Любовь Воронкова - Сын Зевса
Филипп усмехнулся. Окруженный гостями, он вышел во двор.
Солнце уже свалилось к западу, но лучи его были еще жарки и ослепительны.
У Александра, когда он увидел коня, забилось сердце. Это был великолепный вороной конь с огненными глазами и с белой звездой на лбу.
– Его зовут Букефал[16], – сказал фессалиец. – Видишь, какой у него широкий лоб? Как у быка. Хвалить не буду: он в похвалах не нуждается.
Конь в похвалах не нуждался. Он танцевал, ему не хватало терпения стоять на месте. Мускулы играли под его блестящей шерстью.
– Сколько же ты хочешь за своего Букефала? – спросил Филипп.
– Тринадцать талантов[17].
– Тринадцать талантов за одного коня?
– Да, за одного коня. Но такой и есть только один.
– Посмотрим, каков он в беге.
Испытывать коня отправились в поле, на широкую зеленую равнину, залитую солнцем.
Молодой конник из свиты царя подошел к Букефалу, схватил за узду и вывел на равнину. Но, когда он хотел сесть на него, Букефал с диким ржанием встал на дыбы и отпрянул в сторону. Этер кричал на коня, стараясь усмирить, затягивал узду. Но от этого конь впадал в ярость и каждый раз, как только конник намеревался вскочить на него, взвивался на дыбы.
Подошел другой этер, более опытный, более суровый. Но сколько он ни боролся с Букефалом, конь и ему не покорился.
Филипп начинал хмуриться. Если бы не рана, он бы сам попробовал укротить коня. А этеры выходили к Букефалу один за другим и возвращались, ничего не добившись.
Филипп рассердился.
– Веди отсюда своего коня, – сказал он фессалийцу, – он же совсем дикий!
Тут Александр не выдержал:
– Какого коня теряют эти люди только потому, что по собственной трусости и неловкости не могут укротить его!
Филипп сверкнул на него взглядом, но промолчал. Молодые македоняне-этеры были смущены. Попытались еще один-другой сладить с конем. И не могли.
– Эх, – с досадой опять сказал Александр, – какого коня лишаетесь вы, и только потому, что не умеете ездить и трусите!
Филипп прикрикнул на него:
– Ты упрекаешь старших, как будто больше их смыслишь или лучше их умеешь обращаться с конем!
– С этим, по крайней мере, я справлюсь лучше, чем кто-либо другой!
– А если не справишься, какое наказание понесешь ты за свою дерзость?
– Клянусь Зевсом, я заплачу то, что стоит конь!
Все вокруг засмеялись.
– Хорошо, – сказал Филипп, – спорим на тринадцать талантов!
– Спорим!
Александр сразу бросился к Букефалу. Крепко схватив за узду, он поставил коня против солнца: Александр видел, что конь пугается своей тени, которая мечется перед ним по траве.
Потом позволил ему бежать и сам побежал рядом, не выпуская узды, и все время ласково поглаживал коня, успокаивал его. А когда увидел, что Букефал успокоился, дышит глубоко и ровно, Александр сбросил с себя плащ и прыжком взлетел на коня. Конь рванулся. Александр сначала слегка сдерживал его, натянув поводья, а когда почувствовал, что конь рвется бежать, дал ему волю, да еще и крикнул на него, ударив по бокам пятками. Конь, вскинув голову, птицей полетел по зеленой равнине.
У Филиппа дрогнули и сомкнулись брови. Все кругом умолкли, затаив дыхание, охваченные тревогой и страхом. Александр уходил из их глаз, исчезая в знойном мареве долины. Казалось, что он сейчас исчезнет совсем и больше не вернется.
Прошло несколько страшных мгновений. И вот вдали снова показался всадник на вороном коне. Конь бежал красиво, словно летел на невидимых крыльях, а мальчишка сидел на нем как влитой – сияющий, гордый, торжествующий.
Царская свита закричала, приветствуя Александра. А Филипп прослезился.
Когда Александр соскочил с коня, Филипп обнял его и поцеловал.
– Ищи, сын мой, царство по себе, – сказал он, – Македония для тебя слишком мала.
Аристотель
Хоть и мало Филипп бывал дома, но за развитием и воспитанием сына он зорко следил.
Чем старше становился Александр, тем серьезней задумывался Филипп: кого пригласить к Александру учителем? Александра учат музыке, декламации. Он много читает. Ему еще только тринадцать лет, а он уже отлично стреляет из лука, бросает копье, скачет на лошади, как самый опытный конник. А бегает он так, что никто из товарищей не может его догнать…
Но все это поверхностно и примитивно по сравнению с тем, что может дать человеку настоящая эллинская культура. Сам Филипп был хорошо образован и хотел, чтобы сын его получил такое же образование и, если можно, еще лучшее.
Кого пригласить? Характер у его сына таков, что не каждый с ним справится, – пылкий, своенравный. Глядя на его горделивую осанку, слыша зачастую строптивые его речи, Филипп не раз бормотал себе в усы слова Софокла: «…Кормило нужно тут и твердая узда».
Как-то Филиппу случилось встретиться с атарнейским царем Гермием, который был его союзником.
Между деловыми разговорами Филипп спросил, не знает ли Гермий достойного учителя, которого можно пригласить к Александру.
– Знаю! – живо ответил Гермий. – Таким достойным учителем может быть мой друг и родственник Аристотель.
Аристотель! Теперь и Филипп вспомнил о нем. Отец Аристотеля – Никомах когда-то жил в Македонии при дворе царя Аминты, отца Филиппа.
– Аристотель? Так ведь мы росли вместе с ним! Да, этот человек будет хорошим учителем и воспитателем. Я уже наслышан о нем, о его мудрости, о его учености!
Аристотель в это время жил в городе Митилене, на Лесбосе. Сюда и прибыли к нему посланцы Филиппа с приглашением в Пеллу.
Аристотель тогда был очень занят: он наблюдал жизнь морских животных и писал о них книгу. Остров, омываемый прозрачно-синей водой Эгейского моря, очень подходил ему для его занятий.
Но Филиппу он отказать не мог. Потянуло в знакомые места, озаренные светлыми воспоминаниями о днях юности, когда мир казался загадочным и прекрасным. Как-то выглядит сейчас Филипп? Он был рослый, красивый и очень любил военную науку. И недаром – Филипп стал завоевателем. Как смеялся он, бывало, над Аристотелем, вечно размышлявшим о непонятных вещах: об устройстве Вселенной, куда уходит солнце и откуда появляется, на чем держатся звезды?
С тех пор прошло немало лет. Аристотель многое понял, до многого додумался, многое изучил.
А Филипп завоевал много городов, покорил много народов. Ну что ж, каждый делает свое дело.
Аристотель, не раздумывая, собрался в путь и отправился в Пеллу.
Александр с затаенным волнением ждал нового учителя. Когда во дворе по каменным плитам застучали копыта лошадей, Александр вышел из мегарона и встал под портиком. Ему хотелось увидеть Аристотеля прежде, чем тот увидит его.
Люди, сопровождавшие Аристотеля, помогли ученому сойти с коня – видно было, что этот нарядно одетый, небольшого роста человек не очень-то ловок в обращении с лошадьми.
Ему было лет сорок. Горбоносое лицо с очень маленьким ртом. На широком лбу с морщинами уже сквозят залысины, белокурая борода аккуратно подстрижена…
Аристотель отряхнул свой алый с черной каймой плащ, поправил золотую цепь на груди, оглянулся и тут же увидел Александра. Александр покраснел и выступил вперед. Они секунду смотрели друг на друга. Александру показалось, что небольшие темно-голубые глаза Аристотеля глядят в самую глубину его души, его мыслей…
Не успели ученик и учитель и слова сказать, как во двор вышел Филипп. Он встретил Аристотеля самой любезной из всех своих улыбок, обнял его и поцеловал.
В этот день они долго сидели в мегароне с кубками вина, вспоминали дни своей далекой юности. Аристотель переоделся к обеду. Поредевшие пряди завитых волос он начесал на лоб, чтобы скрыть залысины. На руках у него сверкали перстни с крупными драгоценными камнями. Аристотель следил за своей внешностью и любил одеваться пышно.
– Как ты вспомнил обо мне? – спросил Аристотель. – Ученых в Элладе много. Например, великий философ Платон. Я сам хотел у него учиться, но когда я приехал в Афины, оказалось, что он отправился в Сицилию.
– А, Платон! – усмехнулся Филипп. – Философ, который утверждает, что человек – это животное двуногое и беспёрое… Я слышал, что Диоген принес ему ощипанного петуха и сказал: «Вот человек Платона!»
Оба рассмеялись.
– Но мне кажется, что он более созвучен твоему этос, Филипп.
– Моему этос – моему характеру? Почему же?
– Ты царь. И ты поймешь его. «Смешна огромная толпа, – говорит он, – которая думает, что она хорошо может судить о том, что гармонично и ритмично, а что нет».
– Он прав. Потому Афины и проигрывают битвы, что там управляет толпа.
– Эллины проигрывают битвы, потому что они разрозненны. Если бы эллины составляли одно целое государство, они могли бы властвовать над всей вселенной.
– Пока они объединятся, – а этого никогда не будет, – вселенную буду завоевывать я.
– Да, я слышал о твоих… так сказать… блистательных делах. Кстати, ты разорил Стагиру, родину моих отцов.
