Дина Бродская - Марийкино детство
— Та-та-та, та-та-та, та-та-та, та-та. Ту-ту-ту, ту-ту-ту, ту-ту-ту, ту… — доносилось с середины комнаты.
Марийка успела пересчитать все хрусталики на люстре, а Гога всё татакал и тутукал. Можно было подумать, что во рту у него лежит горячая картофелина и он никак не может её проглотить.
Марийка закрыла глаза. Она была уверена, что Гога это делает нарочно за то, что к нему так приставали.
Дети зевали, и только взрослые слушали, склонив голову к плечу и сладко улыбаясь. Наконец Гога кончил.
— Молодчина! Прелестно прочёл! Какая память!.. — слышалось со всех сторон.
После Гоги выступила Ляля Геннинг и прочила французскую скороговорку. Наверно, Ляля никого не боялась. Она улыбалась, смотрела по сторонам и кончиками пальцев придерживала свою юбочку, точно собиралась танцевать.
— Бонжур, мадам Сан-Суси!
Комбьен кут сэ сусиси?
— Си су! Си су сэ сусиси?
Сё тро шер, мадам Сан-Суси!
Марийке эти стихи понравились больше, чем Гогины. Здесь она поняла хоть одно слово «мадам», а там не поняла ни одного.
Не успела Ляля кончить, как раздался звонок и пришли новые гости — шестилетний Серёжа Ветвицкий со своим отцом. Серёжа принёс Ванде большой резиновый мяч в красной шёлковой сетке с кисточкой.
— Отдай Вандочке свой подарок, — сказал Серёже отец.
Но Серёже так нравился мяч, что он никак не мог с ним расстаться.
— Стыдись, Серёжа, ведь это куплено для Вандочки…
Отец присел возле Серёжи на корточки и долго шептал ему что-то на ухо — то ласково, то сердито.
Но Серёжа не хотел ничего слушать. Когда отец снова попытался отнять у него мяч, он поднял отчаянный рёв. Он лёг на пол, прикрыл мяч животом и кричал:
— Не дам, не дам! Дураки!..
Так Ванде и не пришлось получить свой подарок. Серёжа вскоре запросился домой и унёс мяч, положив его в свою шапку.
Начались игры. Марийка всё ещё сидела в углу за пальмой. Она смотрела, как девочки и мальчики, взявшись за руки, топчутся в хороводе и поют:
Как у Ванды на именинах
Испекли мы каравай
Вот такой широты.
Вот такой высоты…
Каравай, каравай,
Кого любишь, выбирай!
Ванда стояла посреди хоровода и думала, кого бы ей выбрать. Вдруг она увидела, что Марийка сидит за пальмой и от нечего делать щиплет волосатый ствол.
— Я выбираю Марийку, — сказала Ванда.
Она привела Марийку за руку и поставила на своё место.
Хоровод завертелся вокруг Марийки.
…Ка-равай, ка-равай,
Кого любишь, выбирай! —
пели дети.
Марийка выбрала крохотную двухлетнюю девчушку, которая с трудом поспевала за хороводом на своих кривых ножках.
— Не хочу больше играть в каравай! — вдруг закричала Ляля, выходя из круга. — Это игра для малышей. Давайте лучше играть в фанты!
Гости расселись на стульях, и Ванда начала обходить их по очереди. Прежде всего она подошла к Гоге.
— Барыня прислала сто рублей. Чёрного небелого не покупайте, о жёлтом даже не вспоминайте, «да» и «нет» не говорите, что хотите покупайте, головою не мотайте, смеяться тоже нельзя, — выпалила Ванда скороговоркой.
Гога запыхтел от удовольствия, что его спрашивают самым первым, и приложил палец к губам, боясь, как бы не выронить лишнего слова.
Ванда внимательно осмотрела Гогу с ног до головы и спросила:
— Какого цвета у вас носки?
— Зелёные.
— Не врите, они у вас белые.
— Вандедька, что за выражение! — воскликнула дама с розой.
— Гы-ы… — засмеялся Гога.
— Штраф, с тебя фант! — закричала Ванда.
Гога вытащил из кармана перочинный ножик. Марийка сидела посередине длинной шеренги гостей и с нетерпением ждала, когда дойдёт до неё очередь. Уж она-то не сдастся так скоро!
Наконец Ванда подошла к ней:
— Какого цвета у вас носки?
— Сиреневые, — ответила Марийка.
— Вот и не сиреневые, а белые! А какого цвета у вас лицо?
— Синее.
— Ха-ха-ха!.. Синее! Вы что, разве утопленница?
Ванда никак не могла заставить её отдать фант. Она злилась и задавала глупые вопросы:
— Какой у вас нос?
— С двумя дырочками.
— Нет, а какого он цвета?
— Телесного.
Ванда так разозлилась, что даже ногой топнула. Марийке стало неловко — ведь всё-таки Ванда была именинница. Она решила на первый же вопрос, ответить «нет» и отдала обрадованной Ванде фант — батистовый носовой платочек, который ей дала мать.
Ванда сложила все фанты в вазу, не в ту огромную, с китайцами, а в другую — маленькую, с цветочками. Ванда вынимала из вазы то ножик, то гребёнку, то бант и опрашивала: что делать этому фанту?
Дама с розой в причёске завязала себе глаза шарфиком, уселась в кресло и стала назначать какому фанту что делать:
— Этому фанту три раза проскакать на одной ноге вокруг рояля.
— Этому фанту пропеть что-нибудь хорошенькое.
— Этому фанту протанцевать с именинницей польку.
Наконец Ванда вытащила из вазы маленький носовой платочек.
— Владелец этого фанта должен подойти к господину Шамборскому, — медленно проговорила дама, — и сказать ему приветствие на французском языке.
«Это мне, — подумала Марийка. — Как же так? Я ведь не умею по-французскому…»
Ляля засмеялась и захлопала в ладоши.
— Не отдавайте вещи, пока каждый, не исполнит, что ему назначили, — сказала она со злорадством, поглядывая на Марийку.
Поднялся ужасный шум. Лора кричала, что она не хочет петь, девочка в кружевном воротнике плакала и требовала обратно свою брошку, потому что воротник висел у неё на плече и ей было очень неудобно. Только Гога весело скакал на одной ноге вокруг рояля.
А Марийка спряталась опять за пальму.
«Не пойду, — думала она. — Я же не умею по-французскому, ни за что не пойду. Вот как только Ванда отвернётся, я выхвачу из вазы свой платочек. Пусть тогда заставят!»
Но Ляля точно отгадала Марийкины мысли. Она схватила вазу со стола и отнесла её даме с розой в причёске.
— Нина Петровна, возьмите вазу! Я боюсь, что все фанты растащат…
Марийку вытащили на середину комнаты и стали уговаривать, чтобы она подошла к отцу Ванды и сказала ему: «Комман ву портэ ву, мосье?» Это значит: «Как вы поживаете?»
— Попробуй, Марийка, ничего! — сказала Лора.
— Ну, повторяй за мной, ведь это очень легко, — приставала Ляля. — Комман ву портэ ву…
Марийке было ужасно стыдно. Все гости смотрели на неё и смеялись. Ей очень не хотелось повторять за Лялей французские слова, но она вспомнила о том, как мать наказывала ей беречь батистовый платочек, и шопотом, про себя, несколько раз повторила: «комман» и «портэ».
Что ж, это и вправду не трудно. «Портэ» — похоже «а «портрет».
— Ну ладно, а где говорить-то? — спросила Марийка.
— В гостиной! Станислав Стефанович в гостиной! — загалдели кругом.
— Идёмте!
Марийку повели в гостиную. Чтобы попасть туда, нужно было пройти через столовую. Там уже был накрыт огромный стол. На твёрдой накрахмаленной скатерти стояли закуски, пироги и хрустальные вазы с фруктами. На дворе ещё не стемнело, но все лампы были зажжены, и Максимовна, наряжённая, как барыня, в синее шерстяное платье, вынимала из буфета стеклянные вазочки для мороженого.
«И вправду уж сделаю, как они хотят, — подумала Марийка, — а то ещё Ванда рассердится и не позовёт есть мороженое «тутти-фрутти».
Дети остановились у высоких дверей, завешенных зелёными портьерами. За портьерами разговаривали и смеялись взрослые.
«Вот сейчас… Сейчас… — подумала Марийка. — И зачем только я пришла на эти именины! Лучше бы воробья с Машкой на дворе хоронила. Ох! Убежать бы!..»
Ей стало страшно, как тогда на лестнице.
— Ну, чего же ты стала? Какая смешная! — сказала за её спиной Ляля Геннинг.
Кто-то легонько подтолкнул Марийку. Она споткнулась, переступила через порог и остановилась, зажмурившись от яркого света.
Гостиная была полна народу. Дамы в шёлковых платьях, военные, какие-то старики в чесучовых пиджаках, горничная с большим подносом, уставленным чашками, — всё это замелькало в глазах у Марийки, точно карусель.
Все разговоры смолкли. Стало так тихо, будто Марийке в уши напихали ваты; только и было слышно, как в углу за карточным столом кто-то из мужчин щёлкает картами, распечатывая новую колоду. В этом углу стоял зелёный стол, и возле него сидел сам Шамборский и ещё какие-то важные старики. Один был толстый, краснолицый, в военном мундире с эполетами, обшитыми серебряными макаронами. А других стариков Марийка от страха и не разглядела.
Шамборский сидел к ней спиной. Марийка видела его розовый затылок и белобрысые напомаженные волосы, которые блестели, как мокрые.
«Была не была», — подумала Марийка и, стуча башмаками, подошла к карточному столу и остановилась сбоку.
