Михаил Аникович - Повседневная жизнь охотников на мамонтов
...В этот раз разговор тел о тигролъвах. Редкий зверь! Самый коварный, самый опасный! Сколько одиноких охотников, не вернувшихся в стойбище, закончили свою земную тропу в его страшных когтях! С тем, кто чем-то обидит Уумми, Хозяйку леса, или даже нечаянно вызовет ее гнев, такое произойдет обязательно: ее муж плохо ходит на своих коротких кривых ножках; ими он обхватывает бока тигрольва. Уумми, высокая, в полсосны ростом, мужа позовет, с тигрольва себе на плечо пересадит, а зверя пошлет обидчика наказать.
Скажет: «Иди! Возвращайся скорее, — да с добычей! А не то мой Хыхан ждать не любит; сердитый — у-у-у-у! Тебя съест, и меня съест!» Только врет она. Пугает. Ее Хыхан хоть и катается на тигролъве, а совсем не сердит; она сердита, — не он. И мяса не любит совсем, — только ягоды, грибы. И поспать любит. А жену свою не боится совсем, — даром, что маленький, кривоногий, криворукий, — только голова большая. С ним подружиться хорошо, — да только забывает он, — уж очень спать любит...
Рассказы из тех, что могут слушать все: и женщины, и дети. Есть и другие: их можно вести только среди охотников в мужских домах. И такие есть повествования, что, услышав один-единственный раз, при Посвящении, мужчина помнит его всю жизнь, но повторить не смеет. Никому и никогда. Даже намеком.
Тигрольва убить трудно. Но можно. Если убьешь — Хыхан на Хозяйку рассердится, ругать будет, бить будет: «Ты зачем моего зверя на смерть послала?» А к охотнику — ничего; понимает: тот не виноват! И Хозяйка леса такого охотника сама зауважает, даже побаиваться будет. Всегда пошлет ему добычу! Вот такой-то охотник,}' кого на шее когти тигрольва, может потом и вождем стать!..
— Дрого, — неожиданно сказал Анго, — я знаю, где тигролев! Недалеко; один, два... три дня вернуться можно! Ты убьешь тигрольва, ты будешь вождь детей Мамонта! Потом, после отца!
Екнуло сердце. Конечно, дело не в maw, будет или не будет он вождем детей Мамонта, — это же не обязательно! Тот же Мал... Но убить тигрольва, — в любом случае почетно. Принести сюда его голову и шкуру и всю жизнь носить на груди его когти...
...Утро, такое же ослепительное, как накануне, отражалось в широких лужах синевой и рябью белых облаков. Охотники, помогая себе копьями, стали спускаться по довольно крутому склону оврага, скользкому от талых вод. На дне гиумел настоящий поток.
— Здесь? — спросил Дрого. — Ты уверен?
(Как-то не вязалось такое место с логовом тигрольва!)
—Должно быть, здесь. Мой брат сам видел след. Свежий.
(Что да, то да. Следы. И клоки шерсти на кустах. И помет. Все — утреннее.)
Дно оврага оказалось каменистым. По нему шумел весенний ручей. В потоке и по краям его попадались ветки и целые коряги. И еще — кости! Такие, что один их вид говорил о многом... Дрого невольно оглянулся назад, затем вверх, — на левую и правую стенки оврага... Следы ведут туда, вглубь, но тигролев — зверь коварный. Если почует преследователей, — вполне может и за их спиной оказаться, пока они со следом разбираются. И неожиданно напасть, прежде чем охотники успеют понять, что к чему.
— Нора есть, — тихо-тихо, одними губами прошептал Анго. — Большая. Дальше. ОН там!
Чем дальше заходили они в глубь оврага, тем темнее становилось, и невольно замирало сердце. Не от страха, — от предвкушения скорой встречи. Теперь охотники двигались совсем осторожно, молча, беззвучно. Не забывали осматриваться: пока один смотрит вперед, второй ощупывает глазами края, озирается, прислушивается.
Теперь говор потока, казалось, нес в себе угрозу... Дрого почувствовал, что его правая ступня начинает мокнуть. Должно быть, напоролся на что-то, — и в мокасине дыра...
Анго коснулся руки Дрого, указывая вперед. Но он уже заметил и сам. Не нора даже, — целая пещера, наподобие тех, что на склонах их родного лога, где летуны гнездились... Только эта — больше! Теперь нужно быть готовым; теперь в любой миг, внезапно...
Дрого перехватил копье поудобнее. Весь в напряжении, он внимательно изучал все, каждую деталь. Конечно, это ЕГО логово! Здесь кости, и свежие в том числе... кора поваленного дерева изодрана страшными когтями... и на стенках оврага полосы от тех же когтей... И следы, следы, повсюду следы...
...Но тут, не из пещеры, — откуда-то сверху послышалось злобное:
— Р-Р-Р-Р-ХА-Р-Р-РА!
Могучий, гривастый, серо-желтый зверь с края оврага презрительно смотрел на охотников и, поигрывая мускулами, готовится к прыжку...
— Спокойно, Анго, спокойно! — твердил Дрого, сам не понимая, что он бормочет. При виде зверя к нему вернулся весь охотничий азарт, а вместе с тем и хладнокровие. Разом вспомнились и уроки, и рассказы Мала — победителя тигрольва. Сейчас хищник прыгнет, — ив точно схваченный миг нужно пасть на левое колено и выставить, уперев в землю, копье, так, чтобы зверь сам насадил себя на острие! Сейчас...
ПРЫЖОК!
Дрого не прогадал. Но даже прыжок с земли сбил тогда с ног более крепкого Мала! Высота удвоила силу броска и без того могучего зверя. К тому же при прыжке сверху точный расчет для охотника труден. Тигролев попал на выставленное вперед бивневое копье, но боком; острие пропороло шкуру, разорвало мышцы, но ни сердце, ни легкие затронуты не были. Разъяренный зверь подмял под себя охотника!
Дрого спасло то, что, ошеломленный нежданной болью, зверь в ярости делал много ненужных движений, удары когтей приходились в основном по земле, хотя задняя лапа и располосовала штанину, и кровь хлестнула из ноги... Копье бесполезно, кинжал... Рука притиснута, не вывернуть, не достать!
Сверху — глаза Анго и взметнувшаяся с копьем рука.
(Пригвоздит обоих! Как тогда, в бою!)
Анго знал: тигролев — для Дрого! Для будущего вождя! И когда зверь ринулся вниз, он отступил на шаг, чтобы не мешать брату. И тут...
Копье не пронзило напавшего, только порвало бок. И вот уже — оно бесполезно, и Дрого внизу, и тигролев сейчас... Остается одно, последнее! Анго с занесенным копьем бросился на помощь брату.
Один его удар прикончил бы хищника на месте! Но, встретившись глазами с Дрого, Анго вспомнил о том роковом своем ударе, намертво пригвоздившем к земле обоих врагов: илагии, и сына Мамонта... Рука дрогнула, — копье скользнуло вдоль лопатки!
Но этот удар спас Дрого. Разъяренный от боли зверь оставил свою жертву, чтобы схватиться с новым врагом. Он так и не понял, до последнего своего мига, что не о добыче, не о мести нужно было заботиться ему сейчас, — о спасении своей жизни от этих двуногих! Тигролев еще не успел изготовиться к новому прыжку, — а вывернувшийся из-под него охотник уже отпрянул, уже сжимал в руках свое оружие! Теперь их было двое, и теперь тигролев знал, что это такое — их острые палки! Но выхода нет, — и он рванулся вперед, чтобы быть принятым сразу на оба бивневых копья!
Весело трещит костер, и остановлена кровь, — не хлещет больше из многострадальной ноги Дрого. Почему-то именно левой больше всего достается!.. Домой они потащат на еловых шестах только шкуру — с хвостом и лапами — она подсыхает, выделанная лишь начерно. Да отдельно — голову. Мясо останется здесь. Не на радость лисицам, нет. Они проводят своего могучего врага на Ледяную тропу по всем правилам, — чтобы не было у него обиды на своих убийц, чтобы ни Хозяева леса, ни великие предки тигролъва не стали преследовать охотников. Они встретились как враги. Но сейчас с побежденным должно расстаться друзьями.
— Дрого, а как же теперь?.. Кому быть вождем?
Дрого улыбнулся. Его брат искренне озабочен столь важным вопросом, хотя он уже пытался объяснить, что к чему.
— Анго, я уже сказал: это так только говорится! И не убивший тигролъва может стать вождем. И убивший — не стать. Это доблесть, — и только.
— Убивший тигролъва, носит на шее его когти, так?
— Так.
— Когти твои, Дрого! Твой удар был первым!
— А если бы не твой, — тигролев делал бы сейчас свои амулеты из костей Дрого! Решать не нам, брат! Вождю. По мне, — так оба заслужили. Ну, да это потом! Сейчас могилу готовить нужно. И тризну.
..Арго любовался головой и шкурой могучего зверя, которые лежали у его ног. Что говорить! — он давно мечтал втайне о таком даре — от своего сына! И вот, — мечта стала явью!.. Быть может, и все беды к концу близятся?
