кулек с конфетами, вафли и уехала. А я остался один.
Я даже не успел показать ей, как лазаю по канату. Весь отряд был где-то в лесу. Я понес Кульки на дачу.
Вывалил конфеты на кровать. Но не хотелось их мне есть.
Где- то бегали ребята и громко кричали, смеялись. Я даже слышал голос Корнилова.
- Вперед! - командовал Корнилов. - Давай, давай!
А я сидел на крыльце около пустой дачи, и не хотелось мне никуда идти.
***
В родительский день перед завтраком играла музыка. Мы еще завтракали, а некоторые родители уже приехали и заглядывали в окна столовой, - наверно, проверяли, чем кормят их детей.
- Ко мне тетя приедет, мамина сестра, - сказала Света.
- А ко мне никто, - сказал я, - я один буду ходить весь день.
- Любишь раковые шейки? Мне их обязательно привезут, это мои самые любимые конфеты. Я тебе сразу отнесу, чтобы ты не скучал.
Скоро родители бродили по всей территории. Некоторые сидели на скамейках, накрывали головы газетой и жевали всякую еду.
Отец Корнилова колол грецкие орехи двумя булыжниками. Рядом стояли родственники Корнилова, их было человек десять, может, двенадцать.
«Кончится торжественная линейка, - подумал я, - и убегу куда-нибудь, спрячусь».
Не хотелось мне смотреть на чужих родителей.
Мы все переоделись в парадную форму и выстроились на линейку.
Начальник лагеря стоял на трибуне. И вдруг он стал как-то странно на меня смотреть. Покосится в сторону, а потом снова на меня.
Я подумал, что у меня съехал галстук на плечо, или еще что-нибудь не в порядке. Но все было в порядке. А начальник лагеря не только сам смотрел на меня, он еще старшему пионервожатому указал на меня, и тот кивнул головой.
Я решил, что это мне только кажется. Бывает - удивляешься: почему вдруг незнакомый человек тебе кивает и улыбается? Со мной так происходило несколько раз. Я даже в ответ сам начинал улыбаться и тоже кивал. А потом оглядывался - вовсе и не со мной здороваются, а с другим, и вот они уже весело заговорили, а я иду и глупо себя чувствую. И сейчас все могло быть так же.
Но вдруг старший пионервожатый громко объявил:
- Право поднять флаг на торжественной линейке предоставляется пионерке первого отряда Азизовой и пионеру третьего отряда Кольцову.
И я сразу, как будто был всегда готов, как будто каждое утро поднимал флаг, пошел четким шагом мимо строя всего лагеря к высокой мачте. Потом, посередине пути, я нечаянно подумал, что у меня колено разбито и все на него смотрят. Зря я так подумал, потому что сразу споткнулся и чуть не упал, кто-то даже хихикнул.
Но вот мы подошли к мачте и взялись за шнур. Рядом с нами плескался красный флаг, это мы должны были поднять его высоко на мачту. Все стали смирно, затрубил горн, забил барабан. Мы потянули шнур, флаг пошел вверх и вдруг посередине мачты остановился. Мы стали дергать и тянуть шнур, но он только больше заматывался около флага со вторым шнуром, и ничего у нас не получалось.
А все по- прежнему стояли смирно, и трубил горн, и бил барабан.
- Сильнее! Сильнее дергайте! - сказал громким шепотом начальник лагеря с трибуны.
Мы дергали, но шнур не расправлялся.
Барабан замолчал, и горн тоже.
«Эх я, - думал я, - даже флаг поднять не сумел».
- Ну что теперь делать? - сказала Азизова, чуть не плача.
Все на нас смотрели, весь лагерь и родителей огромная толпа. А начальник лагеря расстроенно махнул рукой и сказал:
- Ладно. Только не ревите. Бросайте это дело и идите спокойно в строй.
И тут я полез на мачту.
Я об этом сразу подумал, когда увидел, что шнур заматывается около флага. Там не очень и высоко было - посередине. Если на канат забрался до самого верха, то и здесь можно, здесь почти такая же высота - посередине мачты, только она скользкая.
Я сбросил сандалии, подпрыгнул и полез.
- Ты что выдумал! Слезай! Немедленно слезай! - негромко, но сердито проговорил старший пионервожатый.
- Ладно уж, не мешайте, если и свалится, не разобьется, - тоже тихо сказал ему начальник лагеря с трибуны.
Дальше я уже никого не слышал, потому что силы у меня почти кончились, а надо было их еще чуть-чуть, чтобы подняться до места, где замотался шнур. И я прикусил губы, уперся ногами изо всех сил, еще приподнялся. Потом еще. Ну, чуть-чуть! Оставалось так мало. А сил уже не было.
Я даже заплакал. Поднялся еще немного. Все. Теперь надо было держаться одной правой рукой и ногами, а левой - расправлять шнур. Мачта качалась и скрипела. Я обнял ее правой рукой изо всех сил, прижался животом и грудью, и ногами к гладкому дереву, а левой рукой поймал шнур и стал расправлять… Тут подул ветер, и шнур выскочил у меня из руки. Я его снова поймал, расправил наконец все. И тут у меня кончились последние силы.
- Руками перебирай, руками! - закричал начальник. - Иначе кожу порвешь.
Он сбежал с трибуны и встал под мачтой.
Меня уже тянуло вниз вовсю, и я съезжал, а потом отпустил руки и ноги и упал прямо рядом с начальником лагеря носом в песок. Он меня все-таки поддержал, а то я бы сильнее носом ударился и обязательно бы разбил.
Все кричали «ура». Вся линейка и родители. Бил барабан. Начальник лагеря стоял уже на трибуне, хохотал и хлопал в ладоши. Азизова из первого отряда поднимала флаг, а я стоял рядом с ней и все старался не заплакать. Старые слезы - те, которые вытекли у меня из глаз, когда я был на мачте, наверно, высохли, их заметно не было.
Потом начальник лагеря наклонился с трибуны ко мне и спросил:
- Ты-то живой?
- Живой, - сказал я.
Все еще продолжали кричать «ура» и радоваться. А флаг был уже на самой вершине мачты.
Тут начальник лагеря поднял руку, все стали успокаиваться.
- Я не зря выбрал для торжественного подъема флага Колю Кольцова. Он нам это только что доказал. Скажем Коле наше спасибо.
И весь лагерь хором сказал:
- Спа-си-бо!
Потом я пошел к своему отряду и встал в строй.
***
К Евдокимову родители приехали, к Корнилову приехали, даже к нашему пионервожатому приехали, а ко мне нет.
Вокруг Корнилова ходила толпа людей, все его родственники. Они фотографировались рядом с ним по очереди у беседки.
Света ходила с девушкой-студенткой. Это была ее тетя. Она привезла апельсины, ватрушку и конфеты «Раковая шейка».
- Ты что все оглядываешься? - удивлялась студентка-тетя, когда они сели на скамейку и тетя стала уговаривать Свету съесть апельсин с ватрушкой.
- Я Колю ищу, он в Ленинграде рядом с нами живет.
