Астрид Линдгрен - Мадикен (сборник)
Самое замечательное, что туда можно доплыть по реке. В Юнибаккене садишься в лодку, отчаливаешь от мостков, потом долго-долго плывёшь, огибая излучины и заводи, и вдруг видишь перед собой лужайку.
Не дождавшись, когда папа втащит лодку на берег, Мадикен и Лисабет выскакивают и – бегом к одуванчикам.
– И чем вы там полдня занимаетесь до самого вечера? – спросил однажды Аббе.
– Да тем, чем всегда занимаются на пикнике, – ответила Мадикен.
Аббе так ничего и не понял. Ведь Аббе не знал, что люди делают на пикнике. Мадикен могла бы рассказать, что на пикнике люди лазают на берёзку, купаются в реке, собирают одуванчики, играют, сидят на траве и едят бутерброды, что мама там играет на лютне, которую она всегда берёт с собой, что они вместе поют, а папа делает им свистульки, что Мадикен и Лисабет кувыркаются в траве, пьют лимонад и пляшут танец троллей вокруг огромного камня… И как это Аббе не знает, что люди делают на пикнике?
Когда они вернулись от фотографа, у Альвы уже была приготовлена корзинка со съестными припасами.
– Ну как? Удачно сфотографировались? – спрашивает Альва.
И мама ей отвечает, что сегодняшний снимок, наверное, получится таким, что от одного взгляда на него можно будет упасть в обморок, и рассказывает Альве, отчего так получилось.
– Надо же было такому случиться! – говорит Альва, обнимая Лисабет. – Какой дурак этот Линдквист! Но его можно понять, если он захотел забрать тебя, моё золотце!
– Меня-то да, а её он не захотел взять! – хвастается Лисабет, кивая на Мадикен.
Тогда Альва и её заключила в объятия.
– А вот я бы и нашу Мадикен тоже взяла! Потому что Мадикен – моя радость и моё солнышко, большая моя девочка! И не сомневайся, моя миленькая!
Но ехать на пикник Альва наотрез отказалась:
– Я лучше вздремну! Поспать – самое милое дело для такой сони, как я!
– И вовсе ты не соня! – возмущается Мадикен.
– Не соня ты, – говорит Лисабет. – Ты моя Альва!
Потом Мадикен и Лисабет немного поспорили о том, чья же всё-таки Альва, и наконец сели в лодку. А Альва осталась на мостках и помахала им на прощание. Рядом с ней стоял Сассо. Сассо уверен, что Альва – это его Альва, и поэтому он обязан за нею приглядывать и не может отлучиться, чтобы поехать на пикник.
Ну скажите – разве лужайка с одуванчиками не стала ещё красивее, чем была в прошлом году? Девочки не помнят, чтобы тогда было так много одуванчиков и чтобы берёзы были такими ярко-зелёными, как сейчас, и мама с ними соглашается. А папа говорит:
– Наверное, сюда упал с неба кусочек райского сада да так и остался навсегда рядом с выгоном Петруса Карлсона.
Мадикен очень понравилась папина мысль, что лужайка упала с неба из райского сада, и девочки решили после купания поиграть в Адама и Еву.
– Понимаешь, – объясняет Мадикен сестре, – ведь мы тогда обе будем голенькие. Только, чур, я буду Адамом…
– А я буду змеёй, – говорит Лисабет и принимается изображать змею.
– Ладно, потом увидим, как получится, – говорит Мадикен.
Она уже давно решила про себя, что Лисабет должна быть Евой, только на это она и годится. Зато Мадикен будет и Адамом, и змеёй. Одна берёза будет древом познания, Мадикен залезет на неё, обовьётся вокруг ветки и будет искушать Еву булочкой, потому что яблоки ещё не поспели.
Но сперва все идут купаться. Мадикен первая залезла в воду. Ах, какая же вода ласковая и прохладная, какая она прекрасная в этом году! Мадикен успела несколько раз сплавать до другого берега и обратно, прежде чем Лисабет с писком и визгом наконец окунулась. Папа плавает, посадив её себе на закорки, потому что Лисабет ещё не умеет плавать.
– А вот и умею! Я просто сейчас не хочу, – говорит Лисабет. – А на будущий год, может быть, захочу и поплаваю.
После купания выясняется, что Лисабет не желает изображать Еву в раю. Она вовсе не собирается во всём поддакивать сестре. Пускай не воображает, что может всегда командовать!
– Я буду сама по себе змеёй, – говорит Лисабет. – Я буду ползать в траве и жалить всех подряд.
Залезть на берёзу она тоже не соглашается, во всяком случае, не хочет забираться повыше.
– Я не сумасшедшая, чтобы лазить на такое дерево! – заявляет Лисабет, глядя на сестру, которая забралась почти на самую макушку.
Мама тоже беспокоится, глядя на неё, но папа говорит:
– Не надо ей мешать! Всё будет в порядке.
Мадикен прекрасно справляется. Она сама подсадила маленькую Лисабет на Камень троллей, а потом они стали собирать одуванчики для мамы и набрали большущие букеты. Пока они резвились, папа лежал, растянувшись на траве и закрыв лицо соломенной шляпой, а мама сидела рядом, и играла на лютне, и пела для папы песни.
Мамины песни не такие захватывающие, как песни Линус Иды. В них не рассказывается про деток, которые умирают, и пап, которые пьют горькую, а только всё про любовь и вообще про что-нибудь красивое. Мама спела «Сагу сердца», потом «Крылатая птичка в просторе небес, куда хочу, я летаю». Ой, до чего же это красиво! Мадикен чувствует, как от маминого пения в ней заиграла жизнь. Но тут мама сказала, что пора всем подкрепиться, и Мадикен сразу почувствовала, что проголодалась, а всё остальное забылось.
В ту самую минуту, когда мама хотела открыть корзинку с едой, Лисабет показала пальцем на загородку и сказала:
– А вон к нам идут коровки!
Так оно и было, только это шли не коровки, а пятеро бычков Карлсона. Наверное, они отправились к реке на водопой.
– Ничего! – сказал папа. – Они совсем ещё телята!
Но мама перепугалась и сказала, что Петрус Карлсон мог бы получше запирать ворота своего выгона.
– Как ты не понимаешь! Скотине ведь надо ходить на водопой! – объяснил папа.
Но только телята у Карлсона какие-то очень уж буйные, они прямиком несутся к «древу познания», под сенью которого мама хотела разложить еду. Папа так на них закричал и замахал руками, что они остановились и удивлённо уставились на него. Разве можно спокойно поесть, когда рядом стоят пятеро бычков и упорно вас разглядывают? Поэтому папа сорвал ветку и пошёл их отгонять. Но не тут-то было! Бычки не желают отступать. Наверное, они считали эту лужайку своей. А самый рослый бычок, должно быть, уже понял, что скоро он вырастет и станет настоящим свирепым и грозным быком. Наверное, он сейчас об этом и подумал, потому что он вдруг наклонил рога и сердито всхрапнул. Совсем не по-телячьи! Бычок сначала попятился, чтобы получше разбежаться, и ринулся в бой. Папа прыгнул как заправский тореадор и еле увернулся от острых рогов. Тут уж мама, и Мадикен, и Лисабет испугались прямо до смерти. Не хватало, чтобы сейчас перед ними разыгрался бой быков! Они закричали что было мочи:
– Беги, папа, беги!
И папа побежал. Теперь он тоже догадался, что попал в опасную переделку. Потому что все бычки будто взбесились и каждый норовил подцепить его на рога.
– Скорей полезайте все на берёзы! – закричал на бегу папа.
Мадикен и Лисабет, рыдая и всхлипывая, полезли на «древо познания», а мама схватила зонтик и хотела спасать папу, за которым мчались бычки.
Тут папа как заорёт на маму:
– Сказано тебе, лезь на берёзу!
Мама послушалась и полезла. Не так-то просто залезть на «древо познания» в длинной юбке. Но рядом росла ещё одна берёза, более удобная для лазания, на неё мама кое-как взобралась. Мама влезла на дерево вместе с лютней. Лютня для неё – сокровище, и она не хочет, чтобы её растоптали быки.
Мадикен и Лисабет сидят на разных ветвях «древа познания» и, обливаясь слезами, голосят. «Мама, мама, мама!» – только и слышно с их дерева. Очень им страшно за папу. Наконец папа рванулся вперёд, бычки от него отстали, и он с разбегу прыг к маме на дерево. А под ним вокруг берёзы столпились быки и удивлённо смотрят – куда же это он вдруг подевался!
Мадикен и Лисабет ещё немного поревели, потому что сразу разве остановишься, и наконец затихли. Главное, что папа спасся, а быкам так и надо, пускай себе топчутся сколько угодно и пялят глаза – до папы им всё равно не достать!
Папа никогда раньше не ругался, но тут он заругался так, что хоть уши затыкай, и даже сказал быкам:
– Будь у меня ружьё, я бы сейчас вас всех перестрелял!
Папа отёр пот со лба, взглянул на маму и улыбнулся:
– Ну что, испугалась?
– Ещё бы! Второго такого дня рождения я больше не вынесу. Сначала Линдквист, а потом ещё это! – сказала мама, показывая на бычков, которые топтались под берёзой, и бодали ствол, и ревели, не собираясь уходить. – Теперь нам тут сидеть и сидеть до самой осени. А по осени, может быть, придёт Петрус Карлсон и заберёт их в хлев зимовать.
Услышав о таком ужасе, Лисабет на «древе познания» опять ударилась в рёв. Зато у Мадикен сладко защекотало внутри: подумать только! Ведь как это, наверное, здорово – всё лето прожить на дереве! Какой необычайный пикник получился в этом году – не пикник, а настоящее приключение! Оправившись от страха, Мадикен даже обрадовалась. Для неё дело привычное – устраивать пикник где-нибудь на верхотуре. Достаточно вспомнить, как они с Лисабет устроили экскурсию на крышу сарая!
