Мони Нильсон - Цацики и Рецина
Мама Мортена
Соня Гонсалес была не похожа на Мортена — загорелая, пышная и вообще какая-то булочкообразная. Круглые щеки, круглый рот, большая круглая грудь, не вполне умещавшаяся в лифчик под обтягивающей розовой майкой. Круглые бедра в тесных, еще более розовых брюках. Единственное, что у нее было не круглым, — это длинные блестящие розовые ногти.
При взгляде на Соню Гонсалес сразу становилось ясно одно — она обожает розовый цвет.
Они долго сидели в гостиной друг против друга, не зная, что сказать.
— Так почему вы бросили Мортена? — спросил наконец Цацики. — Я считаю, что мамы не должны бросать своих детей.
— Я не хотела, — прошептала Соня Гонсалес. — Я поехала отдыхать и встретила Карлоса. Он был такой добрый и романтичный. В отличие от Калле, он обращался со мной, как с королевой. Понимаешь, папа Мортена обижал меня. Особенно когда выпивал.
Соня Гонсалес достала из сумочки носовой платок и высморкалась.
— И вы оставили Мортена с таким человеком? — осуждающе спросил Цацики.
— С Мортеном Калле всегда был добр. Кроме Мортена, его ничто не волновало. Ну и кроме выпивки, конечно. Я думала, он бросит пить, когда ему придется одному заботиться о сыне.
— И вы не скучали по Мортену? Мамаша всегда без меня скучает, когда мы расстаемся.
— Конечно, скучала. Каждую минуту. — Но Калле угрожал, что убьет меня, если я посмею приблизиться к Мортену. В конце концов и к горю привыкаешь.
Соня Гонсалес снова высморкалась и достала из сумочки несколько фотографий. Среди них было много снимков дома, где она жила, ее парикмахерского салона, были фотографии какого-то мужчины и двух девочек.
— Кто это? — спросил Цацики.
— Мои дочери, — ответила Соня Гонсалес. — Сестры Мортена. Разве он вам не рассказывал?
— Нет. Вряд ли он знает, что у него есть сестры. Вот удивится.
— Как это не знает! — воскликнула Соня Гонсалес. Похоже, она не на шутку рассердилась. — Я писала ему каждый месяц, он же ни разу мне не ответил.
Наконец Цацики услышал, что Мортен вернулся. Дело в том, что Мамаша и Йоран никогда не хлопали дверью. Хлопали только Цацики и Мортен.
— Мортен! — закричал Цацики. — Мортен, иди сюда! Скорее!
Соня Гонсалес поднялась с дивана и поправила прическу.
— Что случилось? — крикнул Мортен из прихожей. Такой же недовольный, как всегда. — Чего тебе?
Мортен подошел и увидел Соню Гонсалес. И, едва переступив порог гостиной, замер. Со стороны казалось, будто он увидел привидение.
Соня Гонсалес протянула к нему руки.
— Мортен, — прошептала она. — Мортен!
— Ты! — сказал Мортен. — Это правда ты?
— Да, — прошептала Соня Гонсалес и сделала шаг ему навстречу. И еще один шаг. — Мортен! О Мортен!
От напряжения Цацики дрожал всем телом.
— Ведьма, — прошипел Мортен. — Катись ко всем чертям!
Он резко развернулся и убежал в свою комнату. Дверь с грохотом захлопнулась. После этого из комнаты доносился только очень громкий и очень злобный тяжелый рок.
Соня Гонсалес снова опустилась на диван. Она сидела, вся сжавшись, и плакала. Плакала так, что ее розовые плечи вздрагивали.
— А я-то думал, Мортен обрадуется, — сказал Цацики и неуклюже погладил ее по кудрявым волосам.
Цацики не знал, что делать. Мортен заперся в комнате и наотрез отказывался выходить, а на диване в гостиной безутешно рыдала Соня Гонсалес. Он вышел в коридор и стал ждать Йорана.
Как-никак Йоран был в прошлом военный. Он знает, что делать в кризисных ситуациях и в случае войны.
Аттестация
Мамаша и Рецина сидели на банкетках вместе с родителями других детей, пришедших на аттестацию. Мамаша помахала ему. Цацики ей не ответил, ему надо было сосредоточиться.
Мортен не пришел, хотя обещал. Но Цацики не обижался. Он понимал, что ему больше хочется побыть со своей мамой, которая уже завтра уезжала в Испанию. Они в конце концов помирились.
— Прикинь, она писала мне каждый месяц! — сказал тогда Мортен и треснул Цацики по плечу. — А папаша-то уверял, что она свалила с концами.
Теперь Мортен возненавидел своего покойного папу.
На пасхальные каникулы он собирался поехать в гости к Соне Гонсалес — посмотреть, понравится ли ему у них. Если понравится, он переедет к ней и будет поступать в гимназию в Испании, а не в Стокгольме.
Бедные, бедные сестры Мортена, они еще не подозревают, что их ждет!
— Но ты же не говоришь по-испански, — вдруг осенило Цацики.
— Там есть шведские школы, дубина, — сказал Мортен и снова саданул его по плечу.
Синяк на руке Цацики сильно разросся — последнюю неделю Мортена как-то очень тянуло боксировать.
Конни сидел за столом, вид у него был серьезный и строгий. На столе стояло два флага, японский и шведский. Карате пришло из Японии и означало «пустая рука». Это полагалось знать всем, кто пришел на аттестацию.
Йоран и Ангелика, помогавшие на экзамене, тоже были серьезны. Сегодня они не показывали, что надо делать, сегодня они только говорили японское слово. Нужно было знать много стоек, блоков и ударов. Но Цацики все это умел и даже сото-мото-дачи, которое раньше всегда забывал.
Затем настало время делать ката. Как назло, Цацики и Хенрика поставили впереди всех и им не за кем было подглядывать. Хенрик, похоже, нервничал, и вдруг ни с того ни с сего Цацики тоже жутко разнервничался, хотя знал, что он все может. Вокруг было столько зрителей: и публика, и каратисты с зелеными, коричневыми и черными поясами. Цацики казалось, что у него в животе порхают целые тучи бабочек. Он глубоко вздохнул и попытался успокоиться. Потом поклонился.
Во время выполнения ката должны быть слышны только вдохи и выдохи каратистов и в определенных местах — выкрики «киай», но сегодня, кроме этого, было слышно и Мамашу. Ох уж эта Мамаша, вечно за нее приходится краснеть.
— Смотри скорее на Цацики, какой же он молодец, — говорила она Рецине, которой надоело сидеть смирно. — Ты когда-нибудь представляла себе, сколько он всего умеет?!
Рецина ничего себе не представляла, а только пищала все громче и громче.
— Ого, ты это видела?! — вскрикивала Мамаша. — Прямо как в балете, только трико не хватает.
— Тогда бы я точно не пошел в карате, — хихикнул Хенрик.
К счастью, все в детской группе успешно прошли аттестацию, и когда Цацики вручали диплом и желтый пояс, он чувствовал себя превосходно. Он улыбнулся Мамаше, которая аплодировала стоя.
Есть! Он справился. Теперь черный пояс стал еще ближе.
Сакке и Хаммарн
— Слышь, Сакке, — сказал как-то Пер Хаммар. — Надо бы нам найти работу.
Мальчишки в классе начали называть Цацики Сакке. Пера Хаммара уже давно прозвали Хаммарн. Цацики не знал, нравится ли ему кличка Сакке, но от него мало что зависело. Ни имя, ни кличку человек не выбирает себе сам. Это за него делают другие. Глупо, конечно, ведь имя остается с тобой на всю жизнь. Какое счастье, что у Мамаши такой хороший вкус и что она выбрала ему такое классное имя — Цацики.
— Какую работу? — спросил Цацики.
— Ты что, не понимаешь? В Греции мне понадобятся карманные деньги.
В этом году Пер Хаммар наконец мог поехать с ним в Агиос Аммос. Это был решенный вопрос — они даже забронировали билеты.
На этот раз собралась большая компания: Цацики, Пер Хаммар, Мамаша, Йоран, Рецина, бабушка и дедушка. Их всех пригласили на свадьбу Яниса и Дианы, и все должны были жить в гостинице Яниса.
— В Греции не нужны деньги, — сказал Цацики.
— А на мороженое?
— Мороженое есть в таверне у бабушки Марии.
— И его можно брать просто так?
— Да, — ответил Цацики.
— Класс, — мечтательно вздохнул Пер Хаммар. — Ну почему каникулы еще не сейчас?
Как же мне надоело ждать! Но работа мне все равно нужна — я должен накопить на маску и ласты, а то я не смогу ловить каракатиц.
— Мы слишком маленькие, нас никуда не возьмут, — сказал Цацики, которому совершенно не хотелось работать.
— Ты же умеешь подавать еду. Научи меня, и мы устроимся в какое-нибудь кафе.
— В Швеции это невозможно.
— А что, может, воскресим «Фрак-рок»? Арендуем зал в «Глобен-Арене», будем продавать билеты. Прикинь, как мы разбогатеем!
— Да, только двух песен для этого маловато.
— Ты прав, — согласился Пер Хаммар. — Жаль… А вообще классная была идея!.. Придумал! — вдруг закричал он. — Я знаю, что мы будем делать. Кучу денег заработаем!
— Ты что, решил ограбить банк?
— Нет, мы будем играть в метро. Уличные музыканты отлично зарабатывают, и двух песен для этого вполне достаточно. Прохожие все равно больше не слушают.
Пер Хаммар от возбуждения прыгал вокруг Цацики.
