Льюис Кэрролл - Логическая игра
Ч. Л. Доджсон
Марион Ричард
Крайст Черч, Оксфорд
8 февраля 1886 г.
Дорогая Марион!
Получишь ли ты наибольшее удовольствие от историй, собранных в этой книге[49], или вдоволь намучаешься с задачами, испытаешь ли ты удовлетворение при мысли, что твой старый друг все ещё помнит тебя, или ощутишь разочарование, обнаружив, насколько он забыл твои вкусы, если вздумал послать тебе книжку вместо сдобной булочки с изюмом, — вопрос (или вопросы), решить которые я не в силах. Кстати, я вдруг задумался над тем, решаем ли мы вопросы? В том, что мы решаем ответы, нет ни малейшего сомнения, но не кажется ли тебе, что вопросы решают нас? Ведь, как ты знаешь, собака машет хвостом, а не хвост собакой. Например, вопрос «Увижу ли я когда-нибудь ещё раз Марион?» решил, что я должен ответить: «Вряд ли. Почти все время, пока ты находишься в Истберне, она в школе, а небольшие каникулы, когда те, наконец, наступают, она проводит у своих родных в деревне.» А вопрос «Обрадуется ли она, если я когда-нибудь увижу её снова?» решил, что я должен ответить: «К тому времени она станет особой гигантского роста, необычайно чванной и такой учёной, что три обыкновенных оксфордских профессора понадобятся для того, чтобы держать свечу перед ней!» Поэтому я остаюсь (содрогаясь при мысли о вольности, которую я допускаю, подписываясь так)
любящим тебя другом Чарлзом Л. Доджсоном
Шарлотте Рикс
Крайст Черч, Оксфорд
21 марта 1886 г.
Дорогая Лотти!
Задача, что ты мне задала, принадлежит к числу тех, которые могут быть решены только с помощью строжайшего и неукоснительного следования правилам логики.
Прежде всего совершенно невероятно, чтобы два различных человека почти в одно и то же время послали ручки с перьями Эди и тебе. Поэтому мы с достаточным основанием можем предположить, что ручки посланы одним и тем же лицом. Мы можем также смело считать это лицо вашим другом, поскольку враги никогда не делают ничего подобного.
Следующий вопрос: кто отправитель, леди или джентльмен? Поскольку ты не слышала о таинственном незнакомце (или незнакомке) решительно ничего, ясно, что это никак не могла быть леди. Ни одна женщина не в состоянии хранить секрет: если бы какая-нибудь леди послала тебе писчие перья, она непременно уведомила бы тебя письмом за несколько лет до самого события о том, что тебя ожидает, или дала бы объявление в специальной колонке газеты «Тайме». Поэтому я заключаю, что перья тебе послал джентльмен.
Следующий вопрос: ты с ним едва знакома или он тебя хорошо знает? Человек, который случайно познакомился с тобой, не мог бы догадаться, что такой подарок был бы тебе приятен, так как не знал бы, умеешь ли ты читать или писать. Отсюда я заключаю, что отправитель знал тебя в течение какого-то времени.
«Стар он или молод?» — ещё один вопрос. Компания по выпуску авторучек «Стилограф» — а именно такой авторучкой написан твой адрес — требует, чтобы деньги высылались одновременно с заказом.
Ни один молодой человек не платит по счёту вперёд: если он и платит лет через сто, то и тогда считает, что делает великое одолжение. Поэтому мы можем считать твёрдо установленным, что отправитель — джентльмен в возрасте, который поддерживает с тобой и с Эди дружеские отношения.
Наконец, нет ли какой-нибудь зацепки, которая позволила бы нам составить суждение о его характере? Единственное его деяние, о котором нам известно, это дароприношение, и только в этом направлении мы можем устремить свою мысль в надежде испытать его характер. Щедр он или жаден? Вопрос тонкий, но я сумел докопаться до истины. Он жаден, так как, должно быть, сказал себе: «Я должен подарить девочкам что-нибудь, но терпеть не могу транжирить деньги. Что бы мне такое подарить им подешевле? Подарю-ка я им по пёрышку: дёшево и мило!»
«Но если он такой жадный, — возразишь ты, — то зачем ему вообще нам что-нибудь дарить?» Боюсь, что тут, милая Лотти, я вынужден буду сдаться. Эта задача принадлежит уже к тому непонятному разделу логики, который известен под названием «женская логика» и с которым я не знаком. Могу только добавить, что остаюсь
всегда преданным тебе Ч. Л. Доджсоном
Эве Пиндер
Крайст Черч, Оксфорд
25 октября 1886 г.
Дорогая Эва!
(Не моя вина, как ты знаешь, что мне приходится начинать так письмо. Как ты сама можешь засвидетельствовать, я сделал все, что мог, не выходя за рамки вежливости, дабы избежать знакомства с тобой и твоими товарищами по несчастью[50].) Я весьма признателен тебе за адрес и дни рождения. Нелли Флетчер не значится в твоём списке, но её день рождения я могу узнать от её сестры, которая находится здесь. День рождения Кати Мартимер написан весьма неразборчиво и заставляет теряться в догадках. Ты написала дату так: 2оо декабря (по крайней мере так можно передать эту закорючку, которая стоит после двойки: написанное можно прочесть и как 2, и как 20, 23, 26 или 29. Если я когда-нибудь вздумаю послать ей бриллиантовый браслет в подарок на день рождения, то мне придётся основательно поиздержаться, да и упаковать 6 браслетов будет довольно хлопотно, зато я буду уверен, что она непременно получит подарок в свой день рождения. (Начав письмо так, как я начал, я считаю совершенно необходимым закончить его так, как я закончу, чтобы не впасть в противоречие. Ведь если мы впадаем в противоречие, то мы ничто. Если бы в начале письма я обратился бы к тебе, как к «мисс», то закончить его я должен был бы: «Искренне Ваш…» Но возможна ли искренность в подобных обстоятельствах? Поэтому я кончаю письмо.)
Преданный тебе Ч. Л. Доджсон
P. S. Передай привет от меня Глэдис. Что она имела в виду, когда сказала, что за 24 часа до того, как ей полагается отправляться спать по субботам, она бодрствовала. Если она не спала, то что происходило в то знаменательное время? Думаю, что кто-то очень хотел спать!
Кэтрин Сэвил Кларк
Крайст Черч, Оксфорд
5 ноября 1886 г.
Дорогая Китти!
Куда катится этот мир! Слыханное ли это дело, чтобы юная леди не старше 24 лет написала письмо джентльмену не моложе 25 лет и подписалась «любящий вас маленький друг»! Нет слов, чтобы выразить, как я потрясён! Я просмотрел весь словарь и не смог найти слов, которые были бы достаточно сильными для этого, пока, наконец, не дошёл до буквы Z, после чего мне пришлось оставить свою затею, поскольку, как ты знаешь, на «Z» начинается немного слов.
Мне было очень приятно прочитать, что тебе «очень приятно иметь» меня, — только, милое моё дитя, не следует говорить обо мне так, будто я корь.
Я был бы очень рад приехать и посмотреть, как ты и твои друзья разыгрываете пьесы, только не «самые трагические трагедии», как ты собираешься в честь моего приезда. Боюсь, что от таких трагедий я и без того устал: их так много. Думаю, мне лучше приехать, когда вы будете играть три трагедии (больше я просто не вынесу). Если мне позволено выбирать, то я предпочёл бы «Гамлет», «Отелло» и «Макбет».
Передай привет мышке-соне и твоим сёстрам.
Любящий тебя друг Ч. Л. Доджсон
Уинфред Стивенс
Крайст Черч, Оксфорд
22 мая 1887 г.
Дорогая Уинни!
Поскольку ты очень устала от чтения этого длинного-предлинного письма, я кончаю писать и ставлю подпись.
Любящий тебя Ч. Л. Доджсон
P. S. Ты даже не представляешь, как трудно мне было написать «Уинни» вместо «мисс Стивенс» или «любящий тебя» вместо «преданный Вам».
P. P. S. Я надеюсь, что через год-другой мне удастся выкроить время и пригласить тебя ещё на одну прогулку. Правда, к тому времени Время начнёт «оставлять морщины на твоём безоблачном челе», но какое это имеет значение? Чем почтеннее возраст того, с кем идёшь на прогулку, тем более юным выглядишь сам. Мне будет приятно услышать, как люди станут шёпотом спрашивать друг у друга:
— Кто этот милый мальчик, который идёт рядом вон с той дряхлой старушкой? Он заботится о ней так трогательно, словно она его прабабушка!
P. P. P. S. На этом писать кончаю, так как очень тороплюсь.
Эдит Люси
Лашингтон Роуд, 7, Истберн
10 сентября 1887 г.
Дорогая Эдит!
Ты действительно не должна думать, будто что-нибудь в твоём поведении могло показаться мне грубым хотя бы в малейшей степени! Ничего грубого в твоём поведении не было. Нет, дорогое моё дитя, существует множество различных вещей, которые ты можешь делать, но есть и такие вещи, которые ты сделать просто не в силах. Например, перепрыгнуть через Луну или быть грубой с кем-нибудь.
