Галина Карпенко - Тимошкина марсельеза
Стиснув потные руки, Тимошка следил за его полётами.
Давая себе передышку, Польди улыбался, даже раскланивался: мне, мол, здесь совсем не страшно. Но Тимошка всё равно за него боялся. «Держись! Держись крепче!» — шептал он, когда Польди начал крутить мельницу. «Раз, два, три… восемь…» — считал Тимошка и скоро сбился со счёта, а Польди всё крутил. И вдруг из-под самого купола стремительно скользнул вниз.
Барабаны смолкли.
Тимошка закрыл глаза.
— Ты чего? Не робей! — подтолкнул Тимошку солдат.
Снова заиграла весёлая музыка. И Тимошка увидал, что Польди, живой и невредимый, прижимая руку к губам, кланяется во все стороны.
— Даёшь! Даёшь! — закричал Тимошка, вместе со всеми хлопая в ладоши. Ему страсть как хотелось, чтобы Польди ещё побыл на арене, но акробат убежал и больше не вернулся.
На арену вывезли ящик из железных прутьев. В ящике сидел зверь. Тимошке было непонятно, зачем укротитель, нарядный, в красной куртке, стал пугать и дразнить зверя.
Зверь рычал, отмахивался от него лапами, а укротитель всё наскакивал и хлопал бичом.
Наконец зверь прижал уши и прыгнул в обруч. Он прыгал в обруч несколько раз, даже тогда, когда подожжённый обруч запылал огнём.
Потом укротитель заставил зверя встать на задние лапы и стал загонять его обратно за железные прутья.
Тимошке было видно, как зверь смотрит, скосив глаза, на укротителя, и ему стало боязно.
— Видал? — сказал солдат. — Если такой корябнет, вся шкура напрочь!
И Тимошке стало ещё страшней.
* * *На арене померк свет. С неё, торопясь, уносили тумбы, обгорелый обруч и пыльные ковры.
Толкаясь в дверях, зрители спешили выйти на улицу, чтобы успеть добраться на ночном трамвае до дому. Тимошке тоже давно пора быть во дворце, где его ждёт Репкин. Но он не может оторваться от афиши, по которой летит Польди.
«Вот бы мне так!» — И Тимошка гладит афишу, осторожно сметает ладонью липкие снежные кляксы.
— Ты это смотрел? — спросил кто-то за его спиной.
— Смотрел, — ответил Тимошка и отступил, чтобы не заслонять знаменитого Польди. — У него вся сила в руках! — вздохнул Тимошка.
— В руках? — И тот, кто стоял сзади, схватил вдруг Тимошку выше локтя.
— Ты что? Пусти… — Тимошка вырвался. — Пусти!
— Ты есть глупый! Я смотрел твой мускул, — весело сказал высокий незнакомец.
— Свои гляди! — крикнул Тимошка и отбежал в сторону.
— Подойди сюда, я хочу тебя что-то спрашивать, — сказал незнакомец. — Я знаю, ты ходил с шарманка. Где твой фатер, где отец?
— А у меня его сроду не было. Тебе зачем? — Тимошка отбежал ещё дальше.
— Мне с ним нужно говорить. Ты есть глупый, — засмеялся незнакомец.
— Чего ржёшь? — обиделся Тимошка. — Я теперь сам по себе, — и, не обернувшись, пошёл прочь.
— Подожди, я хочу иметь твой адрес! — Незнакомец нагнал Тимошку и, встав у него на дороге, спросил: — Как это сам по себе?.. У тебя нет адрес?
— Ничего у меня нет, — огрызнулся Тимошка. — Помер дед, понял? Пусти!
Но незнакомец дороги не уступил.
— Глупый, — повторил он. — Ты есть глупый. Я не хочу делать тебе плохо. Ты хочешь на арену?
Тимошка не понимал.
— На арену. Алле! Алле! Работать! — Незнакомец поднял руку, как бы начиная опасный номер.
Тимошка в растерянности молчал.
— Я — Польди, — сказал незнакомец.
Принц голландский
— Ну и повезло тебе, принц голландский! — Важный швейцар распахнул перед Тимошкой тяжёлую дверь. — Иди ночуй!
Пустить Тимошку ночевать в цирк велел Польди. Тимошка сам видел, как Польди дал ему за это на чай. И сказал:
— Пустите, Петрович, его ночевать.
— А он завтра не прогонит меня, дяденька? — спросил Тимошка швейцара.
Швейцар поглядел на Тимошку сверху вниз.
— Господин Польди — акробат первого класса, всемирно известный, — сказал он, — а ты — тля. Он из тебя либо сделает человека, либо выгонит непременно. Вшей на тебе много? — спросил вдруг швейцар и, не дождавшись ответа, махнул рукой: — Ночуй, шантрапа.
Тимошка лежал в темноте, укрытый чем-то тяжёлым и тёплым. Пахло лошадьми, и Тимошка слышал, как где-то рядом они переступали, топоча копытами. Уснуть Тимошка не мог. Он закрыл глаза, и перед ним возникла, блистая разноцветными огнями, цирковая арена. Держась за лёгкую трапецию, над нею летел король арены Польди.
Вот это да! Вот это алле!!!
В темноте зарычал зверь, и Тимошке стало не по себе. Он укрылся с головой, зверь не умолкал.
«Чего он ревёт? — думал Тимошка. — Может, обжёгся?»
Тревожная ночь была у Тимошки. Он засыпал, просыпался, прислушиваясь к непонятным звукам, боясь пошевелиться.
«Как же я теперь покажусь Репкину? — думал Тимошка и стал себя оправдывать: — На кой я ему, матросу? Он, может, обрадуется. «Ишь, скажет, куда тебя занесло! Я-то думал, как тебя определить? А ты сам пристроился!»
И Тимошка представил себе, что не Польди, а он летит над ареной, а внизу на скамейке сидит Репкин. Репкин хлопает в ладоши и громко кричит:
«Молодец, Тимофей! Молодец!»
* * *Утром Тимошка проснулся от того, что ему очень хотелось есть. Он часто просыпался голодный, но так ещё никогда не было. Рот у Тимошки пересох и ныло под ложечкой.
«Где это я? — не понял Тимошка. В темноте вокруг него слышались вздохи, кто-то стонал. — На вокзале? Не похоже».
Потянувшись, Тимошка открыл глаза. Над ним стояло в темноте что-то живое. А вокруг раздавался рык, писк и кто-то кричал не по-звериному и не по-человечески: «Иа! Иа! Иа!»
«В цирке — вот где я сплю», — вспомнил Тимошка и, вглядевшись, понял, что над ним стоит лошадь.
Он лежал не шевелясь, а лошадь обнюхивала его и фыркала.
Где-то высоко посветлели узкие окна, и Тимошка стал ждать, когда кто-нибудь за ним придёт.
«Алле! Алле!»
Утром цирк был совсем другим.
— Поднимайся! — сказал швейцар, который вчера пустил Тимошку ночевать. — Хватит, выспался.
Тимошку обдало резким холодом.
— Вот, умойся. — Швейцар показал Тимошке на обколотую раковину. — Да отряхнись, опилки вон пристали.
Тимошка отряхнулся.
— И марш из конюшни! А то придёт комендант, он мужик озорной!
Остерегаясь озорного коменданта, Тимошка, перебрался из конюшни к швейцару под лестницу. В тесной швейцарской было тепло, на столе горела керосинка, а на керосинке из кофейника шёл пар.
— Садись, — сказал швейцар и налил Тимошке кружку чёрного горького чаю. — Пей, сирота.
Тимошка пил наслаждаясь. Рядом с кружкой швейцар положил сухарь. Сухарь был ещё чернее чая…
— Разгрызёшь? — спросил швейцар. И сам ответил: — Ему что хошь дай — всё разгрызёт.
«Иа! Иа!» — кричал кто-то, не переставая.
Швейцар пил с блюдечка, отдуваясь. Широкая лысина на его голове покрылась потом.
— Дяденька, а кто там кричит?
— Осёл орёт. Тоже есть просит. Всякая тварь богом создана, а теперь, при большевиках, всем от голода издыхать.
Швейцар погасил керосинку и, прибрав со стола посуду, облачился в шинель, обшитую галуном.
— Ну, пойдём. Господа артисты скоро приедут… Вот здесь обожди, — сказал он Тимошке.
Тимошка сел у дверей, из которых дуло, и стал ждать. Перед ним висела вчерашняя пёстрая афиша. Разглядывая её, Тимошка увидел, кроме акробата и наездницы, собачку в колпаке с бубенчиками и смешного человека в широких штанах.
— Здравствуйте! Здравствуйте!
Тимошка очнулся. Перед ним стоял низенький старичок в шубе и глубоких ботиках. Из-за полы его шубы на Тимошку глядела мохнатая собачка.
— Гляди, Фома, кто к нам пришёл! — говорил ласково старичок, поглаживая собачку.
— Это господин Польди с улицы вчера привёл, — объяснил швейцар. — Только какой толк может быть из шантрапы? — И, махнув на Тимошку рукой, швейцар заговорил с собакой: — На работу, Фома. На работу. Косточку бы тебе, да нет у меня косточки.
Старичок в ботиках, продолжая глядеть на Тимошку, спросил:
— А когда же придёт Польди? Может, он пока посидит у меня? Здесь сквозняк, Петрович!
— Зря беспокоитесь, Александр Иванович! — ответил швейцар. — Что ему на сквозняке сделается?
Тимошка с охотой пошёл бы за стариком с собакой. Но дверь растворилась, и появился Польди.
И Польди тоже был не такой, как вчера.
Приподняв шляпу, он поклонился ласковому старичку и, взяв у швейцара ключ, сказал Тимошке:
— Идём!
В комнате, куда они пришли, было почти пусто. На стенах висели обручи и что-то ещё пёстрое. С потолка спускались на верёвках кольца, а посередине стоял топчан, обитый кожей.
— Встань сюда! — сказал Польди, сбрасывая с себя шубу. — Подними руки! Вот так!
Оглядев Тимошку со всех сторон, Польди распахнул дверь и крикнул:
