Александр Чапковский - Механический ученик
Обзор книги Александр Чапковский - Механический ученик
ГОРОД НА ИСЕТИ
Город Екатеринбург сделал столицею Урала артиллерии капитан Василий Никитич Татищев.
Он прибыл в Сибирскую губернию по повелению царя Петра I «для осмотру рудных мест и строения заводов». Так звучал приказ.
Артиллерии капитану приказали править горным Уралом. И капитан повиновался.
Штаб-квартира капитана — горная канцелярия — была в уральском городе Уктусе, Незадолго до его приезда во время очередного набега полгорода сожгли башкиры. А от завода осталась одна домна и четыре молота. «Но и те, — писал в Петербург Татищев, — от недовольства воды летом и зимою по несколько месяцев стоят, и работы не бывает».
В те годы колёса заводских машин крутила вода. Обмелела летом вода — значит, стоят машины. Так повелось испокон веку: нет реки — нет завода. Поэтому и решил капитан перенести город с заводом в другое, обильное водою место.
Нашли его в шести верстах от Уктуса на реке Исети.
Проект нового завода на реке Исети Татищев отправил на одобрение в Петербург. А пока там тянули с ответом, он начал подготовку к строительству на свой страх и риск. Но начал он преждевременно…
Был на заводах Урала ещё один правитель — Демидов. Татищев приехал поднимать казённые заводы. А Демидову эти заводы что кость поперёк горла! До сих пор всё, что создавали на Урале — пушки, ядра, ружья, — казна покупала у него, теперь — начинала производить сама. Татищев управлял государственными заводами, Демидов — своими собственными. А двум медведям тесно в одной берлоге.
У Демидова свои суды, свои солдаты, своё оружие.
Попробуй сладь с ним!
Началась настоящая война.
Нарубили рабочие камень для казённого завода, а демидовские люди за одну ночь покидали этот камень на подводы и к себе увезли. Осмелился какой-то крестьянин пойти проводником на казённый караван — и сгинул, бедняга, без следа в лесу. А ещё один продал хлеб государственным рабочим — и полыхает на другой день его изба красным петухом. А местным жителям, вогулам, сказали: найдёшь для Татищева руду — сам вместо руды полетишь в печь!
И вот уже никто и ни за какие посулы не желает помочь капитану. Ещё бы! Своя жизнь дороже.
Война шла не только на Урале, но и в столице. Демидов задаривал царских вельмож и через них оклеветал перед царём Татищева. Над головой капитана сгустились грозные тучи. Скор был на расправу царь и далеко не всегда справедлив. И Татищев поспешил в Петербург.
Что спрашивал царь и что отвечал Татищев, навсегда осталось тайной. Только в скором времени Пётр I поручил своему любимцу — генерал-майору Геннину учинить «розыск между Демидовым и Татищевым и писать о том в Сенат, также Берг-коллегию и нам».
Генерал-майор Геннин был хитёр как лиса. Он быстро разобрался, кто прав, а кто виноват, и обо всём сообщил в Петербург. Демидову, писал он, не очень мило, что государевы заводы начнут здесь цвесть. Так Геннин, а вслед за ним и Высший суд во всём оправдали Татищева, доказали его честность перед царём. С тем и уехал Татищев.
А Геннин остался на Урале начальником горной канцелярии. Он и завершил строительство города на Исети: возвёл плотину, завод, достроил дома и поставил во имя святой великомученицы Екатерины белую церковь.
Потом грянули пушки и возвестили рождение нового города. Название городу дали в честь царёвой жены Екатерины.
Город Екатеринбург.
Ещё позже придумали городу герб и отправили его на «высочайшее утверждение». Этот герб описан в одной старинной книге.
«В нижней части герба, — рассказывает книга, — в зелёном поле серебряная печь и рудокопная шахта, обозначающая, что округа сего города изобильна разными рудами».
Несколько лет спустя, в 1728 году, в городе произошло незначительное событие: в нищей семье солдата Екатеринбургской второй роты Ивана Ползунова родился сын. Его окрестили, как и отца, Иваном.
Детство Иван Ползунов провёл в Екатеринбурге.
СТЁПКА КЛИНОК
В те далёкие времена уральские дети занимались в двух школах: словесной и арифметической. Словесная школа учила грамоте и письму. Кончил словесную школу, прошёл испытание — можешь поступать в арифметическую. Арифметическая школа посложнее словесной и предназначалась для ребят постарше. Тут тебе и арифметика, и геометрия, и черчение. И не только это. Горнозаводское искусство почиталось на Урале второй грамотой. Вот и учили в арифметической школе, как различать минералы, жечь уголь, пробировать металлы, плавить руду, — готовили мастеров.
Когда Ване Ползунову минуло девять лет, он закончил словесную и пошёл в арифметическую школу. Помещалась она в большой избе со слюдяными оконцами. Ученики сидели на лавках за длинными столами. Рядом с Ваней всякий раз норовил сесть Сенька Черемисинов, полицмейстеров сынок.
Как-то раз он наклонился к Ване, глянул хитро и сказал на ухо:
— А отец беглого Стёпку Клинка выследил. Теперь уж его точно поймают.
Сенька хотел ещё что-то добавить, но в это время вошёл учитель. Начался урок. Учитель положил перед собою букварь Фёдора Поликарпова, который продолжали изучать в арифметической школе. Учиться по такому букварю — дело непростое. Он был написан на церковнославянском языке и название имел мудрёное:
Букварь
Славенскими, греческими, римскими письмены учиться хотящим, и любомудрие, в пользу душеспасительную, обрести тщащимся.
А проще говоря,
Букварь
Славянского, греческого и римского языков для всех, кто хочет выучиться читать и писать.
И назывался букварь сложно, и учиться по нему — сущее наказание. Из всего класса только Ваня Ползунов ухитрялся запоминать наизусть целые страницы.
Ребята диву давались: как это у него получается? Поглядит на страницу, подержит букварь перед глазами и может повторить слово в слово. Да если бы только букварь! Самые трудные задачки по арифметике он решал легко, как орехи щёлкал.
«Летит гусь, за ним — полгуся, за ним четверть гуся, за ним ещё четверть гуся. Сколько летит гусей?»
Ребята ломают голову, соображают, как это четвертушки гусей взлететь умудрились, а Ползунов тут как тут:
— Два гуся летят!
Сенька с завистью глядел на него. Он часами мог глазеть на учителя, но хоть тресни: не понимал и половины сказанного.
Многое умел Сенька: на руках ходил, с моста вниз головой сигал, а вот с науками у него не ладилось. Потому-то его отец, полицмейстер Черемисинов, велел ему сидеть рядом с Иваном, ума набираться.
— Сегодня мы поговорим о прилежности и благочинии, — начал урок седенький учитель с розовым, в тонких прожилках, лицом. — Поглядите в букварь.
Все посмотрели на картинку, где была нарисована классная комната. Посреди неё — длинный стол. За столом ученики и учителя. Два ученика отвечают урок: один стоит на коленях, другой согнулся в три погибели.
Учитель откашлялся и торжественно прочёл такие стихи:
Хвалите бога человеку всяку:
долг учится словес письмен знаку
Учение во благо разуметь,
в царство небесно со святыми успеть.
Теперь повторяйте за мной, — произнёс он. — Хвалите бога человеку всяку…
Все хором повторяли стихи. Ползунов рассеянно вторил классу.
Он всё вспоминал вчерашний вечер, когда ещё до Сеньки узнал, что Степана выследили и вот-вот поймают. Он проходил мимо горного управления. Полицмейстер, выходя на крыльцо, кричал кому-то: «Теперича мы его словим!» — и махал при этих словах кулаками.
И Ваня сразу сообразил, к кому относятся эти слова! Он вспомнил рассказ Семёна про то, как его отец, шинкуя капусту, отрубал кочерыжки и приговаривал: «Не хочешь сознаться? Тогда я тебе, треклятой, как Стёпке Клинку, буду голову рубить!»
Ваня постоял минуту возле управления и побежал в лес.
Стёпка Клинок сидел на пне возле сторожки. Он увидал Ваню и приложил палец к губам — тише, мол, иди. В шаге от него стоял оленёнок и жевал ветку. Оленёнок поднял голову, поглядел на Ваню и метнулся к лесу. Степан рассмеялся.
— Я его второй месяц приручаю, а ты спугнул!..
— Степан! — перебил Ваня. — Я узнал, что тебя выследили. Беги скорее!
Степан нахмурился.
— Вот как! — сказал он, поднимаясь, — Эх, Ваня, Ваня, надоела мне такая жизнь. Иной раз думаешь — может, не таиться, не бегать, пусть поймают. Но добро бы просто убили, а то ведь станут измываться. Высекут кнутом да швырнут в острог до конца дней.
Ваня поглядел на солдата, и слёзы навернулись на его глазах. Степан обернулся к нему.
— Ну-ка, веселее глядеть! — приказал он. — Это ещё что такое? Я живой, а он по мне слёзы льёт!
Степан обнял Ваню за плечи, погладил по голове.
— Жаль оставлять тебя, Ванюша. Кто тебе лес покажет, научит зверей понимать?
