Уинстон Черчилль - Костюченко Ирина

— Няня, я б-боюсь, — чтобы произнести эту фразу, мальчику пришлось пальцем расклеивать пересохшие губы.

— Тебе почти восемь, Уинстон! В этом возрасте все дети твоего круга отправляются в школу, — ответила Элизабет Энн и нежно прижала к себе кудрявую голову воспитанника.

— Да, я знаю… «Школьные годы — самые счастливые в жизни», так все говорят. И мои старшие кузены уверяли, что уже не могут дождаться конца каникул — так хотят вернуться в школу, — сказал мальчик.

— Что же тебя тревожит? Ты просто не хочешь оставлять маму, папу, брата Джека и меня? — няня гладила его белокурую голову, перебирая пальцами волосы.

— Няня, я им не доверяю! — воскликнул мальчик.

— Кому? — удивилась Элизабет Энн.

— Моим кузенам. Они говорят, что им все нравится, когда их слышат взрослые. Или когда они хвалятся своей школой друг перед другом. Но я… я расспросил каждого из них отдельно.

— Даже так! И что же? — няня оценила сообразительность своего воспитанника.

— Все признались, что дома им нравится больше. Один сказал, что в школе очень холодно. Утром ему приходится вставать и дрожащими руками скалывать лед в кувшине, чтобы умыться! Он неоднократно болел, но болезнь ему была в радость, потому что у него был жар, и он хотя бы не мерз! Второй кузен рассказывал, что в их школе очень плохо кормят. Утром овсяная каша, днем суп, вечером только молоко с хлебом. А я не могу без домашних булочек! — из глаз Уинстона брызнули слезы.

— Дорогой мой, если бы у меня был выбор… — вздохнула няня, но мгновенно осеклась. — Все мальчики из семьи Черчилль учатся в таких школах. Без этого не видеть тебе Итонского колледжа, как собственных ушей.

— Няня, мне не нужен Итон! Я хочу быть простым генералом, а не ученым. И не политиком, как отец! — воскликнул Уинстон.

— Во-первых, чтобы стать генералом, тоже нужно образование. Во-вторых, со временем твое мнение может измениться. Это почти со всеми происходит!

— Няня, а вы что, не всегда хотели быть моей няней?!

Мальчик так искренне удивился, что даже прекратил рыдать.

— Когда я была девочкой — я еще не знала тебя. Я даже не была знакома с Эллой, ребенком, чьей няней я была раньше — в Кенте, помнишь, я рассказывала?

— А кем вы тогда хотели стать? В вашем детстве? — спросил Уинстон, еще раз всхлипнув.

— Ты не поверишь! Я хотела стать матросом на корабле, как мой отец. Но потом выяснилось, что девочек в королевский флот не берут. Пришлось придумывать что-то другое — так я стала няней. Мальчикам, конечно, легче. Но у них есть другие ограничения — возможности семьи, например. Тебе повезло — у твоей семьи они широкие. Но чтобы ты в самом деле мог выбирать — надо учиться! — строго сказала Элизабет Энн.

— Но я же уже прочитал книгу «Чтение без слез», которую вы мне дали! И гувернантка меня учит и учит! Особенно она любит мучить меня задачами по математике — ей никогда не нравится мой ответ, которую цифру я бы не назвал! В школе будет еще хуже — там придется учиться и жить среди совсем чужих людей!

Мальчик все еще надеялся, что ему удастся как-то уговорить взрослых — избежать школы или хотя бы отсрочить разлуку.

— Послушай, Уинстон! Сент-Джордж — очень хорошая школа. Возможно, самая престижная в Англии! Ты же не только уроками будешь заниматься. Там будут различные экскурсии, появятся новые друзья! Я слышала, в школе есть бассейн! Ты же любишь купаться, не так ли? — мальчик кивнул, а няня дальше перечисляла преимущества школы: — Там есть поля для футбола и крикета. Есть даже электрическое освещение, представляешь? Не плачь! Через семь недель или даже раньше мы снова увидимся.

Элизабет Энн говорила, не слишком веря в собственные слова о преимуществах учебного заведения. Но разве кто-то спрашивал ее мнения? Или кого-нибудь интересовали чувства маленького Уинстона? Или кто-то слушал его мать, красавицу леди Черчилль? Все выполняли волю отца, однако даже он не решал, отпускать ли мальчика. Он выбирал только название школы. Принципиальное решение диктовало общество, его традиции, положение семьи.

— Хорошо, я поеду. И не буду плакать. Но двое моих кузенов говорили, что в их школах мальчиков секут, — всхлипнул Уинстон. — Я не знаю, правда это или нет. Может, они меня хотели напугать… Или смеялись. Но я очень этого боюсь, няня!

— Дорогой, раньше действительно так было. Но, кажется, это давно осталось в прошлом. Я обещаю, что буду часто приезжать. И если вдруг узнаю о чем-то таком, то немедленно скажу леди Черчилль. Я добьюсь, чтобы тебя перевели в школу, где не практикуют подобного, — сказала Элизабет Энн.

— Ты обещаешь, няня? — спросил малыш со слезами на глазах.

— Обещаю, — твердо ответила она.

А про себя добавила: «Вряд ли в Сент-Джордж кто заинтересован в том, чтобы лишиться денег Черчиллей. Но не дай Бог…»

Сидя в вагоне первого класса, семилетний мальчик рисовал пальцем на запотевшем стекле. Человечки, лошадки, пистолеты — все изображения вскоре начинали «плакать», расплываясь и стекая тонкими струйками вниз. Как далеко сейчас любимые игрушки — железная дорога, волшебный фонарь, более тысячи солдатиков, каждому из которых он придумал имя!

В нагрудном кармане Уинстон нащупал свое сокровище — три монеты по полкроны, которые ему дали родители перед поездкой. Он вспомнил, как сегодня уронил их на пол кэба, на котором они добирались до станции. Как они с любимой мамой ползали по полу, перетряхивая солому. Из-за этого происшествия они чуть не опоздали на поезд! На самом деле Уинстон таки нащупывал те монеты в соломе, но не признавался — он надеялся, что вдруг они все же опоздают, вдруг его обойдет эта беда со школой…

Однако монеты были найдены, и они успели — в последний момент. И вот они уже едут с мамой к тому загадочному месту, которое называют «Сент-Джордж».

«Может хоть на мой день рождения произойдет что-то хорошее. До него четыре недели и два дня — еще долго, — думал Уинстон. — А до Рождества, когда я смогу вернуться домой на каникулы, — вообще семь недель! Семь! Вечность».

Он снова тронул монеты — они были на месте. «Хоть будет за что купить пирожное, если станут плохо кормить», — решил мальчик. Он отметил, что поезд сбавил скорость, а мама отложила книгу, которую читала.

— Уже? — едва выдавил из себя Уинстон.

— Уже, — эхом отозвалась мама.

И, твердо сжав ладонь сына, она повернула ручку купе.

Наняв извозчика, который погрузил их вещи, мать и сын отправились в путь. Моросил серый затяжной дождь, обычный для ноября в Англии. Но школы они добрались довольно быстро.

— Уинстон, осторожно! Старайся не наступать в лужи! — предупредила мать.

Мальчик не мог понять: как можно не попасть в лужи, когда они повсюду? «Вот в этом отделении — новые носки. Десять пар, не забудь, десять», — вспомнил он слова няни. И прямо у входа в школу, пока мама настойчиво дергала звонок, он зачерпнул ледяную воду через верх ботинка. В этом было свое преимущество: бредя по паркету бесконечного коридора, Уинстон с удовольствием слушал хлюпанье, издаваемое его собственными ногами и обувью.

В кабинете директора его ждало новое испытание — подали чай с молоком. Чай был крепкий, горячий, и мальчик изо всех сил старался «не опозориться» — не облиться и не расплескать напиток. «Даже если обожгусь — буду терпеть, — думал он, вспоминая наставление отца „хорошее начало — половина дела“».

— Ну, мальчик мой! Мне пора ехать! — донесся до него голос матери.

Уинстон не верил своим ушам. Как? Уже? Он еще даже не допил чай!

— Мама, а куда мне идти? Или я буду жить в этой комнате, среди ворохов бумаги? — ужаснулся он.

— Нет, молодой человек, — улыбнулся директор. — Эта должность пока занята, но ваши амбиции мне нравятся. Прощайтесь с мамой, а потом вас проведут в вашу комнату.

— В мою собственную комнату? — осторожно уточнил Уинстон.