Софья Радзиевская - Круглый год
Всем хорош месяц июнь. Ещё в древней Руси отмечали: 22-е июня (по старому стилю 25-е) — самый длинный день в году и значит самая короткая ночь. Не успеет ночь как следует затемнеть, а уже небо светлеет новым рассветом.
А. С. Пушкин об этом сказал:
И, не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса.
Учёные подтверждают: сказано не только поэтично, но великий художник ни словом не погрешил и против науки. Такова точно по продолжительности белая ночь в Ленинграде (северо-западнее Татарии).
Уже в 16 веке на Руси считали 25-е июня днём солнцеворота: день длинный, но после него дни короче, короче… В этот день к царю являлся с печальным известием звонарный староста Успенского собора: «Отселе, государь, возврат солнца на зиму, день умаляется, а ночь прибавляется».
В ещё более древние времена каждому, кто приносил плохие вести, голову рубили. В 16 веке звонаря уже только на сутки сажали в тюрьму, в Ивановскую колокольню.
Да, в июне день начинает укорачиваться… Но пока об этом лучше не думать. Пока нам радостно видеть, как всё расцветает, радуется жизни. И ещё радостнее знать, что и мы являемся участниками этого весеннего цветения, и наши руки помогли чему-то вырасти, уберегли что-то от неожиданной беды. Цветёт, радуется наша земля, и мы радуемся вместе с ней.
В одиночку мало что можно сделать. Я расскажу вам, что делают школьники в Больше-Сардыкском посёлке Татарии. Это одна из лучших ученических производственных бригад. Она создана уже больше двадцати лет. Значит, сейчас в ней трудятся уже дети тех, кто начинал там работу. Это молодые овощеводы, их плантация двадцать четыре гектара. Они не просто работают. Можно сказать, это маленький исследовательский институт. Они ставят опыты, проверяют новые способы выращивания известных растений. Овощей свежих с грядок они получают столько, что их хватает на весь колхоз. Недаром колхозники называют ребячью бригаду «Витаминная». Это не в шутку, а всерьёз.
Когда немного потеплеет, появится кое-где около ржаного поля и голубой посевной василёк, тот, который раньше густо украшал поле не на радость земледельцу. Злостный это был сорняк (рожь зацветает, и он за ней цветёт), только теперь научились отделять его семена от семян ржи.
Всё выше поднимаются среди высоких июньских трав рослые колокольчики. Цветёт и клевер, замечательный медонос. Весело кружатся над ним шмели, все, кому длинный хоботок позволяет. Нектар-то клевер хитро запрятал в самую глубину своих цветочков. Не скоро наши пчеловоды вывели породы пчёл с хоботком почти не хуже шмелиного, теперь клеверное поле и для нас не скупится. Практичные американцы давно уже оценили клевер. Клеверное сено — великолепный корм для скота. Ещё в прошлом веке европейский клевер переселился и на американские поля. И что же? Растёт, цветёт лучше не надо, а семян нет. Неужели каждый год семена в Европе покупать? Догадались: шмелей с длинным хоботком в Америке нет. Пришлось и шмелям из Европы в Америку ехать, клевер обслуживать. Природа веками и тысячелетиями налаживала цепь жизни, в которой каждое звено связывалось с другими. Рвать эти цепи безрассудно. Дорого платить приходится.
А теперь шмелей и у нас всё больше ценят. Шмель (правильнее сказать шмелиха) работает как опылитель даже лучше, чем наша труженица пчела: не боится и похолодания, раньше начинает и позже кончает работу. Кроме того, пчёл, хоть и с длинным хоботком, приходится приучать к клеверу, не очень он им нравится. А шмель на нём работает без принуждения.
Песня о шмеле
Тёплый солнечный луч заглянул в дупло старой берёзы, и в глубине его что-то шевельнулось. На край выползла нарядная бабочка. Узорчатые крылышки медленно раскрылись навстречу теплу. Нелегко очнуться после долгого зимнего сна. Яркий свет наконец расшевелил лентяйку, она вспорхнула, закружилась и опустилась на тёплый камень у подножия берёзы. Но что это? Травинки около камня вдруг зашевелились, и на него выбрался кто-то совсем на бабочку не похожий: толстый, в чёрной бархатной шубке, на спинке аккуратно сложены узкие прозрачные крылышки. Настоящий летучий бархатный медвежонок. Бабочка испугалась, вспорхнула, и весенний ветерок унёс её куда-то вдоль полевой дорожки.
Красавец в бархатной шубке не обратил на неё внимания. Его, то есть её — шмелиную матку — тоже разбудил весёлый солнечный луч и выманил из холодной норки на тёплый камешек.
Пёстрой бабочке-крапивнице хорошо беззаботно резвиться. Она напьётся сладкого нектара из чашечки цветка, отложит на куст крапивы кучку яичек и больше о детях думать не станет, будет резвиться в солнечных лучах, насколько хватит коротенькой её жизни.
У шмелиной матки жизнь совсем другая, поэтому и вид у неё озабоченный. Посидела она, согрелась, щёточками на передних мохнатых ножках протёрла глазки — за долгую зиму в норе они основательно запылились. И вдруг, как маленький вертолёт, загудела и поднялась с камешка. Гудит, точно выговаривает: «Батюшки, дел-то у меня! Как только успеть управиться!»
Но дела делами, а матка сначала, досыта напилась сладкого нектара, с каждого цветка по капельке, и вот уже гудит, летит обратно прямо под камешек, в пещерку, где так уютно перезимовала. А мусору-то, мусору там набралось… Будущим деткам чистота нужна. Мать захлопотала: пыль лапками выгребла, щели мягким мохом заткнула, листиков и сухих травинок натащила большой комок, залезла в него и затихла. Стемнело. Но, верно, она и ночью не спала, копошилась, раздвигала травинки и притоптывала, потому что к утру в середине комка получилась камера с гусиное яйцо величиной. Готово? Нет не готово: стенки не гладкие, травинки торчат, колются. Что делать?
Мать словно задумалась. Бросила работу, выползла из норки, погрелась на солнышке и вдруг загудела, поднялась в воздух и улетела. В этот раз её долго не было, она кормилась на цветах особенно усердно, будто готовилась к какой-то новой и трудной работе. А прилетела, нырнула в гнездо и опять затихла, за хлопоты не принимается.
Может быть, устала? Нет, не то. В её теле идёт сложная работа, для неё-то и понадобился такой большой запас пищи. Не шевелится матка, а между кольцами её брюшка выступают маленькие белые восковые чешуйки.
Вот теперь пора. Мать челюстями снимает чешуйки, жуёт их с комочками пыльцы. Как хороший штукатур, она обмазала этой пастой стенки гнезда. Теперь гладко, ни одна травинка не смеет высунуться. Трудится матка, но то и дело отрывается от работы и — к цветам. На голодный желудок воск на брюшке не выделится, штукатурить будет нечем.
Наконец готово! В детской комнатке тепло и уютно. От неё к выходу из норки мать вылепила ещё восковую трубку — коридор. Минутку передохнула у входа и тут же, точно спохватилась, проворно уползла назад в гнездо. Там на полу, тоже из воска с пыльцой, она построила ещё ячейки под общей крышей.: Чудесные вкусные колыбельки для будущих детей. В них можно расти и… кушать их стенки. Но на первое время мать положила в них более нежную пищу: немножко мёда с пыльцой. А около колыбели вылепила из воска ещё объёмистую кадушку и налила в неё чистый мёд. Это — первая пища для молодых дочерей-шмелей, которые выведутся из личинок. Каждому возрасту — своя пища.
Вот и всё готово. Мать осторожно откладывает яички в колыбельки, закрывает их крышкой. Можно бы и отдохнуть, посидеть у входа в норку, погреться в солнечных лучах, а нельзя. Яичкам в тёмной норке холодно, и мать, раскинув лапки, прижимается к восковой крыше, согревает детей собственным телом. Шмели удивительные насекомые, пушистое тельце матери тёплое, теплее, чем воздух в норке.
А в согретых яичках уже копошится новая жизнь. Прошло два — три дня, тонкие скорлупки лопнули, и из них выбрались крошечные толстенькие личинки. Ни ног ни головы — точно колбаска с заострённым кончиком. Ну и обжоры же эти живые колбаски! Вмиг от корма в ячейках ничего не осталось. Мать торопливо открывает восковую крышечку, добавляет корма, опять закрывает. Ещё и ещё. Каждый раз она при этом немножко надстраивает ячейки в длину и в ширину. Ведь жирные личинки растут как на дрожжах: ячейки раздуваются и лопаются, скорей чини, накладывай восковые заплатки!
Мать кормит, чинит в полной темноте. Но то и дело спохватывается, бежит по восковому коридору к выходу и с громким гудением торопится на цветы: нужно закусить самой и принести еды прожорливым личинкам. Домой летит тяжело: то зобик полон нектара, то нарядилась в яркие штанишки — это комочки пыльцы в корзиночках на задних ножках. Скорей, скорей! Голодные личинки уже грызут стенки колыбелек, они сделались совсем тоненькие.
А ещё нужно строить новые ячейки для новых детей. Лето коротко, надо торопиться.
Теперь из гнезда так вкусно пахнет жирными личинками. Зазеваешься — и вмиг наползут охотники полакомиться: нахальные муравьи и другие насекомые. Но мать настороже, удар челюстей — и мёртвый грабитель летит из гнезда. Бывает, и ёжик попробует сунуть острый нос. И ему та же честь: с визгом мчится прочь, трётся вспухшей мордочкой о сырую землю. Шмель жалит неохотно, но больнее, чем пчела.
