Олег Рыбаков - Стратегии правового развития России
Вместе с тем политико-правовая мысль XVIII века не стояла на месте. Она выдвигала и обсуждала вопросы, ответы на которые искали и в XIX, и отчасти в XX столетиях: равенство сословий, их участие в управлении государством, конституция, роль закона и монарха в обществе и государстве и др. В XVIII веке уже отчетливо проявляются «конституционные» стремления дворянства, попытки закрепить свои отношения с короной договорным путем (при избрании на престол в 1730 г. Анны Ивановны, при возведении на престол Екатерины II), ведется разработка проектов учреждения представительных законотворческих органов (Десницкий и др.), закладываются теоретические основы для двух идеологических течений – определявших в дальнейшем развитие взглядов на будущность России – славянофильства и западничества.
В XIX веке вопросы о введении народного представительства, осуществлении самодержавия на конституционной основе переходят в практическую плоскость: разрабатываются проекты государственных реформ (при Александре I и Александре II), предусматривающие привлечения представителей сословий к законотворчеству. Этого добивались и деятели земского движения, получившего во второй половины XIX века мощный импульс в результате земской и городской реформ Известно, что определяющим фактом развития российского государства являлось постоянное расширение его территориального пространства, освоение все новых и новых районов, вовлечение в государственную жизнь России новых народов и культур. Обширность территорий, пространственная удаленность населенных мест, невысокая плотность населения, а также корпоративно-общинные традиции исторически сложившегося строя русской жизни обусловливали, что традиционная для России система централизованного административного управления неизбежно дополнялась и подкреплялась в тех или иных пределах институтами самоуправления, служившими важным фактором становления российского гражданского общества. При этом, начиная со времен Московского государства, центральная власть играла решающую роль в создании и обновлении институтов самоуправления. Осуществляя реформы управления государством, она опиралась на исторически сложившиеся, естественные формы самоорганизации общества.
Необходимо отметить, что отечественный, также как и зарубежный опыт показывает, что между народным представительством и развитием местного самоуправления существует тесная взаимосвязь: местное самоуправление является необходимой предпосылкой и условием развития народного представительства, играя в развитии демократии, образно говоря, ту же роль, что начальная школа для высшей школы: «без общинных институтов нация может сформировать свободное правительство, однако истинного духа свободы она так и не приобретет» (А. Токвиль). Местное самоуправление – это не только самостоятельная деятельность населения по решению местных вопросов, но и форма взаимодействия власти и народа, государства и общества. Своеобразными преемниками народных собраний, вечевого строя в России выступали Земские соборы, продолжая на новом этапе развития государства и общества традицию сотрудничества власти и народа. Идея возрождения Земских соборов – общероссийских представительных органов, которые бы венчали систему земских и городских органов местного самоуправления – возникает в XIX веке после реформ Александра II. Эти реформы (включая земскую 1864 г. и городскую 1870 г.), рассчитанные на дальнюю перспективу, стали поворотным пунктом в истории России. Они выражали стремление приспособить существующую систему управления к новой социально-экономической ситуации, а также приобщить в той или иной степени к управлению территориями практически все социально значимые слои населения. Все это, включая и идею возрождения общероссийского представительного органа – центральную в проектах государственных реформ, разрабатывавшихся в XIX веке – в совокупности и создало ту почву, на которой (и во многом благодаря которой) возникло первое народное представительство в дореволюционной России, произошел коренной перелом в политическом миросозерцании общества, в духовном настроении народа. Первая Государственная дума России родилась в недрах борьбы общественных сил – борьбы, зарождающейся в земском движении второй половины XIX века (программа первой общеземской организации, сложившейся в 1879–1880 гг., содержала требование образования законодательной Государственной думы) и получившей новый импульс в земских съездах в 1902–1905 гг. Именно земствам принадлежит значительная роль в распространении в обществе идеи народного представительства: они не только подготавливали почву для его появления, но и своей деятельностью, прежде всего на своих земских съездах, заполняли во многом (насколько это было возможно) тот пробел, который создавало отсутствие в России выборного общенационального представительства. Земские съезды намечали основы назревших реформ, вырабатывали проекты конституционных законов, обращались к Императору с адресами и посылали депутации. Все это находили отклик не только в земской среде, но и в других слоях общества. Знаменательно, что первый земский съезд проходил под председательством организатора земского движения Д.Н. Шипова, а последний земский съезд – под председательством будущего руководителя первого российского парламента С.А. Муромцева. И в этом отразилось символическое значение съездов, как переходного звена, связывающего два периода русской жизни: «они были венцом многолетней работы органов местного самоуправления и вместе с тем тенью, которую бросал впереди себя грядущий русский парламент» (Ф.Ф. Кокошкин).
Вместе с тем земское самоуправление, его роль в политической истории России начала XX века неоднозначно оценивалась в литературе. По мнению архиепископа Серафима, «Земство явилось пагубным учреждением для России»[138]. И. Солоневич полагал, что «В Московской Руси и самодержавие и самоуправление неизменно поддерживали друг друга, только наследие крепостного права изувечило эту традицию… Реформы Александра II были только очень бледной тенью старинного земского самоуправления Москвы»[139]. С.Ю. Витте считал, что в самодержавном государстве самоуправлении допустимо, пока оно не выполняет административных функций. Земские же органы в России, по его мнению, – это «конституция снизу, которая рано или поздно приведет к «конституции сверху». Местное самоуправление, приходил он к выводу, чуждый бюрократической системе элемент: оно прямой путь к народному представительству, к парламентаризму. Л.А. Тихомиров считал, что выводы С.Ю. Витте основаны на непонимании основ государственности. Однородность органов управления сверху донизу, писал он, ведет к всевластию бюрократии. Разнородность принципов организации власти в государстве создает возможность для взаимного контроля[140]. П.А. Столыпин видел идеал государственного управления – в развитии земщины внизу, а наверху – «это развитие дарованного Государем стране законодательного, нового представительного строя, который должен придать новую силу и новый блеск Царской Верховной власти»[141]. Он считал, что успех задуманных им реформ во многом зависит от того, выражают ли они чаяния российского народа, соответствует ли народному духу, опираются ли на национальные начала, служат ли развитию национального мировоззрения. Все те реформы, все то, что предлагает правительство, говорил Столыпин, мы не хотим насильственно, механически внедрять в народное самосознание, все это глубоко национально. Столыпин был убежден, что Верховная власть царя – хранительница идеи русского государства, что она оберегает его от распада. Он видел, что падал авторитет Верховной власти царя и пытался спасти династию, осуществляя реформы, укрепляя начала представительного строя. При этом развитие народного представительства, российского государства в целом, по мнению Столыпина, должно было основываться на исторических, национальных корнях, к которым нельзя «прикреплять какой-то чужой, чужестранный цветок». Свобода, по мнению Столыпина, слагается не только из гражданских вольностей, но и чувства государственности и патриотизма. Именно в этом направлении он предлагал Думе работать совместно, развивая новый представительный строй[142].
К опыту земского самоуправления обращается А.И. Солженицын указывая, что земская система «сущностно отличается от стандартного парламентаризма и политизированной избирательной системы – тем, что открывает путь для истинных достойных представителей народа, постоянно ответственных перед населением избравшей их местности». По его мнению, местное самоуправление может стать основанием для построения ступенчатой земской вертикали, олицетворяющей подлинное народное самоуправление: объединение граждан нашего государства внеполитическое, внепартийное и вненациональное[143]. Такая земская вертикаль, по мнению великого русского писателя, независимо выросшая с вертикалью правительственной создала бы в России государственно-земский строй, при котором одновременно и сохраняется централизованное государственное управление, и жизнь народа реально направляется им самим. При этом на каждом уровне власти правительственная вертикаль проверяет земскую на строгое выполнение законов, а земская правительственную – на честность и открытость ведения дел. «И президентская власть, – заключает автор, – так же оказалась бы под совестным просвечиванием земской вершины (чего ныне так не хватает нам)».[144] Взгляды А.И. Солженицына во многом напоминают взгляды другого нашего выдающегося соотечественника И.А. Ильина, опубликовавшего в эмиграции цикл статей о духовном обновлении России («Наши задачи. Историческая судьба и будущее России. Статьи 1948–1954 годов»). И.А. Ильин считал, что Россия может спастись только «выделением лучших людей, отстаивающих не партийный и не классовый, а всенародный интерес». Он предлагал в этих целях принять такие меры, как: освобождение народа от всех и всяких партий; введение голосования по округам с выставлением персональных, лично всем известных кандидатур; и, главное, выработка особого вида конкурирующего сотрудничества в нахождении и выдвижении лучших людей – сотрудничества государственного центра с избирателями. И.А. Ильин призывал также не абсолютизировать всеобщее, равное, прямое и тайное избирательное право, ибо вопрос «всенародных выборов», по его мнению, есть вопрос средства, а не высшей непререкаемой цели или догмы. «Это средство может в одном государстве и в одну эпоху оказаться целесообразным, а в другой стране и в другую эпоху нецелесообразным. Ребячливо веровать в это средство как в политическую «панацею». Совсем не всякий народ и не всегда способен выделить к власти лучших при помощи таких выборов». А это означает, что Россия после крушения советского строя будет нуждаться в таких выборах, которые не могут быть ни всеобщими, ни прямыми. В противном случае, указывал он, Россия будет опять отдана во власть «политической черни», которая из «красной черни» перекраситься в «черную чернь», чтобы создать новый тоталитаризм, новую каторгу и новое разложение[145]. Нельзя не отметить, что формировавшаяся после крушения СССР практика проведения выборов в России давала пищу для размышлений в духе указанных (хотя и возможно излишне категоричных, и не бесспорных) оценок и предложений.
