Андрей Ранчин - Путеводитель по поэзии А.А. Фета
В третьей строфе контрастная поэтика переведена в план температурных ощущений, отражающих присутствие лирического «я», эти ощущения («то сыро, то жарко») испытывающего. Упоминание о «пригорке» — явное указание на местонахождение «я» в изображаемом пространстве; с этого пригорка он, вероятно, и видит реку, луг, рощу, облака. Контрастам света (цвета) и темноты, звука и безмолвия, содержащимся в первых двух частях текста, в третьей строфе соответствует соединение противоположностей дня и ночи, парадоксально объединенных вместе посредством метафоры «вздохи — дыханье». Завершает строфу своеобразная свето-и цветовая вспышка: «Голубым и зеленым огнем».
Синтаксически третья строфа более сходна со второй, чем с третьей. Последние строки третьего четверостишия — «Но зарница уж теплится ярко / Голубым и зеленым огнем» — по синтаксической структуре напоминают последние строки четверостишия второго — «Погорев золотыми каймами, / Разлетелись, как дым, облака». В обоих случаях предложения занимают по две стихотворные строки, но их синтаксические структуры зеркальны по отношению друг к другу. В стихах «Но зарница уж теплится ярко / Голубым и зеленым огнем» синтаксическое ядро «подлежащее + сказуемое» предшествует группе второстепенных членов предложения, а в строках «Погорев золотыми каймами, / Разлетелись, как дым, облака» синтаксическое ядро следует за второстепенными членами предложения, занимая не первый, а второй стих, причем последовательность подлежащего и сказуемого — обратная: «сказуемое + подлежащее».
Последние строки всех трех четверостиший связывает образ яркого света: «Засветилось» — «Погорев золотыми каймами, / Разлетелись, как дым, облака» — «<…> зарница уж теплится ярко / Голубым и зеленым огнем». Так, в композиции, в структуре стихотворения как бы отражен образ грозового эха, которым текст открывается: в концовке текста повторяется упоминание о вспышках, сполохах молний, содержащееся в первой строфе.
Противительный союз но, которым вводится строка «Но зарница уж теплится ярко», по-видимому, противопоставляет приближающуюся грозу одновременно и уходящему дню, и наступающей ночи.
Образная структура
Стихотворение строится на парадоксальном сочетании образов света (и яркого цвета) и темноты. Название «Вечер», традиционное для русской поэтической традиции («Вечер» — стихотворение В. А. Жуковского, одна из первых элегий с пейзажными элементами), формирует ожидание встретить в тексте упоминание об обычных признаках этого времени суток: о смене дневного, солнечного света ночной темнотой, о закате, о появлении луны на небе. Однако Фет заменяет эти ожидаемые признаки вечера упоминанием о грозе или о грозовом эхе; игра, переливы света и темноты объясняются скорее не приближением ночи, а подступающей грозой. Вопреки традиции вечернего пейзажа стихотворение завершается не наступлением сумерек или ночной темноты, а яркой вспышкой света — образом молнии-«зарницы». Традиционен, почти цитатен в своей основе только образ горящих в закатных лучах облаков, напоминающий строки из «Вечера» Жуковского: «Уж вечер… облаков померкнули края…» и отчасти из его же «Невыразимого»: «сей пламень облаков, / По небу тихому летящих» [Жуковский 1999–2000, т. 1, с. 76, т. 2, с. 129][95].
Образ «зарницы»-молнии появляется только в конце, объясняя природу раскатов и звона, упоминаемых в начале стихотворения. В первых строках само явление грозы еще не названо, дано лишь впечатление от него в форме безличных предложений (что «прозвучало», «прозвенело», «прокатилось», «засветилось», еще неизвестно). Сходный прием встречается в стихотворении «Весенний дождь» (1857 (?)), в котором не упомянутый прямо дождь заменен неопределенно-личным местоимением что-то: «И что-то к саду подошло, / По свежим листьям барабанит».
В подтексте стихотворения, возможно, «мерцает» мотив творчества: звук, о котором говорится в первой строке, — очевидно, гром, но не исключено и иное понимание — это грозовое эхо. А эхо — образ-символ поэзии (классическое стихотворение Пушкина «Эхо»).
Метр и ритм
Стихотворение написано трехстопным анапестом — самым популярным и «заметным» трехсложным размером в русской поэзии начиная с середины XIX в., лишенным определенного семантического ореола (см: [Гаспаров 1984, с. 172]). Его метрическая схема: 001/001/001 для стихов с мужским окончанием (завершающихся ударным слогом) и 001 /001 /001 /0 для стихов с мужским окончанием (завершающихся безударным слогом).
В ритмическом отношении выделяется строка «Вздохи дня есть в дыханьи ночном». В ней присутствуют два сверхсхемных ударения (вздохи и есть). Ритмическая схема строки — 101/101/001 вместо метрически правильной 001/001/001. Таким образом оказывается выделенным начальное слово вздохи, и «затрудненная» строка становится ритмическим подобием вздоха.
Выразителен перенос на границе двух последних стихов третьей строфы: «Но зарница уж теплится ярко / Голубым и зеленым огнем». Единый оборот теплится голубым и зеленым огнем разорван границей строки и нарушением привычного порядка слов («теплится ярко» вместо «ярко теплится»)[96]. Посредством постановки наречия ярко в конец строки — в сильную позицию и в положение рифмующегося слова — происходит выделение значения яркости, также акцентирована цветовая гамма зарницы, — благодаря тому что выражение «Голубым и зеленым огнем» занимает целый стих, завершающий весь текст.
Звуковой строй
Аллитерации на р в тексте стихотворения — подражание раскатам грома. Скопление звуков р (семь) отличительно именно для первой строфы, изображающей гром; причем этот звук встречается во всех четырех строках четверостишия. Во второй строфе только четыре р (по одному на каждую строку), а в третьей — пять (только в первом и в третьем стихах). Другой сонорный звук — л — ассоциируется с семантикой пространства: луг, далеко, луками. Акустические (подражание грому) и пространственные ассоциации, характерные для этих двух звуков, объединены в глаголах звучания и движения (прозвучало, прозвенело, прокатилось, разлетелись), вместе и порознь эти звуки встречаются, в частности, в существительных и прилагательных с цветовой и световой семантикой (померкшем, полумраке, золотыми, зарница, голубым, зеленым). В стихотворении также выделен звук з, ассоциирующийся одновременно и со «звоном», со звуком, и со светом и с предметами, воспринимаемыми зрением: прозвучало, прозвенело, засветилось, разлетелись, запад, золотыми, зарница, зеленым.
Так благодаря звуковому строению текста происходит своеобразное «примирение» и «слияние» звука и пространства в свете и цвете[97]. Так создается цельное, синэстетическое восприятие звука, света и цвета.
ЕЩЕ МАЙСКАЯ НОЧЬ
Какая ночь! На всем какая нега!
Благодарю, родной полночный край!
Из царства льдов, из царства вьюг и снега
Как свеж и чист твой вылетает май!
Какая ночь! Все звезды до единой
Тепло и кротко в душу смотрят вновь,
И в воздухе за песнью соловьиной
Разносится тревога и любовь.
Березы ждут. Их лист полупрозрачный
Застенчиво манит и тешит взор.
Они дрожат. Так деве новобрачной
И радостен и чужд ее убор.
Нет, никогда нежней и бестелесней
Твой лик, о ночь, не мог меня томить!
Опять к тебе иду с невольной песней,
Невольной — и последней, может быть.
Источники текста
Первая публикация — журнал «Русский вестник», 1857, т. 12, № 11, ноябрь, кн. 2, с. 443. Стихотворение включено в состав прижизненных, сборников поэзии Фета: Стихотворения А. А. Фета. 2 части. М., 1863. Ч. 1. Автограф стихотворения — в так называемой тетради I (шифр: 14166. LXXVIIiб.10), хранящейся в рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинского Дома) Российской академии наук (с разночтениями — стих 4: «Как твой идет и свеж и ясен май!»; стих 14: «Твой зов, о ночь, не мог меня томить!» [Генералова, Кошелев, Петрова 2002, с. 480]), другой автограф стихотворения — в письме Фета В. П. Боткину от 18 мая 1857 г.
