Андрей Жвалевский - Правдивая история Деда Мороза
— А кто она? — спросил Сергей Иванович у сестры, когда выдалась минутка.
— Это Оленька. Наташина подружка. Она всегда была слишком серьезная, а уж после того, как отца убили…
Дальше Сергей Иванович не слушал, рука вспомнила прикосновение ледяной записки, как будто снежный вихрь пронесся по комнате. Первым трусливым желанием было просто сбежать. Выскочить за дверь и бежать быстро, как только возможно, чтобы забыть и эту комнату, и елку, и невыносимый детский взгляд…
Но через секунду Сергей Иванович очнулся, тряхнул головой и принял самое мужественное решение в жизни — отправился навстречу пронзительным детским глазам.
— Пойдем, Оленька, поговорим.
Оля вздрогнула, но послушно пошла за Дедом Морозом. Они зашли в небольшую комнатку, недалеко от большого зала, где проходила елка. Сюда еще долетали звуки праздника, но тихо-тихо. Сразу стало казаться, что веселятся где-то на другой планете.
Сергей Иванович присел на корточки, чтоб лучше видеть детские глаза:
— Оленька, я получил твою записку…
Оля продолжала настороженно смотреть на Деда Мороза, ничего не говоря.
— Оль, я очень старался, но… у меня ничего не получилось…
Сергей Иванович внезапно понял, что по его щекам текут слезы, а Оля продолжала на него смотреть большими печальными глазами.
— Почему? — спросила она.
— Я не знаю… Наверное, я плохой волшебник…
— Кхе-кхе! — раздалось вдруг у них за спиной.
Оля и Сергей Иванович вздрогнули, а Олины глаза стали еще больше. На плече у Деда Мороза сидел Главный Птёрк.
— Вообще-то я не должен показываться людям, но тут такое дело… не утерпел. Ты, Дед Мороз, очень хороший волшебник, но ты только волшебник, понимаешь? Не Господь Бог… В нашем, волшебном, мире, ты можешь все. Хочешь русалочке ноги навсегда приделать — да сколько угодно! Хочешь, чтоб лиса колобка выплюнула — да запросто! Будет жить вечно твой колобок… А вот с людьми… С людьми сложнее… Если еще человек болен или потерялся, то вылечить или найти его мы можем помочь… А вот если… Он… Ну… Не можем мы этого… Извини…
И Главный Птёрк шмыгнул носом и отвел от девочки глаза.
— А если бы папа был в вашей, сказочной стране, вы бы смогли его оживить?
— Да запросто! — Птёрк даже подпрыгнул на плече у Деда Мороза.
У Оли в глазах впервые задрожала надежда.
— Тогда я напишу о нем сказку, и вы его оживите!
Птёрк снова стал мрачнее тучи.
— Оленька, если ты напишешь сказку, то его и оживлять не придется. Он и так будет жить… Но понимаешь, жить он будет только у нас, в нашей сказочной стране… Вместе с колобком и русалочкой… А в ваш мир мы его выпустить не сможем…
— Это неважно. Пусть живет хоть где-нибудь. А я буду просто знать, что он живой…
И тут Оля расплакалась. Так они и ревели вместе: маленькая девочка, старый Дед Мороз и птёрк, который вообще не должен был показываться людям…
После этого праздника Сергей Иванович несся домой, не разбирая дороги, не утирая слез, Маша едва за ним поспевала.
Она только сейчас осознала всю тяжесть их времени. Вот бежит по улице взрослый мужчина, плачет. И никто даже не обернется, не посмотрит повнимательнее — война, обычное дело…
А Дед Мороз пришел домой и рухнул на кровать почти без чувств.
* * *Разбудили его птёрки и охли. Они теребили и щекотали Сергея Ивановича, пока тот не перестал отмахиваться и не открыл глаза.
— Гляди! — кричали они и выпускали одну за другой разноцветные звездочки. — Вот чего мы принесли! Вон сколько подарков!
И правда, звездочек — то есть исполненных детских желаний — было так много, что они не успевали таять под потолком, а из лапок вылетали все новые.
«Неужто я столько подарков наколдовал? — Морозов был еще очень слаб, и мысли ворочались в голове с трудом. — Вроде бы записок меньше было».
Разноцветный фейерверк приободрил Деда Мороза. Он даже присел в кровати… и обнаружил, что не все птёрки и охли участвуют в общем веселье. Десятка два его добровольных помощников топтались в углу с очень унылыми лицами.
— Что за беда? — спросил Морозов, как мог, весело. — Искорки по дороге выронили?
Вопрос почему-то заставил умолкнуть всех. Грустные охли и птёрки погрустнели еще больше, веселые — замолчали.
— Ну, я тебе уже объяснил сегодня, — Главный Птёрк виновато развел лапками, — не все мы можем… Послушай, ты со временем привыкнешь, ты научишься…
Сергею Ивановичу тут же привиделись Олины глаза, и он понял, что привыкнуть к такому не сможет, никогда не сможет.
Более того, он даже еще раз пережить такое не сможет.
Настроение сделалось кислое, как капуста, которую Морозовы очень любили и всегда покупали к празднику.
Но сейчас и мысль о хрустящей, крепкой капусточке с клюквой не приободрила Морозова.
— Спасибо, — сказал он птёркам, — вы молодцы…
И больше ничего. Даже пришедшая к мужу Маша не смогла его разговорить. Потихоньку охли и птёрки разошлись.
* * *Сергей Иванович болел две недели, Маша ухаживала за ним, кормила с ложечки, как маленького, читала газеты. Однажды она нашла удивительную заметку о «Тихой ночи» на западном германском фронте. На небольшом участке немецкие, французские, бельгийские и британские солдаты решили в ночь на 25 декабря не воевать, вместе пили пиво и даже сыграли в футбол.
— А потом? — слабым голосом спросил Морозов. — Узнали… что мир — это хорошо… и перестали воевать?
— Нет. Потом опять начали.
Сергей Иванович закрыл глаза и отвернулся к стене.
Когда Морозов наконец выздоровел, то записался добровольцем в действующую армию.
Маша только тихо плакала.
— Прости, жена, — сказал Сергей Иванович на прощанье, — никудышный из меня Дед Мороз. А там, на фронте, я смогу хоть чуть-чуть приблизить окончание этой глупой войны.
Маша вытирала слезы. Она понимала, что война закончится в свой срок — пойдет ее муж воевать или нет. Однако не говорила ничего, только шептала про себя: «Уцелей, мой хороший! Обязательно уцелей!».
Морозов обнял Машу и сказал:
— Непременно уцелею. Обещаю. Даже если это будет последнее желание, которое выполнит твой Дед Мороз.
25 декабря 1916 года
Из истории
1916 год стал третьим годом большой войны. Войны, которая измучила всех — солдат, офицеров, крестьян, помещиков. Всем очень хотелось вернуться к нормальной мирной жизни.
Вернее, почти всем. Самые главные — цари, кайзеры, премьер-министры — не собирались останавливать бойню. Почему? Это отдельный сложный вопрос, не будем сейчас в нем разбираться.
Просто представьте себе страну, которая вся покрыта ранами, сильно разрушена, утыкана свежими крестами на могилах. Представили? Вот такой и была Россия на рубеже 1916 и 1917 годов.
Поручик Морозов сменился с дежурства и забился в самое теплое место на бронепоезде — в кабину машиниста. Поезд постоянно держали под парами, поэтому тут было и тепло, и кипяток, и приятный собеседник — машинист Пахомов.
Правда, в тот вечер Морозов говорливого Пахомова не застал — у топки дежурил худенький мальчишка в тужурке. При входе поручика он вскочил и стал смирно.
— Ты чего? — удивился Сергей Иванович. — Не на параде, чай. Кстати, чайком угостишь?
Мальчишка принялся суетливо орудовать чайником, бросая на Морозова восхищенные взгляды.
Сергей Иванович решил не обращать внимания на странного юнца, сел у печки, расстегнул шинель, сбросил перчатки, протянул к теплу онемевшие пальцы.
— Скажите, — наконец осмелился подать голос мальчишка, протягивая кружку с кипятком, — а чтобы «Георгия» получить, какой подвиг надо совершить?
«Вот он чего, — Морозов непроизвольно бросил взгляд на Георгиевский крест на своей груди, — в героя поиграть захотелось».
— Кому как, — сказал Сергей Иванович, — я просто паровоз чисто надраил перед приездом Его Величества.
«…а вместо Его Величества, — прибавил он мысленно, — прилетел германский аэроплан и сбросил пару бомб. Так что пришлось из соседнего санитарного раненых в парадной шинели таскать».
Мальчик посмотрел разочарованно, но зато хоть разговорился. Выяснилось, что он выпускник реального училища, на фронт пошел добровольцем.
— Я год в метрике исправил, чтобы взяли! — сказал мальчишка и задрал нос.
— Ты, никак, гордишься этим? — усмехнулся Морозов. — И дурак. Глупостью гордятся только дураки.
— Ничего не дурак, — надулся мальчик, — на войне — настоящая жизнь!
— На войне — настоящая смерть. А жизнь… она там, в городах. Сегодня праздник, помнишь хоть?
Вконец обидевшийся мальчишка только плечом пожал. А Морозов улыбнулся и начал рассказывать:
