Фрида Нильсон - Меня удочерила горилла
– Я беру говяжье филе. Оно самое вкусное, – сказала она.
Немного подумав, я выбрала.
– Цыплёнок по-королевски и сладкий напиток, – сказала я, захлопнув меню.
Я понятия не имела, что значит «по-королевски». В приюте нам иногда давали курицу с белым соусом.
Оказалось, «по-королевски» – это очень вкусно! В соусе были грибы. Я пыталась есть не торопясь, но у меня получалось с трудом. Цыплёнок был превосходный. Та же проблема была у Гориллы. Несколько раз она откладывала вилку с ножом.
– Не-е, – чавкала она с полным ртом. – Нельзя так набрасываться на еду, это вредно для желудка.
– Никогда не ела такой вкуснятины, – сказала я. – А ты?
Горилла кивнула и улыбнулась, пытаясь удержать во рту ломтик картошки.
– Да, шикарно жить не запретишь. Дела у нас идут как по маслу, а филе просто тает во рту. Мир прекрасен!
Официант привёл новых гостей и усадил их за соседний столик. Это была светловолосая кудрявая дама с длинными розовыми ногтями и её толстый муж в подтяжках. У него были очень короткие волосы, стоявшие ёжиком на круглой голове.
– Добрый вечер, – вежливо поприветствовала их Горилла, подняв бокал. Я ужасно ею гордилась.
Мужчина попробовал улыбнуться, а дама сделала вид, что не заметила.
– Не вздумай с ней разговаривать, – тихо сказала она. – Пьяницам достаточно сказать слово, и они будут к тебе весь вечер приставать с разговорами.
Горилла поморщилась и снова принялась за картошку. Я подцепила вилкой шампиньон, но есть расхотелось. Уголком глаза я видела, что люди за соседним столиком пялятся на нас.
– Бедный ребёнок, – прошептала дама. – И как только государство позволяет таким растить детей? У девочки даже туфель приличных нет.
Горилла занервничала и со звоном уронила на пол вилку.
– Ой! – сказала она и смущённо улыбнулась соседнему столику. Она быстро подняла вилку, вытерла её о панталоны и продолжила есть.
У дамы сделался такой вид, будто ей в тарелку положили содержимое выгребной ямы.
– Ты видел? – снова прошептала она, дёрнув мужа за рукав. – Как они вообще пустили её в ресторан?! Посмотрим, что они скажут, когда у неё не хватит денег, чтобы оплатить счёт. Что-то мне есть расхотелось.
– Да уж, – согласился мужчина. – Давай сделаем вид, что мы их не замечаем.
Но дама схватила сумочку и вынула оттуда сто крон.
– Мы должны помочь ребёнку, попавшему в тяжёлое положение, – сказала она. И со сладкой улыбочкой обратилась к Горилле: – Это благотворительный взнос на новые туфли для девочки.
Горилла уставилась на деньги.
– Только смотри не пропей! – строгим голосом добавила дама. – А потрать на хорошее дело.
Я покраснела как помидор. По-моему, на нас смотрел весь ресторан. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Еда просилась обратно, а Горилла так и уставилась на деньги.
Она тяжело дышала, живот ходил ходуном, словно ей не хватало воздуха.
– Надень кепку, – прорычала она.
Я удивлённо взглянула на неё.
– Что?
– Я разве не говорила тебе, чтобы ты не снимала кепку во время ужина?! – взревела она.
– Нет… – не успела я ответить, как Горилла перебила меня:
– Неправда! Делай, как тебе старшие говорят!
Дама в ужасе отдёрнула руку с деньгами. Я надела кепку.
– Так-то лучше, – пробормотала Горилла. – И чтобы за столом кепку не снимала.
Я, кажется, поняла, в чём дело. А дама и её муж смотрели во все глаза.
– Хватит тут прикидываться хорошей девочкой! – продолжала Горилла. – Ешь вилкой, нож только мешает.
– Извини, – сказала я, пряча за салфеткой улыбку.
– А ну прекрати! Таким малявкам, как ты, салфетки не полагаются! Я в твоём возрасте рукой утиралась, и ничего.
Она взяла рукой ломтик картошки и положила в рот. Я еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Пришлось отвернуться и сделать вид, что я кашляю. Я была не готова к такому спектаклю.
Когда я отсмеялась, глаза у меня были мокрыми от слёз.
– Извини, – пропищала я. – Совсем забыла.
– Забыла она! – рявкнула Горилла так, что картошка полетела у неё изо рта. – А ну, давай, клади локти на стол. Ты мой ребёнок и будешь такой же, как я!
Я покорно вытянулась вперёд и положила локти на стол.
– То-то же, – сказала Горилла, собираясь положить на стол ногу. Но её остановил недовольный взгляд усатого официанта, проходившего мимо.
– Ладно, – пробормотала она. – Можешь ещё немного покачаться на стуле. Уж я из тебя выбью эти приютские манеры. Тоже мне чистюля нашлась, вот я тебя в грязи поваляю! А теперь – десерт. Будешь пить коньяк.
Горилла повернулась к соседнему столику, за которым сидели с раскрытыми ртами дама и её муж.
– Позвольте угостить вас персиковым мороженым? Заодно о жизни поговорим!
Те лишились дара речи. Дама бросилась к выходу, а муж прокашлял что-то насчёт неоплаченной парковки. Спустя мгновение их и след простыл.
Горилла подмигнула мне.
– А теперь – десерт!
Домой мы ехали молча. За время, проведённое на свалке, я успела забыть, что́ думают о Горилле люди, которые её не знают. Казалось, с того момента, как я впервые её увидела и ужаснулась дурацким панталонам и страшной ухмылке, прошла целая вечность.
Горилла была не такая, как все. Она редко воротила нос от чего-то и никогда без нужды не повышала голос. Она всегда оставалась самой собой, и я больше не хотела, чтобы она изменилась. Пусть лучше другие меняют свое отношение.
Горилла покосилась на меня.
– Ты расстроилась? – спросила она.
– Нет, – ответила я, покачав головой.
По идее, я должна была расстроиться. Но почему-то мне не было никакого дела до этой дамы и её денег. Она наверняка была расстроена гораздо больше, чем я, потому что её романтический ужин в ресторане не удался.
– Люди есть люди, – сказала я.
Горилла захохотала как сумасшедшая.
– Лучше не скажешь, – согласилась она и выжала газ. – До чего же умная малышка мне досталась!
Новые беды
«Мир прекрасен!» – сказала Горилла, когда мы сидели в ресторане. Но она ошибалась.
На следующий день после ужина в ресторане мы сидели дома, дождь барабанил по крыше. Горилла читала книгу, купленную в «Букинисте», – «Приключения Оливера Твиста». Она её уже читала, но ей так понравилось – хоть ещё сотню раз перечитывай. Никто не любил книги так, как она. Однажды я решила посчитать, сколько книг у нас в доме, – просто из любопытства. Горилла тем временем стояла рядом и утверждала, что не более пятисот. Представляете, как она удивилась, когда я насчитала три тысячи сто две штуки!
Я сидела у Гориллы в кровати и листала книгу о знаменитых гонщиках, которую я нашла, пока пересчитывала книги. Поскольку я сама училась водить, мне хотелось узнать о тонкостях этого дела от самих мастеров.
Время от времени Горилла поглядывала на меня.
– Тебе надо обязательно прочитать эту книгу, – сказала она. – Там есть такие моменты! Вот, посмотри.
Она протянула мне «Оливера Твиста» и ткнула чёрным пальцем в какое-то слово.
– Ты только взгляни, – сказала она. – Здесь написано по-старому: «безпечность». Правда интересно? Сейчас пишут иначе: «беспечность».
Странно: она обратила внимание именно на это слово – и буквально через несколько секунд нашей собственной беспечности пришёл конец. Начались долгие злоключения.
В дверь постучали. Отложив книгу, Горилла удивлённо спросила:
– Кто бы это мог быть? Сегодня же воскресенье.
Не успела она подойти к двери, как постучали опять, теперь уже громче.
– Открываю! – крикнула Горилла, поворачивая ключ. – Вы мне дырку в двери пробьёте.
У меня неприятно засосало под ложечкой: на крыльце стоял Турд, он всё-таки вернулся.
Он был мокрый, как губка, которую только что достали из воды. Поля коричневой шляпы поникли.
– Может, пустишь меня на порог? – поинтересовался он, пытаясь перекричать дождь.
Горилла подбоченилась.
– Даже не знаю! – крикнула она в ответ. – Мог бы оставить меня в покое хотя бы в выходные.
– Ох, – Турд ввалился в дом. Он снял шляпу и встряхнул её. Капли воды долетели до раскалённой печи и зашипели. Турд откинул со лба слипшиеся волосы. Увидев меня, он улыбнулся.
– Привет! – поздоровался он. Его серые глаза были плоскими и застывшими, как у мёртвой рыбы.
Горилла загородила меня грудью.
– Тебе сказали, оставь её в покое, – грозно скомандовала она.
Я схватила большую попону, которой Горилла накрывалась ночью, спряталась под ней и наблюдала за ними сквозь дырку.
Турд сделал несколько шагов по комнате. Положив шляпу на табуретку, он осмотрелся: горы книг, немытая посуда на полу, разбитые окна.
– Вот, значит, как ты живёшь. Замечательно, – сказал он, хотя голос его выражал обратное.
