Димитрий Чураков - Победа советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов
По версии Хрущёва, Берия рассказывал, будто бы Сталина буквально шокировали новости с фронтов. В результате полученного нервного потрясения, потерявший голову диктатор бросил всё и умчался на свою ближнюю дачу в Кунцево. На ней потерявший волю и самообладание тиран робко отсиживался. А когда к нему приехали Берия и другие высшие лица партии и государства, ещё больше перепуганный Сталин подумал было, что это прибыли его арестовывать…
Вполне вероятно, что источником для захватывающего рассказа Хрущёва стало киноискусство. Во всяком случае в той атмосфере, которая чувствуется в неуклюжей байке о десанте членов Политбюро на дачу Сталина ощутимо проступает параллель с фильмом С. М. Эйзенштейна «Иван Грозный». В истории правления Ивана Грозного действительно имел место случай, когда к царю в Александровскую слободу приезжают бояре умолять возвратиться на трон, который Иван IV вроде бы как оставил в знак протеста против дурного поведения бояр. В наши дни отдельные историки и драматурги как раз и повествуют о том, что этот исторический прецедент мог подсказать Сталину идею «проверить лояльность» «своих бояр» точно таким же способом. Именно так, с налётом исторических иносказаний, объясняются действия Иосифа Виссарионовича в книге А. Мерцалова и Л. Мерцаловой «Сталинизм и война». Не следует исключать, что подобный ход мысли вдохновил и самого Хрущёва на сочинение мифа о «затворничестве Сталина».
Хрущёвская версия событий (в последующие годы её станет развивать и близкий Н. С. Хрущёву А. И. Микоян) столь основательно вклинилась в массовое сознание, что даже сталинисты поверили в её подлинность. Стремясь каким-то образом обелить своего кумира, они предложили сразу несколько встречных исторических мифов. Так, В. М. Жухрай в своей работе «Сталин: правда и ложь» оповестил читателей о сразившей вождя ангине. Ещё радикальнее действует В. П. Мещеряков. Он рисует яркую картину заговора против Сталина, повествует о стремлении некоторых вождей СССР второго плана изолировать Сталина. Как раз этим он пытается объяснить, почему 22 июня к советскому народу обратился не сам Иосиф Виссарионович, а Молотов. Этим же данный автор объясняет отсутствие подписей Сталина на некоторых официальных документах, невозможность для некоторых высокопоставленных лиц получить аудиенцию у главы Правительства.
Таким образом, Мещеряков создаёт версию ползучего госпереворота. Работа, в которой он приводит свою устрашающую картину соскальзывания СССР в пропасть безвластия, имеет броское название: «Сталин и заговор военных 1941 года». Версия заговора в верхах уязвима для критики. Вполне вероятно, что, планируя нанесение превентивного удара по СССР, Гитлер предполагал осуществление именно такого сценария. Во всех государствах, в которые вторгались его варвары, существовали т. н. «пятые колоны» – группировки внутри верхушки, не брезговавшие купить своё благополучие путём национальной измены. Но, как известно, в СССР ничего подобного не случилось. И это обстоятельство случайностью назвать совершенно невозможно. Так почему находятся «патриоты», которые измышляют разного рода небылицы на эту тему задним числом?
Первоначально, согласно уверениям Хрущёва и Микояна, получалось что Сталин потерял самообладание в первые недели войны. Испугавшись людского гнева и не зная, как оправдать свою вину перед народом, он отказался выступить по радио с объявлением о начале воны, перепоручив это Молотову. Хрущёв и его последователи вкладывают в уста Сталина паническую фразу, которая, в подправленном цензурой виде, выглядит примерно следующим образом: «То, что создал Ленин, всё это мы безвозвратно растеряли». Позже в своих воспоминаниях «Время. Люди. Власть» Хрущёв «усилит» свою версию начала войны, придав ей больше динамизма и колорита. Кроме того, Хрущёв начнёт всячески подчёркивать, будто бы Сталин, в дополнение к проявлению малодушия, ещё и добровольно отошёл своих обязанностей по управлению государством: “«Я – говорит, – отказываюсь от руководства», – и ушёл. Ушёл, сел в машину и уехал” – рассказывал Хрущёв о том, что, по его уверениям, совершил и сказал Сталин.
В той структуре власти, которую создал Сталин, роль вождя была ключевой. Тем самым, как подчёркивает историк В. В. Черепанов, Хрущёв обвинял Сталина, что своими действиями тот парализовал всю систему управления. Отсюда недалеко до вывода, который читаем в книге чеченского диссидента А. Авторханова: вождь проявил себя как дезертир. В результате ответственность за поражения первых недель войны всецело возлагалась на Сталина. Для Хрущёва было важно заявить об этом именно на XX съезде. Реакцию участников партийного форума на «разоблачение культа личности» предсказать было непросто, и, в случае сопротивления себе, Хрущёву могла понадобиться поддержка Жукова и прочих маршалов, которые были кровно заинтересованы в том, чтобы отдельные тёмные обстоятельства начала Великой Отечественной никогда не прояснились.
Именно в таком виде версия о «прострации Сталина» стала обсуждаться диссидентами на их «кухонных митингах» 1960—1970-х годов прошлого века. В таком виде её внедряли в головы жителей Советского Союза в тот период, когда политика «гласности» позволила апеллировать к зарубежным историкам. В частности, когда прежние отечественные учебники потеряли доверие, а новых пока не появились, известность получил учебник француза Николя Верта. В нём сообщалось как раз о продолжительном, фактически двухнедельном отсутствии Сталина.
Однако в период своего максимального расцвета в 90-е годы XX века хрущёвская версия встретила неожиданную преграду. В 1996 году в «Историческом архиве» был обнародован журнал посещений кремлёвского кабинета Сталина. Из публикации следовало, что в начальный период войны Сталин активно работал у себя в рабочем кабинете, ежедневно принимал множество посетителей.
Можно было подумать, что миф тут же сдуется, его можно будет передать в музей лжи и человеческих заблуждений. Но адепты хрущёвской версии наши для себя лазейку. Если нельзя доказать двухнедельное «кунцевское сидение», то нужно попробовать защитить хотя бы сам факт панических настроений. Дело в том, что в журнале посещений имеется совсем небольшая временная лакуна: в ней записи заканчиваются 28-го июня, а вновь начинаются – только 1-го июля 1941 года. И вот генерал Д. А. Волкогонов рассказывает своим читателям уже не о неделях, а всего лишь о трёх днях, в течение которых «первое лицо в государстве пребывало в прострации и не руководило страной».
Однако и в таком, ощутимо урезанном варианте хрущёвская байка долго не прожила. Дело в том, что из этой схемы с очевидностью сразу же выпадает 29 июня. В этот день Сталин деятельно трудился над «Директивой СНК СССР и ЦК ВКП (б) партийным и советским организациям прифронтовых областей о мобилизации всех сил и средств на разгром фашистских захватчиков». Результат коллективного мозгового штурма, Директива была подписана в тот же день и сыграла важную роль в превращении страны в единый военный лагерь. Кроме того, как доказывает реконструкция В. Черепанова, 29 июня Сталин два раза посетил в Наркомат обороны. Там состоялось «выяснение отношений» между политическим и военным руководством СССР. Глава Правительства был в ярости от последствий бездействия наркома и начальника Генштаба. В историографии утверждается даже, что своей грубостью Сталин довёл генерала Жукова до слёз – в остальных случаях крепкого и не склонного к сантиментам человека.
Изучая мемуары участников переговоров, прошедших в тот день в Наркомате обороны, В. Черепанов отмечал: «Авторы мемуаров упустили или умолчали один, но принципиально важный момент. Речь идёт о проявлении первых разногласий между политическим и военным руководством страны и о пресечении Сталиным возможного раскола… Сталин, как мудрый политик, в этот тяжёлый час предпринял попытку объединить усилия политического и военного руководства, подчеркнув безусловный приоритет первого. Хотя сделал он это в очень жёсткой форме. Но ситуация сложилась такая, что уговаривать подчинённых не было времени».
Для Тимошенко и Жукова главным итогом визитов к ним Сталина 29 июня станет скорая потеря их высокого положения (правда «опалой» произошедшее с ними не назовёшь, поскольку оба полководца останутся в самой гуще событий на фронте). А для самого Сталина, вероятно, таким итогом стала идея создания органа, который бы объединил руководство фронтом и тылом, а заодно – позволил лучше контролировать деятельность военных.
Из гладкой схемы, выстроенной Волкогоновым, необходимо так же изъять 30 июня. Дело в том, что как раз в этот день был образован Государственный комитет обороны, в формирование которого Сталин принял самое живейшее участие.
Усечённая версия о «прострации» Сталина сводится к тому, что глава государства и партии «пребывал в нерабочем, стрессовом состоянии» исключительно вечером 29-го и, пожалуй, в начале 30-го июня. Тем самым речь идёт о всего нескольких часах. Но, если разбираться дальше, эти часы могли быть использованы Сталиным на доработку положения о ГКО. Наконец Сталину могло понадобиться элементарно выспаться.
