Лилия Чарская - ЗАПИСКИ МАЛЕНЬКОЙ ГИМНАЗИСТКИ
Тетя Нелли говорила еще долго, очень долго. Ее серые глаза смотрели на меня не сердито, но так внимательно-холодно, точно я была какая-то любопытная вещица, а не маленькая Лена Иконина, ее племянница. Мне стало даже жарко под этим взглядом, и я была очень довольна, когда тетя наконец отпустила меня.
У порога за дверью я слышала, как она сказала Матреше:
- Передайте Федору, чтобы он гнал этого, как его, кондуктора и его ребят, если не хочет, чтобы мы позвали полицию... Маленькой барышне не место быть в их обществе.
"Гнать Никифора Матвеевича, Нюрочку, Сережу!" Глубоко обиженная направилась я в столовую. Еще не доходя до порога, я услышала крики и спор.
- Фискалка! Фискалка! Ябедница! - кричал, выходя из себя, Толя.
- А ты дурачок! Малыш! Неуч!..
- Так что ж! Я маленький, да знаю, что сплетничать - гадость! А ты на Леночку маме насплетничала! Фискалка ты!
- Неуч! Неуч! - пищала, выходя из себя, Ниночка.
- Молчи, сплетница! Жорж, ведь у вас в гимназии за это проучили бы здорово, а? Так бы "разыграли", что только держись! - обратился он за поддержкой к брату.
Но Жорж, который только что напихал полный рот бутербродами, промычал что-то непонятное в ответ.
В эту минуту я вошла в столовую.
- Леночка, милая! - кинулся Толя ко мне навстречу.
Жорж даже привскочил на стуле при виде, как ласковый ребенок целует и обнимает меня.
- Вот так штукенция! - протянул он, делая большие глаза. - Собачья дружба до первой кости! Остроумно!
- Ха-ха-ха! - звонко рассмеялась Ниночка. - Вот именно - до первой кости...
- Робинзон и Пятница! - вторил ей старший брат.
- Не смей браниться! - вышел из себя Толя. - Сам-то ты противная Среда...
- Ха-ха-ха! Среда! Нечего сказать, остроумно! - заливался Жорж, добросовестно напихавши себе рот бутербродами.
- Пора в гимназию! - произнесла неслышно появившаяся на пороге Матильда Францевна.
- А все-таки не смей браниться, - погрозил Толя крошечным кулачком брату. - Ишь ты, Пятницей назвал... Какой!
- Это не брань, Толя, - поспешила я объяснить мальчику, - это такой дикий был...
- Дикий? Я не хочу быть диким! - снова заартачился мальчуган. - Не хочу, не хочу... Дикие - голые ходят и ничего не моют. Людское мясо едят.
- Нет, это был совсем особенный дикий, - поясняла я, - он не ел людей, он был верным другом одного матроса. Про него рассказ есть. Хороший рассказ. Я тебе почитаю его когда-нибудь. Мне его мама читала, и книжка у меня есть... А теперь до свидания. Будь умником. Мне в гимназию надо.
И, крепко поцеловав мальчика, я поспешила за Матильдой Францевной в прихожую одеваться.
Там к нам присоединилась Жюли. Она была какая-то растерянная сегодня и избегала встречаться со мною глазами, точно ей было стыдно чего-то.
>13. Яшку травят. Изменница. Графиня Симолинь
Шум, крик, визг и суматоха царили в классе у младших. Классной дамы не было, и девочки, предоставленные сами себе, подняли возню.
Черненькая Ивина вбежала на кафедру и, стуча по столу линейкой, кричала во весь голос:
- Так помните: травить Яшку сегодня же!
- Травить! Травить! - эхом отозвались сразу несколько голосов.
- Что вы, мадамочки! Разве это можно? - робко прозвучали голоса трех-четырех учениц, считавшихся самыми прилежными и благонравными из всего класса.
- Ну уж вы, тихони, молчите! - напустилась на них рыженькая Рош. - Не смейте идти против класса! Это гадость! Слышите ли, все должны дружно действовать и травить Яшку, все до одной. А кто не станет делать этого, пускай убирается от нас. Да!
Глаза Толстушки, как звали Женю Рош ее подруги, ярко разгорелись, щеки пылали.
Тихони как-то разом смолкли и присмирели. Одна из них, Тиночка Прижинцова, высокая бледная девочка, первая ученица младшего класса, неторопливо поднялась со своего места и сказала, обращаясь к Рош:
- Ты напрасно горячишься, Толстушка, раз всем классом решено травить Яшку, мы не можем отстать от класса. Только надо придумать, чем его травить...
- О, я уже выдумала! - торжествующе произнесла хорошенькая Ивина. - Сегодня нам задана басня "Демьянова уха"... Да?
- Да, да! - отвечал ей весь класс хором.
- Отлично. А мы, то есть каждая из нас, будем отвечать другую басню. И что бы ни говорил Яшка, как бы ни ругался и ни выходил из себя, мы будем отвечать не "Демьянову уху", а то, что каждая хочет. Идет?
- Идет! Идет! Прекрасно придумала! Отлично! - снова закричали девочки.
Некоторые из них даже захлопали в ладоши и запрыгали от удовольствия.
Я сидела на своем месте и с удивлением прислушивалась к тому, что происходило вокруг меня. Я понимала только одно: что тридцать маленьких глупых девочек хотят раздразнить, извести одного взрослого, большого, умного человека, и вдобавок - учителя. Мне хотелось встать и сказать им, как все это нехорошо, гадко, нечестно, но - увы! - это было уже поздно. Дверь отворилась, и в класс вошел сам Василий Васильевич Яковлев, учитель русского языка.
Он был в хорошем настроении, потому что с удовольствием потирал свои красные с холода руки и поглядывал на нас добрыми через очки глазами.
Бедный Яковлев! Если бы он знал, что замышляли проделать с ним тридцать злых, бессердечных девочек!
- Холодно, девицы! Ну и денек! - произнес он, оглядывая класс. - Небось нащипало вам нос и щеки, пока из дому бежали в гимназию, а? Но "девицы" хранили упорное молчание. Тогда Яковлев понял, что класс приготовился воевать, и сразу изменил свое обращение.
- Госпожа Ивина! - послышался его резкий голос, совсем иной, нежели тот, которым он разговаривал с нами за минуту до этого. - Извольте прочесть заданное!
Хорошенькая Ляля Ивина быстро поднялась со своего места и громко, отчетливо произнесла на весь класс:
- "Демьянова уха", басня Крылова.
- Отлично-с! Ну-с, отвечайте басню.
- Хорошо! - так же бодро отчеканила Ляля и начала, предварительно откашлявшись:
Вороне где-то Бог послал кусочек сыру;
На ель Ворона взгромоздись,
Позавтракать было совсем уж собралась,
Да позадумалась, а сыр...
- Довольно! Довольно! - неистово замахал руками учитель. - Вы сами не понимаете, что говорите сейчас. Госпожа Рош, отвечайте басню... Госпожа Ивина, садитесь и придите в себя. Вы нездоровы, должно быть, и это избавит вас от единицы.
Ивина уселась на свое место, обводя класс торжествующими глазами, а вместо нее поднялась Женя Рош.
По улицам Слона водили,
Как видно, напоказ,
Известно, что Слоны в диковинку у нас...
пропищала она тоненьким-претоненьким голоском.
У учителя глаза стали вдруг круглыми, как орехи. Он смотрел то на толстушку Рош, то на классный журнал. Наконец, очевидно, смекнув, в чем дело, он покраснел и, махнув рукою Рош, чтобы она садилась, поставил ей крупную единицу...
- Стыдно школьничать! - произнес он строго. - Но вы обе на дурном счету, поэтому с вас и взятки гладки, как говорится... Госпожа Прижинцова, потрудитесь прочесть вы "Демьянову уху", - обратился он к первой ученице класса.
Танюша поднялась вся красная со своего места. Ей не хотелось огорчать Яковлева и получать дурную отметку в классном журнале, и в то же время она не смела идти против класса. Слезы стояли у нее на глазах, когда она начала, захлебываясь и волнуясь.
Мартышка к старости слаба глазами стала;
А у людей она слыхала,
Что это зло еще не так большой руки:
Лишь стоит завести Очки
Очков с...
- "Демьянову уху", "Демьянову уху" прошу читать, а не "Мартышку и очки"! - закричал не своим голосом учитель. - Да что вы, извести меня поклялись все, что ли? И это вы! Прижинцова! Первая ученица, моя гордость! - произнес он дрожащим от волнения и гнева голосом. - На вас-то уж я надеялся! Ну... да уж... садитесь, - присовокупил Василий Васильевич с горечью; и новая единица прочно воцарилась в клеточке журнала.
- Степановская... Рохель... Мордвинова... Шмидт... - сердито вызывал девочек Яковлев, и каждая из них говорила всевозможные басни, только не ту, которую требовал учитель, - не "Демьянову уху", заданную на сегодня.
За черноглазой и черноволосой Сарой Рохель поднялась Жюли и начала, дерзко глядя в самые глаза учителя:
Проказница-Мартышка,
Осел, Козел, Да косолапый Мишка
Затеяли сыграть Квартет.
Достали нот, баса...
- Молчать! - прервал Жюли грозным голосом учитель и изо всей силы ударил кулаком по столу.
И вдруг его глаза встретились с моими. Я увидела столько гнева и в то же время тоски в его обычно добрых глазах, что невольно подалась вперед, желая его утешить.
- А-а, - произнес Василий Васильевич, - госпожа Иконина-вторая, про вас я чуть не забыл... Отвечайте басню!
Я медленно поднялась и, встав у парты, начала:
"Соседушка, мой свет!
Пожалуйста, покушай".
Соседушка, я сыт по горло. - Нужды нет,
Еще тарелочку; послушай:
Ушица, ей-же-ей, на славу сварена!
