Светлана Винокурова - Кассеты Шохина
Двадцатое марта сегодня. Понедельник. Ирка Крупова говорила со мной про Сашку. Второй раз уже в последнее время. Попросила его тетрадку с мыслями и выписками, я пообещал. Это она однажды пошутила... что влюбилась бы в него, будь он на две головы повыше. На похоронах Ирка очень плакала... А я теперь запираюсь. В своей комнате такой запор на двери сделал! Клевый. Два уголка и гвоздь поперек. Отец вчера опять оторвал, пока меня не было. А я сегодня опять привинтил. Когда орут из-за двери — веселей слушать, чем когда над ухом... Но я одно не пойму: он же сказал зимой, что уйдет в марте! К той. Вот и мотал бы! Нечего тут свои порядки наводить... Вообще-то чувствую в себе то слабость, то такую силу! Слабость — когда думаю, почему я и все другие тут, а Сашки нет. Что это глупо. Несправедливо. Что не может так быть! Не должно, что его нет! Ему, может, больше всех нас надо было быть... А силу — когда настроение, как у тех ребят на остановке. Которые били стекла вдребезги. Знаю, что тоже так могу, — иногда до черта хочется чего-то такого... Как короткое замыкание в мозгах. Вспышка, тьма, и все — все равно! И драться уже не боюсь. Почему раньше это казалось чем-то сложным? Главное, не бояться за себя — и всех делов. Не думать в это время о себе, не трястись над собой... А я и не трясусь. Вот... Но Сашкину запись — ту, на кассете — почему-то не могу слушать. Сколько раз хотел! Но никак. Ладно, все...
Да, Владик теперь не боялся драться. Но стоял сейчас в стороне, глядя, как нормалы разделываются с тем странным типом...
Он был не с ними, потому что не узнавал их. Никого не узнавал! И с этой минуты презирал и ненавидел всех. Толстого Костика, который вечно пел: «Лучший месяц в году я у моря с тобой проведу», а сейчас сопел и лупил каблуками того, кто скорчился на бетонном полу подвала. И азартно вскрикивающих любителей кроссвордов Славу и Петьку, старавшихся попасть в живот. И Миху ненавидел! Работавшего ногами молча и расчетливо, будто он выполнял нужное серьезное дело... С ними — с такими — Владик не был! Он был скорее с длинноволосым типом у них под ногами...
И тем не менее он стоял в стороне. Стоял, не узнавая нормалов, ненавидя их и презирая, сцепив челюсти так, что ломило зубы.
Били они его у двери, и выскочить за помощью было невозможно. Вмешаться самому? Нет, Владик их не боялся! Но чем это кончится? Они же ничего сейчас не соображают, изобьют до полусмерти за компанию, и все! И он стоял и смотрел, и небывалые, чудовищные ненависть и бессилие грохали у него в висках...
Случилось так. Нормалы пришли веселые, шумные — получка. Радостно вспоминали, как быстро «сломался» черный Славка и как они отнесли его домой, сдали на руки маменьке. Длинноволосого парня в дальнем углу они заметили не сразу. Он был невысоким, с узким лицом, в мятой джинсовой куртке и с грязным рюкзачком в руках.
Он сказал им:
— Извините, ребята... Хотел заночевать, но не буду вам мешать. Пойду.
— А откуда ты взялся? Здесь, в этом подвале? — Миха недобро повел сутулыми плечами. — Кто ты вообще такой?
— Зачем это вам? — спросил парень. Глаза у него были темные и очень спокойные.
— Вижу, что хиппок! Не верти лучше!
— Если видишь — что спрашивать? — снова вопросом на вопрос ответил парень. Он до того вежливым голосом отвечал, что получалось чуть ли не свысока...
— Зачем? А это уж — дело мое! — отрывисто сказал Миха и шагнул к парню. — Значит, так... Нигде не работаем, путешествуем «стопом», жрем на халяву — где подадут, а где и слямзим... На белый свет глядим, наслаждаемся! Хоро-ошая жизнь... А кто-то за тебя вкалывай? — вдруг заорал он. — Работа дураков любит, да?!
Он рванул парня за волосы, и тот, стукнувшись головой о стенку, упал. Подняться не успел — его за ноги оттащили от стены, чтоб удобней было бить, и начали...
Владик нагнулся за ящиком и швырнул его в стену. Ящик с грохотом рухнул и рассыпался. Миха обернулся, скользнул по Владику невидящими глазами...
— Глянь! — хрипло крикнул Владик. — Не по трупу моло¬тишь? По трупу-то какой интерес!
— В самом деле, — пробормотал Миха и потер лоб. — Из за какого-то дерьма садиться еще...
С остальными он разобрался легко: кого просто оттолкнул, кого оттащил за шиворот... Вместе они допили принесенное. Вино плескалось в возбужденно вздрагивающих руках.
— На! — Миха протянул Владику остаток. — Пей да пошли отсюда.
— Нет, — сказал Владик. — А его что, тут оставите?
— Хо, нашел о ком заботиться! Оклемается — уползет.
— А вдруг его искать будут?
— Да кому он нужен! Заруби на носу: такие никогда никому не нужны... Так что не дрейфь, спи спокойно... Пошли, пошли!
Владик вышел с ними, бросил, что он — домой, и вернулся. Парень стонал. «Живой, слава богу...» — опустошенно подумал Владик и присел рядом на корточки.
— Слушай, может, «скорую» вызвать? — спросил он парня. — Слышишь? Или милицию? Я их всех знаю, я не боюсь!
— Н-не надо... —с трудом проговорил парень. — Не вздумай. Я с властями... предпочитаю... не иметь дела.
— Почему?
— Просто не хочу. Ты иди...
— А может, нужно чего?
— Нет-нет... Отлежусь и уйду. Ты иди, ничего не надо...
Эту ночь Владик не спал — мысли крутились путано и отчаянно вокруг одного и того же... Вокруг людей по имени нормалы.
Вот они, значит, какие! Могут избить только за то, что кто-то не похож на них. По-другому живет. По-другому думает. Они и Сашку не приняли — он ведь тоже был другой! А нормалы уверены, что все должны быть, как они... И «никому не нужны» такие, как тот парень! Поэтому с ними можно поступать как хочешь! Только опасение влипнуть придерживает — больше ничего.
— А я ведь уважал их... — прошептал Владик и зажмурил глаза. — Да, уважал. За честность, за их настоящую взрослую жизнь...
Но получается, что разное люберьё — и то честнее! Оно хотя бы последовательно: разделывается с «не нашими», не долго думая и не оглядываясь, везде, где ни встретит... А нормалы ненавидят тихо! И на драку идут — Владик видел это, — лишь когда им самим не грозят никакие невыгодные для них последствия... Может быть, это еще страшней! Потому что, глядя на них, таких спокойных, таких обычных с виду, ни за что не подумаешь, что они могут внезапно превратиться в совсем других. Вчерашних...
Да, если смотреть со стороны — всё у них в порядке! Никаких крайностей ни в чем... И будет все в порядке: «по плану», после двадцати двух лет, заведут семьи, и работать будут, чтоб жить «как люди». Но тех, кто «высовывается», такие ненавидят люто, хоть и тихо... И не нужны им никакие перемены. Все беспорядки от этих перемен, только мешающих «нормально» жить, — примерно так говорил Миха. Самый умный из них, как решил когда-то для себя Владик...
Тот Миха, который мечтает о порядке и презирает всех непохожих! Сколько он накопит этого презрения за жизнь? И чем оно обернется, если обстоятельства вдруг позволят ему больше не бояться «влипнуть»?
Да, Сашку они никогда не приняли бы. Владик даже головой крутнул: надо было быть круглым дураком, чтоб вести его туда! И вдруг застыл от простой и жуткой мысли: а ведь его-то самого — приняли... Значит, решили, что свой? Значит, есть в нем что-то, из-за чего они могли так подумать?
Но они ошиблись! Да, ошиблись! Они в нем, он в них... Но как могло такое случиться?..
Владик понял как. С нормалами ведь, в общем, несложно ладить. Всего лишь не задевай их словом, резко отличным образом жизни, не мешай...
А он не мешал! Ни раньше, ни вчера... Он стоял и смотрел. Кого-то могли убить, а он стоял и смотрел...
Но вмешиваться было бессмысленно! Досталось бы обоим, и весь результат. Избили или даже убили бы «под горячую руку»...
Логика железная. Как у отца! Дважды два — четыре, и думать вроде как и не о чем... Но если б того типа все-таки до смерти?.. Что бы он, Владик, ТОГДА сказал? Что, мало ему Сашки?
А может...
Владик даже застонал от яростной догадки: а может, в таких случаях человек — по-настоящему нормальный человек! — и должен скорей предпочесть, чтоб его УБИЛИ ВМЕСТЕ? Чем по-тихому отшатнуться и «быть вместе» мысленно, на безопасном расстоянии?
Ну конечно же... Конечно, только так, иначе — нельзя! Когда иначе — ты... ты нормал! Ты кто угодно! Только не человек...
Так что же ему делать теперь?.. Что теперь-то можно сделать?..
Под утро Владик включил магнитофон.
Сегодня шестое апреля, четверг. Обещаю себе за эту неделю нарисовать нормалов. Как они улыбаются и играют в домино на ящиках. Как Миха обнимает за плечо толстого Костика с гитарой. Как они сидят, дружные, и передают по кругу бутылку. Как стоят над человеком и пинают его! А для равновесия размахивают руками, и их освещают подвешенные к трубам фонарики... Тут должно быть четыре листа. Я их сделаю до конца недели. Все.
Владик сделал эти четыре листа. Но остался недоволен, на следующей неделе переделал, и листов получилось три.
Несколько рисунков он назвал про себя «Остановка». «Утренние люди» штурмовали автобус. «Вечерние люди» устало и терпеливо глядели на дорогу, держа распухшие сумки и сетки. «Ночные люди» громили остановку, и прозрачные, фантастической формы осколки сыпались сквозь них на снег.
