Валентина Крутецкая - Разбор стихотворений школьной программы по литературе. 8-11 классы
Автор вводит в своё произведение элемент фантастики («врывается к Богу»). В системе выразительных средств Маяковского важно отметить роль художественной детали: он изображает «жилистую руку» Бога, и вот уже Бог – не только одухотворённая высшая сущность, а вполне реальная личность. Он всегда готов подать спасительную руку помощи. А лирический герой стихотворения и есть тот самый «кто-то», для кого без звёздного неба жизнь представляется немыслимой, кто не может перенести «беззвёздную муку».
Поэтические приёмы, используемые автором, очень разнообразны, несмотря на то, что произведение невелико по объёму. Нет ни одного нейтрального слова – все слова эмоционально окрашены. Вот, например, целый ряд глаголов: врывается, боится, плачет, целует, просит, клянётся – они передают не только динамику событий, но и эмоциональный накал.
Есть в стихотворении сравнение (кто-то называет эти плевочки жемчужиной), риторическое восклицание (Послушайте!), риторический вопрос (значит – это кому-нибудь нужно?). Необходимо отметить также анафору (повторение слов в начале строк): (значит – это кому-нибудь нужно? / Значит – кто-то хочет, чтобы они были? / Значит – кто-то называет эти плевочки жемчужиной?).
Метафоры у Маяковского всегда необычны и красивы. Вот и здесь: метели полуденной пыли. Однако он не боится использовать и уже привычные метафоры: звёзды зажигают; загоралась звезда.
Но и всё стихотворение «Послушайте!» есть одна развёрнутая метафора, имеющая иносказательный смысл. Кроме насущного хлеба, человеку нужна мечта, большая цель, духовность, красота – ценности, которым нет цены. Это и есть главная идея произведения Владимира Маяковского.
В этом стихотворении автор добился того, что каждое выделенное им слово стало значимым и весомым. Акценты достигаются также за счёт знаков препинания – они создают эмоциональный настрой произведения.
Лиличка! (1916)
Вместо письма
Дым табачный воздух выел.
Комната —
глава в кручёныховском аде.
Вспомни —
за этим окном
впервые
руки твои, исступлённый, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День ещё —
выгонишь,
может быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Всё равно
любовь моя —
тяжкая гиря ведь —
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят —
он уйдёт,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон —
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролёт не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметённый карнавал
растреплет страницы моих книжек…
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.
Стихотворение адресовано Лиле Юрьевне Брик, которая на протяжении долгих лет оставалась музой Владимира Маяковского. Их связывали непростые взаимоотношения.
Тем не менее, эта женщина была для поэта идеалом. Именно ей он в первый же вечер их знакомства посвятил поэму «Облако в штанах». Были и многие другие посвящения.
Но самым ярким из них можно назвать стихотворение-письмо «Лиличка!». Оно было написано примерно через год после знакомства Лили Брик и Маяковского.
Привычное начало любого письма – обращение к адресату по имени с восклицательным знаком. Это обращение стало названием произведения. Перед нами письмо героя к женщине, которая, видимо, может его покинуть в любой момент. Поэт безумно влюблён, но его пылкая страсть превратилась для любимой в обузу.
Взволнованная интонация письма выражена свойственным Маяковскому акцентным стихом. Большое значение играют паузы и графическое выделение особо значимых текстовых фрагментов.
Уже первые строчки этого письма передают напряжённое состояние автора. Изображённый интерьер тоже погружает в соответствующее настроение: «Дым табачный воздух выел. / Комната – / глава в кручёныховском аде» (подразумевается поэма А. Кручёных и В. Хлебникова «Игра в аду»).
В нескольких коротких предложениях поэт вспоминает прошлое («Вспомни – / за этим окном / впервые / руки твои, исступлённый, гладил»), определяет настоящее («Сегодня сидишь вот, / сердце в железе») и будущее («День ещё – / выгонишь, / может быть, изругав. / В мутной передней долго не влезет / сломанная дрожью рука в рукав»). И дальше – самые пронзительные строчки:
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Отчаянье поэта так велико, предчувствие, что любимая покинет его так мучительно, что он не хочет длить эту муку и просит её: «дай простимся сейчас». С присущей поэту образностью Маяковский пытается доказать свою любовь. И мы видим, что это чувство владеет им безраздельно.
Кульминацией этого страстного письма можно назвать слова о тяге к самоубийству, которое герой не может совершить, потому что над ним «не властно лезвие ни одного ножа», кроме взгляда любимой:
И в пролёт не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Поэт будто бы всеми силами открещивается от рокового поступка, но в свете его будущей гибели это звучит трагически.
Гиперболизм образов – главная характерная черта выразительных языковых средств поэта.
Лирический герой опосредованно сравнивает себя с быком, которого «трудом уморят», с уставшим слоном, говорит о своём безумном отчаянии: «…душу цветущую любовью выжег».
Эпитет цветущая к слову душа для Маяковского является привычным – душа у поэта почти всегда цветущая, широкая, великая. Такой лирический герой личные проблемы всегда воспринимает как вселенскую катастрофу. Дополнительную эмоциональную окраску дают яркие метафоры (карнавал дней; листья слов).
Автор использует очень характерные для своего творчества насыщенные действием эпитеты (сломанная дрожью рука; обиженные жалобы; взметённый карнавал; опожаренный песок).
Как всегда в произведениях Маяковского, мы находим в тексте этого лирического письма необычные лексические единицы (обезумлюсь, отчаяньем иссечась; выреветь; кручёныховский ад).
Гиперболизм образов соединяется у автора этого романтического и наполненного горечью стихотворения со щемящей и беззащитной нежностью: «Не надо этого, / дорогая, /хорошая…»; «а мне / ни один не радостен звон, / кроме звона твоего любимого имени»; «Кроме любви твоей, / мне / нету солнца…»; «Дай хоть / последней нежностью выстелить / твой уходящий шаг».
Перед нами страстный монолог о любви, за строками которого обозначен трагический силуэт лирического героя.
Хорошее отношение к лошадям (1918)
Били копыта,
Пели будто:
– Гриб.
Грабь.
Гроб.
Груб. —
Ветром опита,
льдом обута,
улица скользила.
Лошадь на круп
грохнулась,
и сразу
за зевакой зевака,
штаны пришедшие Кузнецким клёшить,
сгрудились,
смех зазвенел и зазвякал:
– Лошадь упала! —
– Упала лошадь! —
Смеялся Кузнецкий.
Лишь один я
голос свой не вмешивал в вой ему.
Подошёл
и вижу
глаза лошадиные…
Улица опрокинулась,
течёт по-своему…
Подошёл и вижу —
за каплищей каплища
по морде катится,
прячется в шерсти…
И какая-то общая
звериная тоска
плеща вылилась из меня
и расплылась в шелесте.
«Лошадь, не надо.
Лошадь, слушайте —
чего вы думаете, что вы их плоше?
Деточка,
все мы немножко лошади,
каждый из нас по-своему лошадь».
Может быть,
– старая —
и не нуждалась в няньке,
может быть, и мысль ей моя казалась пошла,
только
лошадь
рванулась,
встала на ноги,
ржанула
и пошла.
Хвостом помахивала.
Рыжий ребёнок.
Пришла весёлая,
стала в стойло.
И всё ей казалось —
она жеребёнок,
и стоило жить,
и работать стоило.
Стихотворение написано в период Гражданской войны. Это было время разрухи и голода, революционного террора и насилия. Произведение Владимира Маяковского – призыв к милосердию и восстановлению человеческих отношений. Упавшая лошадь заставляет вспомнить забитую клячу из романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание», символизирующую положение «униженных и оскорблённых».
