Люди Флинта - Алексеев Валерий Алексеевич

«Опять унесли!» — мелькнуло у меня в голове. Я забарахтался, сел и с трудом выпутался из своей постели. Первое, что бросилось мне в глаза, был спальный мешок Криса, аккуратно свернутый и задвинутый в угол. Я взглянул на часы. Половина девятого! Проспал, опять проспал! Ушли без меня, негодяи…

Тряпка, закрывавшая окно, была сорвана и висела на одном гвозде. Комната полна была прохладного солнца. Пыльно блестело зеркало; на подоконнике пылали цветы. Оставили одного! От этой мысли мне захотелось плакать. Ну ладно, Крису можно простить, но Афродита… Тут тихий свист привлек мое внимание. Я оглянулся. Слева от меня в своем мешке мирно спал Леопольд. Никогда я еще не был так счастлив видеть эту скорчившуюся под брезентом, наглухо зачехленную личину. Я с нежностью пнул Афродиту ногой — он даже не шевельнулся.

Значит, Крис не ушел! Не может же он один смотреть в трубу и бегать с рейкой. Ну и будет нам от него! Подпрыгивая от радости, я помчался на кухню. Завтрак нетронутым стоял на столе. Криса на кухне не было: вообще на бригантине никто, кроме меня, не подавал признаков жизни. Но зато в углу, прикрытое куском фанеры, стояло ведро с холодной колодезной водой. Колодцы в Каменке очень глубокие: весь изольешься потом, пока вытянешь наверх ведро воды. А вода замечательно вкусная: профильтрованная песками и без привкуса английской соли, что так часто бывает на целине.

Во мне проснулся мститель. Кряхтя от удовольствия, я притащил ведро в комнату и поставил его у изголовья Афродиты. Потом сбегал за кружкой, сел на корточки, зачерпнул полную кружку ледяной воды и, аккуратно отогнув уголок брезента, бережно перелил воду в мешок. Надо сказать, Левка меня разочаровал. Он шумно и сладко вздохнул, поежился и снова засвистел носом. Я подождал минуту, зачерпнул еще кружку и отпил глоток: зубы у меня заныли от холода. После второй кружки Левка неодобрительно передернул плечами, но стерпел. И только третья заставила его вскинуть задом и забарахтаться в мешке.

— Уй, гады! — сдавленно прокричал Левка и вывернулся из постели. Какое-то мгновение он очумело разглядывал ведро, потом приподнялся на локтях.

Я благоразумно отскочил в сторону.

— Эй, мичман! — крикнул я. — В трюме течь, капитан бежал, бригантина тонет…

Раздумывал Левка недолго. Он схватил ботинок, вскочил, и мы с топотом помчались из комнаты в кухню, оттуда через сени на улицу. Я был достаточно умен, чтобы не дать Левке загнать меня на веранду.

Наш капитан сидел в центре двора на перевернутой канистре и разговаривал с черным лохматым Тарзаном. Собака смирно сидела перед ним и, внимательно вертя головой, вслушивалась в каждое слово Криса.

— Теперь ты понял, почему ты подлец? — строго сказал Крис Тарзану, и пес глухо заворчал: он не любил, когда ему грозили пальцем. — А раз ты подлец, — наставительно продолжал Крис, — то получай по заслугам. — И он щелкнул пса по ушам.

Тарзан нервно откинул голову и, оскалившись, зарычал. Но на морде у него было написано удовольствие: на целине собак не балуют вниманием.

Мы с Левкой перестали драться и робко приблизились к Крису со спины.

— Гена, — жалобно сказал я, — мы на речку успеем сходить?

Крис, видимо, хотел сказать собаке еще что-то поучительное, и они оба недовольно повернулись к нам. Глаза у Криса были узкие, сонные, лицо припухло со сна.

Он долго не отвечал, разглядывая нас с головы до ног, и мы затаили дыхание: ждали ругани, криков, обидных насмешек, чего угодно… Только ударить Крис не мог: в этом мы почему-то были уверены.

Но Крис махнул рукой и сказал:

— Валяйте… И охота вам…

Черный пес, сидя как столбик, нетерпеливо ждал, когда мы уйдем.

Когда мы вернулись, Криса уже не было во дворе. Он лежал в комнате на сложенных штабелем мешках и загадочно смотрел в потолок. Никаких следов подготовки к выходу в поле не было видно.

Мы встали по стойке «смирно», преданно глядя ему в лицо.

— Какие будут указания, капитан? — спросил Левка.

Крис посмотрел на нас изучающе, нехотя усмехнулся и сказал:

— Никаких.

— Как то есть? — растерялись мы.

— А так! — неожиданно вспылил Крис. Он даже покраснел от злости. — Вы не поинтересовались, во сколько я вчера вернулся? Так вот, к вашему сведению, в три. А при моей хрупкой конструкции это может сказаться на психике. И уже сказалось, не видите? Надо мне восстановить утраченные силы? Надо или нет?

— Надо, — сказал я.

— Но мы не успеем! — сказал Левка. — Если к послезавтра…

Крис, раздувая ноздри, посмотрел Левке в лицо, и тот замолчал. Потом Крис раздраженно закрыл глаза и повернулся лицом к стенке.

Мы долго стояли у его ног и робко ждали.

Потом Крис, видимо успокоившись, взглянул на нас и благодушно сказал:

— Гуляйте, други. Отдаю вам этот город на три дня…

— Смеешься, Крис?.. — спросил я.

— Ты скажи прямо, если обиделся, что проспали! — перебил меня Левка.

— Вот чудаки! — шумно вздохнув, Крис поднялся, сел на постели и улыбнулся. — Поймите вы, что ваша миссия окончена. О-кон-че-на! И это ни в коей мере не отразится на вашей зарплате. Все остальное я беру на себя. Мы прошли с нивелиром тридцать точек. Честно прошли, без дураков. Осталось еще пятьдесят, которые мы проходить не будем. Важно только, чтобы плюс превышения сошелся с минусом и чтобы разность данных на каждой стоянке составила 4786. А там кому какое дело, был я на этой стоянке или не был. Считать я умею, хотя в гимназиях и не обучался.

— А это можно? — осторожно спросил Левка.

— Это нужно, — отрезал Крис и лег. Заложив руки за голову, он снова уставился в потолок. — Не думаете же вы, что я действительно собрался еще два дня так надрываться… С ума сойти! Это нужно было только в первый день, для успокоения больного сердца Петровича. Площадка здесь относительно ровная, босс просмотрит подсчеты и умилится.

— А обмер? — поинтересовался Левка.

— Ну, это уж не ваша печаль. Рисовать вы умеете? Нет. Ну, а я умею. Пройду с блокнотом по поселку и зарисую за двадцать минут все дома. А на ватмане они выйдут такими беленькими и прямоугольными, какими и в жизни никогда не были. Не в первый раз, детки. У меня рука верная.

Наступила долгая пауза, Крис опять закрыл глаза.

— Значит, что? — недоуменно, наморщив лоб, спросил Левка.

— Значит, дуйте к соседям и просите три удочки. Посмотрим, какая здесь в реке живность водится. Но это после трех. А до трех — чтоб ни одной образины в комнате не было! Ясно?

— Ясно! — крикнул я. — Ура капитану?

— Ура! — подтвердил Левка.

И, толкаясь, мы выбежали в сени.

Довольно быстро мы поняли, что валять дурака совсем не так интересно, как кажется поначалу. Мы старательно приготовили удочки; это заняло двадцать минут. Потом наловили на кухне мух; на это ушло еще около получаса. Потом мы сбегали на Тобол, торопливо искупались и, не повалявшись на песке, рысцой пустились обратно: как бы Крис не ушел без нас на реку, забрав и удочки и мух. От него можно было этого ожидать.

Но капитан еще не подавал признаков жизни. Встав на завалинку, я заглянул в окно горницы: разметавшись на полу, Крис спал богатырским сном. Голова его была под столом, ноги упирались в хозяйскую перегородку. Крис легонько похрапывал; серый кот забрался к нему на грудь и сидел, покачиваясь при дыхании капитана и сладко жмурясь.

— Спит? — шепотом спросил из палисадника Левка.

Я молча кивнул и спрыгнул вниз.

Еще полчаса мы бесцельно слонялись по усадьбе. Солнце пекло до одурения, ветер жег плечи больнее, чем солнце. И нельзя было даже сесть в тенек и почитать что-нибудь, потому что все наши книги лежали в горнице, а Крис запретил нам туда входить.

Только около двух наш капитан соизволил проснуться. Мы сидели на веранде и на Семкином верстаке строили из костяшек домино небоскребы. Сквозь стекло, чуть прикрытое тюлем, нам было видно, как Крис шевельнулся, чихнул, потом поднес руку к глазам.