Эсфирь Цюрупа - Жил-был Пышта
— Кто мне скажет, друзья, минута — это мало или много?
— Мало… Много… — зашумела публика.
А один мужчина ответил:
— Что — минута! Сморгнул глазом — и нет её.
— Ты, Пахомов, и сутки сморгнёшь — не заметишь! — поддразнили его молодые голоса, и весь зал засмеялся.
Лицо Пахомова показалось Пыште знакомым.
— Я позволю себе, — сказал Владик-докладик, — зачитать вам цифры. Из них вам всё станет ясно.
Пышта стал зевать. От длинных цифр он всегда зевал.
Владик читал длинные цифры красивым голосом. Запрокидывал голову, поднося листки с записями к очкам. Он словно пел по нотам. Пел цифры, цифры, цифры…
Заскучали все люди в зале. А одной старушке очень понравилось.
— Словно дьячок за упокой… — похвалила она.
— Надо выручать, — шепнул Фёдор.
— Давай вместе, — ответил Женя.
Но Владик ничего не услышал. Уж если он взялся петь свои цифры, он как птица глухарь — ничего вокруг не замечает.
Только он остановился набрать дыхания, как увидал у своего левого плеча Женю, а у правого — Фёдора.
— Мы с тобой, — шепнули они.
И победно громыхнули над залом, словно весенний гром, стихи Маяковского:
Я
планов наших
люблю громадьё…
Смотрит Пышта — какое-то чудо делается перед ним в зале. Сто, может, миллион глаз прояснились, распахнулись, как окна весной, плечи у людей распрямились, головы вскинулись.
Читают Непроходимимы, а стихи звучат громо́во, словно не трое, а много людей говорят взволнованные слова. Да, конечно же, все молодые, все парни и девушки произносят вместе с ними. Как воины — присягу. Как пионеры — торжественное обещание.
Радуюсь я —
это
мой труд
вливается
в труд
моей республики…
И Пышта шевелит губами, кому-то упрямо доказывает: «И мой, и мой, всё равно и мой…»
— Владик, продолжай, — тихо говорит Фёдор. — Без шпаргалок!
— Итак, — говорит Владик, — давайте посмотрим, что происходит в нашей стране за одну минуту!
Но дальше без бумажек он не может и засовывает нос в свои листки. И тогда Женя, взъерошив пятерней волосы, выскакивает вперёд, торопит, зовёт всех в зале:
— Давайте вместе, давайте каждый прикинем, что же это такое минута!
И всё вдруг перепуталось, перемешалось — кто тут докладчик, а кто слушатели. То Владик сообщит, сколько угля за минуту добывают все шахты Советского Союза, то из зала выкрикнут: «За минуту на поле ростки проклюнутся!..» То скажут, сколько космический корабль пролетает в одну минуту то выкрикнут, что если тракторист не усмотрит, так за минуту машину выведет из строя…
Шум, шум в зале… Пышта удивлён: оказывается, как много это — минута! Маленькая минута, каких он потерял множество, когда во время урока глазел в окно…
Минута — и родился новый человек на земле. И строители закончили новый дом — въезжайте! И астрономы открыли новую звезду! Реки упираются лбами в плотины, крутят турбины и за одну минуту вырабатывают столько тепла, силы и света, что Пыште надо ещё долго учить арифметику и другие науки, чтобы понять, как это много и как прекрасно.
Но, оказывается, минуты бывают разные, хоть в каждой шестьдесят секунд. Одни — полновесные, а другие — пустые, потерянные…
— А то и украденные! — крикнули из зала.
— Точно, украденные! — вскочил с места мужчина. — Мы, шофёры, сутками не спали, хлеб возили. Мы бригада коммунистического труда. А нас в очереди у элеватора с машинами пять часов держали! Ребёнку ясно-понятно: украли у хозяйства дорогое время!
«Ещё как понятно!» — думает Пышта.
— А в горячую пору, в уборку, комбайн сутки простоял. Контора «Техника», будь она неладна, трёхкопеечную запчасть не дала!
А из зала кричит старуха в белом платке:
— Привыкли жить с конца первыми, да? Отвыкать пора! У нас свой Совет есть, надо в нём советно и решать, как будем справлять дела в своём районе!..
Шум, шум в зале…
— Что делать? Всё испорчено! — говорит Владик. — Лекция не получилась!
— Ну и прекрасно! — отвечает Фёдор. — Не мы с тобой, а они на земле хозяева. Мы послушаем и поучимся.
— А мы тут для чего? — сердится Владик.
— А мы только поджигатели! — посмеивается Женя. — Наше с тобой дело — уголёк к сердцу приложить, чтоб гражданская совесть не дремала. Мы — агитаторы!
— Мы — волнователи! — с гордостью напомнил Пышта.
— Ты-то помалкивай! — сердится Владик. Он с ужасом глядит на беспорядок. Он хватает председательский колокольчик, звонит.
— Товарищи, мы продолжа…
Но, оказывается, ничего не «продолжа…». Встаёт женщина, шаль упала на плечи.
— Ты, белёсенький, погоди! Молод. Не выбирали мы тебя покуда звонить в колокольчик. — И Владик опускает руку. — Спасибо вам, ребята, напомнили нам наши беды. Теперь сами поговорим про то, что припекло… Люди! — Она повернулась к залу. — Не согласна, чтоб за потерянные, загубленные, краденые минуты жизнь зря пропадала. Оглядимся в своём дому, в своём хозяйстве. Зазимок уже, только успеть картофель убрать, свёклу выкопать. Минута дорога. А тракторист Непейвода опять в обнимку с бутылкой? Не правда, что ли?
— Правда! — ответил зал. И общее слово ухнуло, как камень.
И Пышта увидал: в конце зала поникли белые бантики, похожие на крылья вертолёта. Опустив голову, Анюта стала пробираться к двери.
«Про её отца сказали. Её фамилия Непейвода!» — заколотилась тревога в Пыштином сердце. Он шагнул к краю сцены. Но из рядов потянулись к Анюте руки, много добрых рук. Все старались погладить косички, удержать её. Даже один бантик остался в чьей-то руке. Но Анюта пробиралась мимо. Пока не тронула её рука седенькой учительницы. Тогда все люди подвинулись. Анюта села, и учительница обняла её. А Пышта услышал, как Владик объявил:
— Сейчас мы вам покажем кино! Должен предупредить: аппарат у нас узкоплёночный, экран маленький. Поэтому подвигайтесь ближе. Я буду давать объяснения к некоторым кадрам.
Все на скамейках стали подвигаться поближе.
— Помощник киномеханика, прошу сюда! — позвал Женя.
Аппарат поставили на стол среди зрителей, и Пышта открыл коробку с плёнками.
Две девочки в ряду зашептались:
— Небольшенький, а уже помощник киномеханика!
Свет потух. На большом экране засветился маленький яркий экранчик.
Сперва Пышта с Женей показали фильмы про «Первомайский» колхоз. Когда все увидали гладких коров, всходы, густые и дружные, и когда с экрана улыбнулась птичница Паня, Пыште захотелось хвастаться. Он сказал никому:
— Я тут ходил. Я с птичницами знаком.
И девочки на него посмотрели.
Потом показывали фильм про химию. Эту цветную плёнку Непроходимимы купили в складчину перед отъездом. На экране все увидели тощие колосья, мелкие зёрна. Такой пшеница выросла на поле, которое удобряли только птицы, пролетавшие над ним. И вдруг на экране поднялись цеха. Из машины сыпался поток бело-голубых крупинок. Вот гора бело-голубого песка. Под солнцем каждая песчинка светится бело-голубым светом. Этот песок не намывала речка, не хранила земля, его сделали на химическом заводе.
— Красота! — говорят в зале.
А Владик стоит на сцене и объясняет про красоту скучными словами:
— Как видите, удобрения оформлены в виде гранул. Каждая такая песчинка называется гранула…
«Гранула… Красивое имя, словно у царевны в сказке», — думает Пышта.
А Владик — своё:
— Гранулы поступают к потребителю, то есть к колхозу…
На экране, рядом с тощим колосом, появился золотой, тучный, с тяжёлыми тесными зёрнами. Он вырос из такого же зёрнышка, но в землю положили для него чудесную пищу — гранулы.
— Красавец колос! — приветствуют его в зале.
А у Владика у бедного одни скучные слова и цифры:
— Урожайность данного сорта пшеницы при внесении удобрений…
Плёнка кончилась. Пышта подал Жене следующую катушку.
— Подождите показывать… Я очки уронил! — сказал со сцены Владик. Но за треском аппарата его не услышали.
Все увидали шоссе, чайную с вывеской. На экране появился Пышта.
— Глядите, помощник киномеханика! Он самый! — заговорили все, стали оглядываться, улыбаться.
Помощник киномеханика вёл себя на экране странно. Он пятился спиной. Спиной вперёд он скакнул по ступеням на крыльцо. А из чайной вышел почтальон и задом наперёд ушёл на улицу. А Пышта спиной влез в дверь.
— Гляди, что делают! — смеялись в зале и оглядывались на Пышту. — Артист!.. Комик!.. Он и по радио выступал! Давай, давай!..
Пышта исстрадался возле аппарата.
— Выключи! — просил он.
— Не выключу. Смотри на себя, тебе полезно! — отвечал Женя.
