Галина Карпенко - Тимошкина марсельеза
Обзор книги Галина Карпенко - Тимошкина марсельеза
Галина Владимировна Карпенко
Тимошкина марсельеза
Дорогой читатель!
Открой первую страницу и ты попадёшь в революционный Петроград тысяча девятьсот семнадцатого года. Там ты встретишься с Тимошкой-шарманщиком, матросом Репниным, клоуном Шурой и со всеми, про кого написана эта повесть.
События повести происходят в тот год, когда родилась Советская власть — власть, которая поможет Тимошке расти, учиться и никому не даст его в обиду.
Шарманщики
Ветер, холодно. С неба падает не то дождь, не то снег; погода — хуже не придумаешь. А на улице толпа. Кто полюбопытнее, пробирается поглядеть, «что там за происшествие», а кто, махнув рукой, идёт себе дальше. Теперь в Петрограде на каждом перекрёстке митинг — разве всех переслушаешь?
В толпе кто-то кричит, поминает недобрым словом буржуев, войну, царя, которого почти год как скинули.
— Правильно! Попили нашей кровушки! — поддерживают на все голоса невидимого оратора. — Режь правду! Теперь свобода! Не бойся, давай жарь польку-кадриль!
На улице появился патруль. Шагают четверо. Трое, видно, рабочие, а за начальство у них матрос, так, конопатенький, бушлат застёгнут на все пуговицы, на голове лихая бескозырочка, за поясом маузер.
К патрулю в Питере уже привыкли. Какой ни на есть, всё-таки порядок. А вот насчёт новой власти ещё многие пока сомневаются: какая она. Советская власть? Долго ли продержится?
Поравнявшись с толпой, патрульные замедлили шаг.
Матрос попросил вежливо:
— Разрешите, граждане! Разрешите! Вот так, в стороночку. По какому поводу идёт разговор?
Граждане перед патрульными расступились. И что же? Посреди толпы — шарманщики.
На мостовой на скользком булыжнике — шарманка; на шарманке сидит, нахохлившись, окоченевший попугай.
Рядом со стариком шарманщиком стоит мальчишка. Тоже, видно, артист. Глаза испуганные, в руках бубен. Посинел, продрог на ветру. На плечах у мальчишки не то кофта, не то плисовый пиджак, на ногах полусапожки с ушками.
Увидев патрульных, старик шарманщик стал торопливо взваливать шарманку себе на спину, а попугая мальчишка спрятал за пазуху.
— Зачем скандал? Нам лучше уйти. Мы уйдём, господин матрос, — приговаривал шарманщик, не попадая рукой в кожаную лямку. — Мы лучше уйдём.
— Обожди, папаша! — Матрос оглядел публику, поправил на поясе оружие и спросил уже строго: — Почему шумим, граждане?
— Да вот буржуазия музыку запрещает!!! — Перекрикивая всех, из толпы выпрыгнул солдат на костылях. — Ты глянь, глянь-ка! — указывал он матросу.
Матрос поднял голову и увидел, что на балконе дома, запахнув пальто, стоит седой человек и смотрит на то, что происходит внизу.
— Не нравится музыка? — спросил его матрос.
Толпа притихла.
— Помилуйте, какая музыка? — И человек, стоявший на балконе, в свою очередь спросил: — А вы можете это прекратить? Я работаю.
— Слыхал? «Прекратить»!.. — снова закричал солдат, размахивая костылём. — А ты в окопе был? Тебя вошь кусала? Видал? «Прекратить»!.. Он работает… Деньги небось фальшивые шлёпает!
И снова крик — ничего не понять.
Патруль в затруднении: что тут делать, если скандал из-за музыки?
— Тихо, товарищи! — Матрос поднял руку и начал говорить громко, так, чтобы его слышали все: — Собрался народ, ничего себе не позволяет. Кто может запретить народу музыку? Кто может запретить музыку, я спрашиваю?
Седой человек, резко повернувшись, ушёл с балкона, и налетевший ветер стукнул вслед за ним стеклянной дверью.
— Сдался! Сдался! — ликовал солдат. Сорвав с головы папаху, он размахивал ею и наскакивал на шарманщика. — Не бойся, старик, давай крути музыку. Пущай буржуазия не слушает!
— Теперь на площади может играть музыка! Для победившего пролетариата! — подтвердил матрос.
— Правильно! — раздалось в толпе. — Правильно!
Шарманщик, поглядев на опустевший балкон, покорно снял с плеча кожаную лямку, и шарманка, покачнувшись, встала в свою прежнюю позицию.
Озябший мальчишка посадил попугая на ящик со «счастьем» и ударил в бубен.
— А что, отец, грянем «Марсельезу»? — предложил матрос.
— «Марсельезы» в ней нет, — тихо ответил шарманщик.
Солдат, которому предложение матроса пришлось по душе, посмотрел на шарманщика с недоверием.
— Как это нет? А что же в ней есть?
— В ней есть полечка, вальс «Не рыдай», «Вот вспыхнуло утро».
— Можно «вспыхнуло», — разрешил матрос и улыбнулся.
— Может быть, сыграем марш? — Шарманщик повернул ручку, и шарманка, тяжело вздохнув, заиграла залихватский марш.
По улицам ходила
Большая крокодила! —
запел мальчишка, а в толпе кто-то подтянул:
Она, она голодная была…
Вслед за маршем шарманка стала играть польку.
Мальчишка сбросил свою плисовую одёжку и, оставшись в линялом трико, на котором мерцали потускневшие блёстки, приплясывая, пошёл по кругу — худенький, лёгкий. Распластав руки, он будто летел.
— Жарь, жарь, не робей! — кричали зрители.
Мальчишка старался. Разбежавшись, он пошёл на руках.
— Господи! Небось все кости поломанные, — вздохнула тётка. Кутаясь в тёплый платок, она, пригорюнившись, смотрела на представление.
— Жрать захочешь — запляшешь, — изрёк солдат.
Разбрызгивая лужи, мальчишка ещё продолжал кувыркаться, когда один из патрульных сказал:
— Хватит, давай кончай комедию.
Взяв у старика мокрую шляпу, мальчишка протянул её «любителям музыки».
— Обратите внимание, имейте сожаление!.. — выкрикивал он звонким голосом.
Толпа стала редеть.
— Имейте сожаление!.. — Мальчишка протянул шляпу матросу. — Имейте сожаление, обратите внимание…
— Вот чёрт! — выругался матрос, хлопая себя по карманам. — Вышел, браток, у меня капитал…
Мальчишка опустил шляпу, а матрос, вывернув карман, протянул закоченевшему попугаю тёмный комок.
— Что это? — спросил шарманщик.
— Сахар… в кармане-то табак, — ответил матрос. — Может, склюёт?
— Ахилл, тебе предлагают сахар, — позвал шарманщик попугая.
Попугай, взъерошив перья, разинул клюв.
В толпе кто-то захохотал и сразу замолк, когда матрос, обернувшись, спросил зло:
— Кому здесь смешно, граждане? Представление закончилось! Прошу разойтись!..
* * *По тихой улице бредут шарманщики. Впереди старик, за ним Тимошка. Так зовут маленького уличного артиста.
Сколько за день они обойдут дворов! Где заработают, а где споют даром.
Старик шарманщик плохо видит — он часто оступается. Шарманка на его спине вздрагивает и гудит своим медным нутром.
— Ах, боже ты мой! — ворчит шарманщик. — Что же это за наказание! Что за погода… Ты здесь? — спрашивает он.
— Здесь, — отвечает Тимошка.
За пазухой у Тимошки попугай. Прижимая его покрепче, Тимошка прыгает через снежные лужи. Дырявые полусапожки у него давно промокли. Тимошке с утра хочется есть. «Скорее бы дойти до трактира, — думает он. — Может быть, сегодня дед возьмёт щей…»
— Господи, пусть он возьмёт щей, — молится Тимошка.
Дед идёт, шаркая подошвами, и Тимошке приходится замедлять шаг, чтобы не перегнать старика.
— Возьми щей, возьми щей, — повторяет Тимошка шёпотом, глядя на сутулую дедову спину.
В трактирах теперь почти не кормят. А если что и подают, то дед не берёт.
— Я не Ротшильд, — говорит он. — Принесите нам кипятку.
— Возьми щей, — упорно шепчет Тимошка.
Ледяной ветер старается помешать шарманщикам перейти дорогу. Дед придерживает свою шляпу обеими руками.
— Ты здесь? — спрашивает он, не оглядываясь.
— Здесь, — отвечает Тимошка, не попадая зуб на зуб.
Но вот наконец они спускаются по крутым ступеням.
Дед толкает дверь, и навстречу шарманщикам густым тёплым паром дышит трактир.
Соль с кипятком
В трактире людно и шумно. По старой привычке сюда к вечеру забегают мастеровые, студенты, холостые чиновники — съесть чего-нибудь горячего, узнать новости.
Половые таких постоянных посетителей знают в лицо. Не спрашивая: «Чего изволите?» — подают кому щей, кому чаю с крутой заваркой.
Всё, что за день произошло в городе, обсуждается в трактире на все лады.
Только в дальних углах трактира, где потемнее, молча сидят приезжие мешочники. Заказав пару чая, они чаёвничают до рассвета, чтобы с утра пораньше попасть со своими мешками на толкучку, сбыть с рук привезённое.
Позже всех в трактире появляются извозчики.
В Питере самому прокормиться трудно, не то что прокормить лошадь. А извозчики ещё держатся.
