Владимир Машков - Веселая дюжина
В лагере мы распрощались.
Я лег и долго не мог уснуть. Мне было все ясно, хотя вокруг стояла темная ночь. Чтобы воплотить в жизнь то, что я задумал, необходимы краски, бумага и клей. И как можно скорее.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,
В КОТОРОЙ Я ПРЕВРАЩАЮСЬ
В АБСТРАКТНОГО ХУДОЖНИКА
Утром я посвятил в свой план Юрку, Марика, Тольку и Васю Блохина. Моя идея имела успех.
Сегодня нас продержали на "скамье подсудимых" недолго. А что будет завтра?
Мы разбрелись по лагерю в поисках бумаги, красок и клея.
Я сразу побежал в пионерскую комнату, надеясь добыть то, что нам нужно.
— Коробухин! — раздался за моей спиной властный голос. Я остановился и обернулся. Ко мне решительным шагом с пухлым журналом под мышкой направлялась Капитолина Петровна. Она подошла и укоризненно покачала головой. Не зная, в каких грехах меня обвиняют, я состроил на всякий случай покаянную физиономию.
— Что же это значит? — спросила Капитолина Петровна и еще укоризненней покачала головой.
Я развел руками. Сам понимаю, что ужасно плохо, но ничего с этим поделать не могу, потому как не знаю, в чем провинился.
— Что же это значит? — вопрошала Капитолина Петровна. — Все ребята записались в кружки. И лишь ты один — один на целый лагерь! — остался неохваченным.
— Запишите меня в кружок по дрессировке дельфинов, — быстро сказал я, когда понял, что от меня хотят.
— Ну вот что! Брось эти шуточки! — строго произнесла Капитолина Петровна. — Места остались в кройке-шитье и в рисовальном. Я записываю тебя в рисовальный. Сразу после полдника первое занятие. В пионерской комнате.
— Я не умею рисовать!
— Научишься, — успокоила меня Капитолина Петровна. — Для того и кружок мы организовали. И потом запомни — в "Лесной сказке" все ребята талантливые.
Я сказал, что постараюсь запомнить, и Капитолина Петровна с пухлым журналом под мышкой зашагала дальше.
Что же делать? Ведь я и вправду не умею рисовать. И вдруг меня осенило. Краски и бумаги сами идут ко мне в руки, а я отбрыкиваюсь.
Когда я появился в пионерской комнате, рисовальный кружок уже вовсю хвалился новенькими тетрадями и цветными карандашами. Я тоже получил от Ильи Александровича (того лохматого парня, который меня записывал в лагерь) свою тетрадку и красный, синий, желтый и простой карандаши.
— Ребята, — взлохматил Илья Александрович и без того лохматые волосы. — Ребята, мы будем рисовать с натуры. Вы видите вазу с цветами? Начинайте рисовать, а я посмотрю, кто что умеет.
Ребята нависли над тетрадями и что-то там такое быстро начали выводить карандашами, изредка бросая воинственные взгляды на вазу с цветами. Видя такой подъем, я тоже решил рисовать. Провел одну линию, другую. Глянул — не то. Вместо вазы получалась пузатая бочка.
Начал снова. Парень я упрямый. Пыхтел, сопел, и получилась у меня уже не бочка, а трехлитровая банка из-под маринованных помидоров. Вперед, подбодрил я себя. Успехи налицо. От банки до вазы один шаг.
Но шаг этот оказался самым трудным. Никак не выходила у меня ваза. А про цветы я уже не говорю. Они были для меня недосягаемы. Полтетради я изрисовал зря.
Скосил глаза к соседке. У нее ваза была готова, и она раскрашивала цветы. Да, подумал я, тут такое дело — не спишешь. Однако время течет. Скоро рисунки Илье Александровичу сдавать.
Надо рисовать что-то другое, такое, чего никто не нарисует. Например, цирк. Ага, цирк! Прекрасная мысль. Я нарисую цирк. Цирк надо уметь нарисовать, это вам не вазочки с цветочками.
Я презрительно глянул на рисунок соседки, где уже распустились цветы, и принялся за свое.
Сперва я нарисовал купол и на самом его верху прикрепил пёстрые флаги. Это означало, что цирк открыт, представление начинается, проходите все, кто хочет. Вход и колонны у входа я не стал рисовать, потому что там проверяют билеты, и если у вас нет билета, то не надейтесь, вас ни за что не пропустят. Мне хотелось нарисовать такой цирк, куда бы можно было входить безо всякого билета. И даже вовсе не надо было входить. Можно смотреть все представление, стоя прямо на улице. А если поближе захочется поглядеть, заходи и садись в кресла, которые с трех сторон возвышаются над ареной.
Арену я нарисовал так. Провел под куполом большой красный круг. А вот что показать на арене?
Сперва, конечно, лошадей. Как они несутся по кругу, легко выбрасывая ноги. Коричневые тела лошадей словно летели по моей арене. А на них висели, сидели и лежали белые фигурки наездников.
Я поглядел на то, что у меня получилось, и, вы знаете, мне это понравилось.
Что еще изобразить на арене? Клоунов, конечно. Без клоунов цирк все равно, что лагерь без нашего отряда. В огромных клетчатых кепках и в длинных задранных кверху ботинках целых пять клоунов устроились на самом видном месте в цирке. В середине арены. Почему я нарисовал пять клоунов, а не одного или двух? А чтобы смешнее зрителям было.
Еще надо показать дрессированных львов, но тогда не обойтись без ограды. Вдоль всей арены я нарисовал решетчатую загородку, а рядом с лошадьми изобразил дрессированных львов. Рыжие, с лохматыми шевелюрами, они сидели на специальных тумбах и рычали друг на друга. Рыка, конечно, на картине не было слышно, но я пошире разинул львам пасти, чтобы всем было ясно, что рычат они, не стесняясь зрителей.
Потом я нарисовал акробатов. Чтобы они не занимали много места, я поставил их друг дружке на плечи, но их было так много, что они дотянулись аж до потолка. А в самом низу живой лестницы стоял акробат с широченными плечами и толстенными ногами, чтобы он мог всех удержать.
Ну вот и все. Нет, не все. Не хватает слона. Хорошо бы вывести его на арену, но там уже негде яблоку упасть. Правда, есть место под куполом. Но как туда слон может попасть? А если в цирке выступает Кио, слон и не там еще может очутиться! Поэтому я со спокойной совестью изобразил слона под куполом цирка.
Картина была готова. Тут только я вытер пот со лба и почувствовал, что сильно устал.
Илья Александрович ходил по комнате и рассматривал наши картины. Он остановился возле моей соседки.
— Очень хорошая работа, Зина! — похвалил девочку вожатый.
Я глянул в ее тетрадку и ахнул. Потом поглядел на живую вазочку с цветами и ахнул сильнее прежнего. Они были так похожи друг на друга — живая вазочка и нарисованная, что, казалось, Зина и не рисовала вовсе, а просто приклеила каким-то чудом эту самую вазочку к своей тетрадке.
— А что это у тебя такое? — глянул на мою картину вожатый.
— Цирк.
— Цирк? — удивился вожатый.
Меня обступили ребята. Моя картина вызвала у них ядовитые насмешки.
— Эта куча мала называется цирком?
— А что это за козявочки ползают?
— Это собаки дрессированные, — сквозь зубы процедил я.
— Прекратите, ребята, — строго сказал вожатый. — Коробухин нарисовал оригинальную картину.
Я выпятил грудь. Вожатый хвалит меня, а не вас.
— А у вас краски есть? — я понимал, что железо надо ковать, пока оно горячо. — Я хотел бы порисовать красками в свободное время.
— Потренируйся, — согласился вожатый и вручил мне два тюбика с красками и большой лист бумаги.
Я прижал добычу к груди и хотел дать стрекача.
— Как у вас дела? — услышал я за спиной голос Капитолины Петровны.
Она подошла и обратила взор своих глаз, усиленных очками, на мою картину и начала сперва медленно, а потом все быстрее мотать головой, на которой торчала пилотка из газетной бумаги.
— Абстракционист! — прошептала Капитолина Петровна.
Я подумал, что она в восторге от моей картины, и поддакнул:
— Я с детства абстракционист.
— Как у тебя язык поворачивается такие слова произносить, — зашумела Капитолина Петровна, и я понял, что моя картина ей не понравилась.
Капитолина Петровна поглядела на меня:
— Ну, почему бы тебе, как всем, не нарисовать эту прекрасную вазочку с душистыми цветами?
— Не хочу, — сердито сказал я. — Я хочу рисовать цирк и зверей.
Илья Александрович попытался за меня вступиться, но Капитолина Петровна блеснула на него очками, и вожатый замолк.
— Ну вот что! Для меня, Коробухин, теперь совершенно ясно, — сказала Капитолина Петровна, глядя куда-то поверх очков и поверх меня, — живопись — это не твое призвание. Ступай.
Сунув тюбики с красками в карманы и бережно прижав к груди лист бумаги, я понесся к нашему домику.
Ребята тоже даром не теряли время. Они нашли клей. А самое главное, что Юрка Трофименко оказался настоящим художником. Правда, записали его почему-то в гимнастический кружок.
Мы спрятались в кустах возле забора.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,
В КОТОРОЙ НА СЦЕНУ ВЫХОДИТ ВЕСЕЛАЯ ДЮЖИНА
Пробалансировав на цыпочках по скрипучему полу, чтобы не разбудить спящих, мы вышли из нашего домика. Мы несли рулон бумаги, кисточку и бутылку с клеем. Сделав несколько шагов, замерли в недоумении.
