Николай Исаев - Сексуальные преступления как объект криминологии
Использование нормативного и интерпретативного подходов позволяет рассматривать социальное взаимодействие как процесс согласования (консенсуса), с одной стороны, субъективных притязаний личности и, с другой – объективно заданных характеристик развития личности и социума.
Теоретические и методологические принципы интерпретативного подхода в рамках «символического интеракционизма» и феноменологии сформулированы Г. Блумером в статье «Методологические основы символического интеракционизма».[140] Он писал: «Первая предпосылка указывает, что люди действуют в отношении “вещей” на основании значений, которыми для них обладают вещи. Под “вещами” здесь понимается все, что человек воспринимает в окружающем мире: физические предметы… других людей… социальные категории… социальные институты… идеалы… поступки других людей… и ситуации, с которыми человек сталкивается в своей повседневной жизни. Во второй предпосылке утверждается, что значения вещей создаются или возникают во взаимодействии с социальным окружением. Третья теоретическая предпосылка указывает, что эти значения используются и изменяются в процессе интерпретации человеком окружающих вещей».[141]
Развивая интерпретативный подход в рамках антропологии, К. Гирц пишет: «…разделяя точку зрения Макса Вебера, согласно которой человек – это животное, висящее на сотканной им самим паутине смыслов, я принимаю культуру за эту паутину, а ее анализ – за дело науки не экспериментальной, занятой поисками законов, но интерпретативной, занятой поисками значений».[142] Такой интерпретативный подход он назвал «насыщенным описанием» (“thick description”) в противоположность «ненасыщенному описанию» (“thin description”), носящий простой описательный, феноменологический характер, без интерпретации возможных значений. Гирц отмечал, что интерпретации культур и цивилизаций представляют собой интерпретации второго и третьего порядка, так как интерпретации первого порядка могут быть даны только человеком, принадлежащим к данной культуре.[143]
Методологический недостаток интерпретативного подхода состоит в том, что данный подход с трудом поддается концептуальному оформлению и систематическим методам оценки, что уже отмечалось в работах К. Гирца. «Заточенная в мире своих собственных фактов, интерпретация часто предстает как обосновывающая саму себя или, что еще хуже, как обоснованная якобы большой проницательностью автора, который ее выдвигает». Положительными моментами интерпретационного подхода выступает тот факт, что «интерпретация чего угодно погружает нас в самый центр того, что она интерпретирует».[144]
Соответственно с позиций интерпретативного подхода можно говорить о двух вариантах анализа – феноменологическом, или описательном, “thin description”, и «насыщенном описании», “thick description”. И тогда нормативный или оценочный подход будет занимать промежуточное положение.
Социальные нормы формируются в рамках социальных институтов, и последние будут осуществлять контроль над их воплощением. Используя нормативную парадигму, можно говорить о разделении и эволюции социальных институтов принуждения и контроля над поведением и институтах принуждения к самоконтролю поведения. Впервые такое подразделение было проведено Н. Элиасом.[145] Так, ритуалы в традиционном обществе, институты права в современном относятся к социальным институтам контроля поведения, в отличие от философии и особенно религии, относящихся к институтам самоконтроля. В отношении индивида как члена коллектива действуют императив и табу как контроль над поведением, в отличие от личности, способной к самоконтролю на основе канонов и норм. Кроме того, исходя из определения субъекта уголовного права в ст. 21 УК РФ как лица вменяемого, т. е. способного осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими, отчетливо различаются сознание (осознавать) и волевое поведение (руководить). Таким образом, между сознанием и поведением субъекта нельзя ставить знак равенства. Фундаментальная категория воли как способности самоконтроля относится к поведенческой составляющей, и последняя не рассматривается применительно к состояниям сознания. Тогда, наряду с социальными институтами контроля и самоконтроля поведения, можно выделить институты контроля и самоконтроля воли.
На протяжении Средних веков религиозный институт христианства в Западной Европе активно осуществлял, наряду с контролем поведения, контроль сознания, что наглядно отражено в психических эпидемиях, сопровождавшихся истерическими расстройствами, диссоциативными в отношении сознания, и зрительными галлюцинациями. Здесь отмечается различие социальных религиозных институтов Востока и Запада. Восточные, в частности буддизм, даосизм, ориентированы, прежде всего, на контроль и самоконтроль сознания, в противоположность западным, ориентированным на самоконтроль поведения и рефлексию. Можно говорить об определенных закономерностях развития институтов контроля: в традиционном обществе это контроль поведения и сознания, в последующем идет разделение на контроль и самоконтроль поведения в цивилизациях Запада и контроль и самоконтроль сознания в культуре Востока. Самоконтроль поведения осуществляется за счет рефлексивных механизмов мышления, сознания – за счет различных психотехник по типу медитации.
Христианство, таким образом, ориентировано на персоналистическую, социальную личность, под которой можно условно понимать внешнюю систему ролевого поведения и внутреннюю иерархию ценностей. Такое определение при всем схематизме можно считать довольно удачным, так как в современной психологии количество даже широко распространенных «теорий личности» и, соответственно, определений личности превышает несколько десятков.[146] Самосознание, «эго», “self’ как психологическое образование – это структура, ответственная за самоконтроль поведения, но не за сознание как таковое. Принципиально иной подход к понятию личности существует в культуре Востока, где религиозные и философские институты принципиально нераздельны, слиты в единое образование и личности как таковой в сущностном аспекте в европейском понимании просто не существует.
Для западной цивилизации переход от коллективного индивида к социальной личности и персоналистической идентификации шел параллельно с восточной – образованием каст и кастовой идентификации индивида. Различное представление личности в западной и восточной цивилизациях находят отражение и в праве. На Востоке социальные институты права, как и политические институты, носят императивный характер, на Западе – нормативный. Религиозные нормы Запада воплощались в канонах церкви, границы которых были довольно шаткими и укреплялись длительное время в истории с помощью меча и огня, как, например, в Варфоломеевскую ночь. Восточный религиозно-философский синкретизм догматичен. Императивы права и догматы веры также неразделимы, ярким примером чему служит ислам, где Коран выступает основой законов шариата. Другим примером является Китайская империя времен Конфуция, который считал, что чем меньше в государстве законов, тем больше в нем порядка, тогда как на Западе в Римской империи существовали многотомные дигесты Юстиниана.
Нарушения самоконтроля поведения, нарушения социальных норм образуют широкий спектр девиантного поведения, повсеместно распространенного в современном западном мире. На Востоке подобная проблема просто не ставится, индивид интегрирован в различные социальные институты, которые контролируют его поведение, либо за нарушение законодательного императива он подвергается жестоким санкциям. Так, в большинстве мусульманских стран гомосексуальное поведение карается смертной казнью, которая в большинстве случаев реально исполняется.
Современное общество, построенное на принципах консенсуса правовых норм и морального релятивизма, которые сменяют понятия канонов и императивов, может рассматриваться только в рамках интерпретативного подхода. Основой социальной организации такого общества становится коммуникация, которая сменяет идеологию, и рефлексия как обращенность сознания на себя и обоснование собственных предпосылок[147] заменяется дискурсом. Представления о дискурсе становятся все более распространенными в гуманитарных и общественных науках. Его можно определить как: 1) указание на определенный подход изучения, 2) выражение в языке интересующего явления и логика размышления по поводу явления и 3) анализ дискурса позволяет понять, какие ценности теоретические и прагматические могут быть реализованы.[148]
