Эдуард Вартаньян - Путешествие в слово
И снова – примеры. «…Я прерываю свое слово, – хотя многое еще мог бы сказать, – чтобы не подумал кто-нибудь, что я, по пословице, делаю из мухи слона». Так пасал древнегреческий сатирик Лукиан в своей «Похвале мухе». Благодаря ему выражение стало крылатым и употребляется в значении «сильно что-либо преувеличивать».
И вот спустя почти два тысячелетия В. Маяковский развивает этот афоризм. В стихотворении «Спросили раз меня…» он пишет о буржуазии, что
Она —
Из мухи делает слона
И после —
Продает слоновую кость.
Вероятно, под этим углом зрения мы можем рассматривать и фрагменты целостных крылатых выражений и пословично-поговорочных оборотов. Такие недосказанные, усеченные выражения приобретают свойства и качества идиом и далее становятся неделимыми. В самом деле, если вслушаться в нашу речь, ТО нельзя не ощутить, что такие сокращения становятся нормой языка. Что это – неосознанное тяготение к лаконизму? Осознанное творчество? Превосходное знание существа образных единиц речи, позволяющее спокойно употреблять часть вместо целого, а другую часть удерживать в памяти? Как бы там ни было, этот сложный мыслительный процесс – область психолингвистики, и сейчас мы не вторгаемся в нее. Подтвердим лишь догадки перечнем ходких идиоматических оборотов, возникших из пословиц, которые не все уже и помнят. Нередко обновление —начисто обновляет и смысл.
Чудеса в решете (дыр много, а вылезти некуда); в ступе воду толочь (вода будет); голод не тетка (пирожка не подсунет); собака на сене (лежит, сама не ест и скотине не дает); не все коту масленица (будет и великий пост); собаку съел (только хвостом подавился); палка, о двух концах (туда и сюда бьет); бабушка (гадала, да) надвое сказала (то ли будет, то ли нет, то ли дождик, то ли снег); славны бубны за горами (а к нам придут, что лукошко); новая метла (чисто метет); пьяному море по колено (а лужа по уши)…
Свое развитие фразеологизм может получить и иным способом – не съеживаясь, как только что мы видели, а заново строясь на основе одного и того же образа или отпочковываясь от него. Так возникла небезынтересная фразеологическая цепочка: лить колокола – пушку лить – пушкарь – брать на пушку – пулю отлить.
Родословная этой фразеологической цепочки куда как замысловата. Чтобы проследить ее, следует начать с одного обычая, который сложился на Руси еще в XIV веке.
В те времена отливка колокола была делом сложним, требующим и высокого мастерства, и хитроумных приспособлений, и, как полагали, выполнения обрядов и учета примет, без чего колоколу не отлиться и не звенеть.
Вот тогда-то и сложился обычай распространять в пароде самые нелепые слухи.
Вл. Гиляровский в книге «Москва и москвичи» пишет: «На Сухаревке… барахольщики второго сорта – раскидывали рогожи, на которых был разложен всевозможный чердачный хлам: сломанная медная ручка, кусок подсвечника, обломок старинной канделябры, разрозненная посуда, ножны от кинжала.
И любители роются в товаре и всегда находят, что купить. Время от времени около этих рогож появляется владелец колокольного завода, обходит всех и отбирает обломки лучшей бронзы, которые тутже отсылает домой, на свой завод. Сам же направляется в палатки антикваров и тоже отбирает лом серебра и бронзы.
– Что покупаете?, – спрашиваю как-то его.
– Серебряный звон!
Для Сухаревки это развлечение.
Колокол льют! Шушукаются по Сухаревке – и тотчас же по всему рынку, а потом и по городу разнесутся нелепые россказни и вранье. И мало того, что чужие повторяют, а каждый сам старается похлеще соврать и обязательно действующее лицо, время и место действия точно обозначит.
– Слышали, утром-то сегодня? Под Каменным мостом кит на мель сел… Народищу там!
… – Сейчас Спасская башня развалилась. Вся! И с часами! Только верхушку видать.
Новичок и в самом деле поверит, а настоящий москвич выслушает и виду не подаст, что вранье, не улыбается, а сам еще чище что-нибудь прибавит. Такой обычай.
– Колокол льют!»
Так вслед за поверьем родилось выражение колокол лить, имеющее смысл: «выдумывать невесть что», «сказывать небылицы».
«Ты говоришь, что разбойники на ходулях ходят? Может быть, это колокол льют», – говорит Белотелова Красавиной в комедии А. Н. Островского «Женитьба Бальзаминова».
Суеверный обычай перекочевал со временем в другую отрасль литейного дела. Приступают на заводе к отливке артиллерийских орудий, и теперь уже мастера пушкарного дела пушку льют, и город заполняется слухами один неправдоподобнее другого. А пушкарем, в фигуральном значении, стали именовать в народе людей, выдумывающих всякую небывальщину.
Наладили затем на Руси отливку свинцовых пуль, и опять цепная реакция языка – пули лить. Правда, в значении этого выражения наметились оттенки: не просто врать, а, «завираясь, хвастать». Ноздрев из «Мертвых душ» Гоголя «проврется самым жестоким образом, так что, наконец, самому сделается совестно. И наврет совершенно без всякой нужды; вдруг расскажет, что у него была лошадь какой-нибудь голубой или розовой шерсти и тому подобную чепуху, так что слушающие, наконец, все отходят, произнесши: „Ну, брат, ты, кажется, уж начал пули лить“.
Пополнял свой лексикон и воровской мир. Он окрестил пушкой личное огнестрельное оружие, и на воровском жаргоне брать на пушку стало означать: «брать на испуг». Войдя в разговорную речь, выражение получило смысл: «вводить в заблуждение», «обманом добиваться желаемого». В значении «запугивать» оно употреблено Маяковским:
У рабкоров
Не робкий норов;
И взять на пушку
Нельзя рабкоров.
В «Двенадцати стульях» Ильфа и Петрова: «Бендор выдал мальчику честно заработанный рубль.
– Прибавить надо, – сказал мальчик по-извозчичьи.
– От мертвого осла уши. Получишь у Пушкина».
Так «цепная реакция» привела в данном случае к совсем, казалось бы, необъяснимому, немотивированному обороту. Получите с Пушкина, по мнению академика В. В. Виноградова, – каламбур, построенный на игре переносных значений слов пушка, пушкарь и созвучной им фамилии.
И не только. Конструкция, мотивированность оборота была давно подготовлена. Образцом для подражания может служить выражение из «Ревизора» Гоголя. В письме Тряпичкину Хлестаков писал: «Помнишь, как мы с тобой бедствовали… и как один раз было кондитер схватил меня за воротник по поводу съеденных пирожков. На счет доходов аглицкого короля…»
И последнее, на чем я хочу остановиться в этой главе, – это на достоверности указаний на авторство крылатых выражений.
По какому только случаю и поводу не приводят выражение театр начинается с вешалки. Сообразно ситуации компоненты крылатой фразы заменяются. И почти все уверены, что афоризм создал К. С. Станиславский. Между тем нигде в его письмах и сочинениях таких слов нет, хотя эта мысль там присутствует. Кто же их автор? Некоторые называют В. И. Немировича-Данченко. Но и в этом случае достоверность такова, что с тем же успехом сочинителем мы можем полагать любого администратора, актера или гардеробщика Московского Художественного театра того времени.
Гвардия умирает, но не сдается!
Так будто бы ответил французский генерал Камбронн англичанам, когда они предложили ему сложить оружие в битве при Ватерлоо (1815 г.). Гордые слова красуются и на памятнике Камбронну в городе Нанте. Сам генерал почил, кстати, спустя более чем четверть века после того ожесточенного сражения, в котором он, будучи раненным, сдался в плен. Камбронн категорически отказывался от приписываемого ему изречения. После открытия памятника сыновья полковника Мишеля, погибшего под Ватерлоо, выступили с заявлением, что афоризм этот – предсмертный возглас их отца. Казалось, чего проще – один отказывался от авторства, свидетельские показания говорят в пользу другого – почему бы не пересмотреть вопрос об авторстве. Но дело усложнилось тем, что изречение приписывалось и маршалу Мюрату, которому также англичане предлагали сдаться в плен в дни ожесточенных сражений под Ватерлоо.
Печально известные слова – суд Линча, как это неоднократно указывали справочники, возникли от имени американского плантатора-расиста Чарльза Линча, самоуправно, без суда и следствия, расправлявшегося со всеми, кто почему-либо ему но угодил.
Однако совсем недавно, как сообщила печать, англичане, видимо, решили оспорить постыдный приоритет.
В редакцию лондонской газеты «Дейли телеграф» пришло письмо читателя, в котором утверждается, что «суд Линча» берет свое начало в XV веке и исходит из Англии. История такова: мэр города Голуэй по фамилии Линч привез из Испании, с которой город имел тесные торговые связи, сына своего испанского друга. Гость поссорился с сыном мэра из-за девушки и был убит. Линч приказал повесить сына, но, поскольку никто не хотел этого делать, он сам исполнил приговор.
