Николай Григорьев - Бронепоезд «Гандзя»
Бойцы схватили пулемет за хобот, потянули его на себя и, развернувшись, с разбегу вкатили стволом в мою бойницу.
Красноармейцы торопливо налаживали прицельную рамку. Наводчик уже засучил рукава, прищурился… И вдруг что-то с грохотом обрушилось сверху на вагон. Взвыла броня.
— Ложись! Снаряд! — только и успел крикнуть Панкратов.
Мы все повалились на пол…
Прошла секунда, другая, третья… Взрыва нет. Бойцы переглянулись. Глядим на потолок, на стены — не светятся, ни одной дыры.
Опять прокатился гром по потолку. И опять потолок целехонек.
— Да это же наша шестидюймовая ухает! Вот дурни, ну!
Бойцы дружно захохотали.
— А ну по местам! Что ржете? — грозно крикнул сконфуженный Панкратов. Первый, второй, третий пулемет — огонь!…
Затрещали, зачастили все три пулемета, словно наперегонки взялись, переругиваясь между собой. А пушка ухала — четвертая…
Вот где пошли крошить желто-блакитных!
— Воды! — вдруг крикнул румяный пулеметчик с блестящими глазами.
Панкратов подтолкнул меня:
— Подай Никифору ведро! Оно там в уголку.
Я нашел ведро с водой и подтащил его к пулеметчику. Пулеметчик, перестав стрелять, отвинтил пробку под кожухом пулемета, и оттуда, как из самовара, полился кипяток. Мы вдвоем наклонили пулемет и спустили кипяток за борт. Через другое, верхнее отверстие я наполнил кожух свежей водой. После этого пулеметчик, потянувшись к краю ведра, жадно глотнул воды сам. Утерся рукавом — и опять за дело.
Тут потребовали воды и другие пулеметчики. «Ишь ты, водоноса себе нашли! Ну да уж ладно…»
Я пошел с ведром по вагону.
Переменили воду, и опять пошла стрельба. Но вскоре Панкратов скомандовал отбой.
— Ускользнули, собаки, — сказал он, поднимаясь от крайней бойницы, через которую вел наблюдение. — Все-таки прошли нашим во фланг!… Ну ничего, положили мы их немало. Попомнят пулеметчиков первого полка!
Некоторое время еще держал огонь башенный пулемет — у него с вышки был самый дальний обстрел. Наконец заглох и он.
— Шабаш! — сказал пулеметчик и спрыгнул вниз.
Поезд остановился, и красноармейцы, потягиваясь и разминаясь, начали приборку вагона.
Я решил воспользоваться остановкой и сбегать в орудийный вагон. Очень уж мне хотелось взглянуть на наших артиллеристов: ведь боевое крещение ребята получили! «Сбегаю погляжу на них, а заодно и распоряжение от командира получу, — подумал я. — Должно же быть мне какое-нибудь распоряжение!»
* * *Я вышел из вагона. Мы стояли среди поля. Кругом были холмы, а позади нас, невдалеке от железной дороги, роща. Я сразу узнал ее по березкам, у этой рощи мы и начали бой. Пока сидел в вагоне, казалось — куда как далеко ушли, а вот она, роща, — рукой подать!
Я постоял, вдыхая свежий воздух. Солнце пекло уже вовсю. Но после броневого вагона и на солнце нежарко. Здесь освежает ветерок, а там, под броней, как в духовом шкафу.
Поостыв немного, я начал пробираться от хвоста поезда вперед. Ступать пришлось по самому краю вязкого песчаного откоса, и я цеплялся за буксы и за каждый выступ вагона, чтобы не съехать вниз.
Кругом было тихо, безлюдно. А в это же самое время где-то совсем недалеко, за холмами, шла жаркая схватка. Там трещали пулеметы, часто и беспорядочно щелкали ружейные выстрелы и ежеминутно все покрывалось протяжным гулом артиллерии.
Вдруг — щелк, щелк… Вот черт, да и сюда пули залетают!
Я пригнул голову, пошел быстрее, но скоро наткнулся на подножку паровоза. Чтобы не делать обхода, я вспрыгнул на подножку. Заглянул в будку машиниста. Вот они тут как устроились! Целую баррикаду из дров наворотили, прямо саперы. Никакая пуля их не достанет!
— Ну как, — говорю, — товарищи, у вас все в порядке?
Из-за дров показалось чумазое лицо кочегара, за ним блеснула серебром фуражка машиниста.
— А вот вы с вашим начальством за фонари мне ответите, — пригрозил машинист, переступая через поленья.
— Какие фонари?
— А такие фонари. Пора уж понимать: не царское имущество — свое, народное… — Он пустил из водомера струю пара, сердито закрыл вентиль и стал в дверях. — Почему не предупредили, чтоб фонари я снял? Куда я теперь с фонарями, если их пулями расшибло?… Вот и ответите, раз вы здесь начальники!
— Ну-ну, разворчался… Тут бой, а он с фонарями…
Я спрыгнул с подножки, чтобы идти дальше… Глянул вперед… Что это? Человек под поездом! Лежит возле самого вагона, уткнувшись в песок, и не шевелится… Да ведь это Богуш, наш командир!
Я подбежал к нему. Тронул его за плечо, просунул руку под френч, нащупываю сердце…
Жив! Тьфу ты, как он меня перепугал!…
Богуш застонал, медленно приподнялся на песке, сел и вскинул на меня глаза. Бледный, губы дрожат. Правой рукой он судорожно сжимал левую повыше локтя, а между пальцами проступала кровь.
— Ребята, — закричал я, — сюда! Командир ранен!
Наверху в вагоне послышался топот. К борту подскочили все пятеро артиллеристов и остановились, глядя на раненого командира.
— Дайте бинт. Есть у кого-нибудь бинт, ребята?
Малюга первый пришел в себя — выхватил из кармана тряпицу и протянул мне.
Но я не решался приложить тряпицу к ране.
— Чистая, чистая, — замахал на меня старик. — Только яблоки накрывал!
— Возьмите бинт… У меня в кармане… — проговорил он слабым голосом. — О-ох!…
Я обшарил карманы его френча и нашел пакет с ватой и бинтом. Потом разорвал на раненом рукав, освободил руку и стал делать перевязку.
Богуш закусил губу от боли:
— Потуже… Надо кровь остановить…
— Сейчас, сейчас… Как же это вас, а?
— Пулей. Оттуда… — он кивнул в сторону холмов. — В задний вагон, к пулеметчикам, хотел пройти…
Быстро сделав перевязку, я связал из остатков бинта широкую просторную петлю и подвесил командиру руку на груди.
— Что, или кость задета? — спросил меня матрос.
— Нет, мякотью пуля прошла, это заживет скоро.
— Ох, плохо мне… — прошептал Богуш. Он вдруг совсем расклеился и запросил пить.
Малюга сбегал к машинисту и принес от него чайник.
— Вот чайку выпейте… — Старик, придерживая раненому голову, вложил ему в рот медный рожок.
Богуш жадно напился.
— Берем, ребята, командира, — захлопотал смазчик, кивая остальным. Поднимем его в вагон, да сразу и в город, в лазарет.
Но ехать в город не пришлось. Командир рассудил иначе. Посидев еще с минуту, он собрался с силами и сам встал на ноги. Каменотес подставил ему под здоровую руку свою кочергу.
— Обопритесь, так-то лучше будет… Обопритесь, товарищ командир!
Богуш приладился к кочерге и, посмотрев на нас, усмехнулся бледными губами.
— Что же вы, братцы? — сказал он. — Не надо терять головы. Мы в бою. Командир ваш выбыл из строя, но задача должна быть выполнена…
И он стал объяснять нам боевую задачу. Оказывается, наше дело заключалось не только в том, чтобы охранять фланг бригады; мы должны были, как сказал Богуш, обнаруживать батареи противника и подавлять их огнем своей гаубицы.
Но где же эти батареи, как их искать?
Богуш велел нам продвигаться для поисков вперед. Сам он, однако, — это было видно по всему — не собирался с нами ехать. У меня мелькнуло нехорошее подозрение. «Странно, — подумал я. — Или наш вагон для него жесток? В город, подальше от огня, спешит убраться?» Но, взглянув на забинтованную руку Богуша, я поспешил отогнать эти мысли: «Какое же я право имею подозревать раненого командира в трусости?»
Сделав все распоряжения, Богуш временно передал командование бронепоездом каменотесу.
После этого раненый попросил нас проводить его до рощи — роща с березками была всего шагах в двухстах позади поезда. Командир хотел там укрыться и полежать, пока подсохнет рана. А на обратном пути мы должны были забрать его на бронепоезд. Так уговорились.
Только добрели мы толпой до рощи и присели у опушки, как вдруг с той стороны, откуда доносились звуки боя, что-то запылило по проселку. Проселочная дорога змейкой шла прямо к нашей опушке. Ребята переглянулись и залегли по сторонам дороги — кто с оружием, а кто и без оружия. Смазчик побежал к поезду дать знать об опасности пулеметчикам.
Мы не сводили глаз с клубившейся все ближе и ближе пыли.
— Да это же наши! — вдруг закричали ребята, выбегая из засады. Глядите — красный флаг!
В следующую минуту мы уже разглядели санитарные фуры с высокими брезентовыми верхами. Их сопровождал отряд конных бойцов.
Наш раненый, завидев санитарный обоз, сразу приободрился.
— Идите теперь, товарищи, идите, — заторопил он нас, — и без того я вас задержал… В бой, вперед! — скомандовал он, кивнул нам на прощание.
Мы со всех ног, наперегонки, пустились к поезду.
— Вперед, ходу!… — крикнул каменотес машинисту, едва только последний из нас добежал до подножки вагона.
